Дрейф. Вдохновляющая история изобретателя, потерпевшего кораблекрушение в открытом океане - Стивен Каллахэн

Приближается закат, небо становится все темнее. Когда «Соло» скользит по ущельям между волнами, солнце скрывается за горизонтом. Оно опускается все ниже и ниже и, наконец, тонет на западе. Над «Соло» опускается ночь. Кажется, что волны и ветер ночью усиливаются.

Я не могу разглядеть приближающиеся волны: они возникают прямо перед нами внезапно, и вдруг они уже здесь и с силой обрушиваются на нас. Затем снова убегают в темный мир, так стремительно, что я почти не успеваю осознать полученный удар.

Более десяти тысяч миль и полтора перехода через Атлантический океан мы с яхтой составляли друг другу компанию. Она видала и покруче. Если дела пойдут хуже, я предприму штормовую тактику: уменьшу парусность, а потом либо лягу в дрейф, либо пойду по ветру. Погодный предсказатель «Pilot charts» обещает для этой части южной Атлантики и этого времени года редкие волны небольшой силы. Сила ветра может достигать семи баллов. Этого достаточно для того, чтобы испортить прическу и обеспечить морское купание прямо на палубе, но недостаточно, чтобы расстроить мои планы. Примерно через две недели я буду лежать на горячем карибском солнце с холодным ромовым пуншем в руке, а «Соло» будет покачиваться на якоре со свернутыми парусами рядом с каким-нибудь утыканным пальмами пляжем.

К счастью, мне редко приходится выходить на палубу. Я поднимаюсь туда, только чтобы зарифить паруса или поменять стаксели. На моей яхте есть внутреннее рулевое управление и центральный пульт информационных приборов. Я сижу под плексигласовой крышкой, которая выглядит как квадратная кабина реактивного самолета. Отсюда я могу управлять яхтой при помощи внутреннего штурвала, регулировать паруса, дотягиваясь через открытый кокпит до судовых уток и лебедок, расположенных рядом с люком, наблюдать – и все это одновременно. Кроме того, можно сверяться с картой на столе, болтать по стоящему рядом радиоприемнику или готовить еду на камбузной плите – и все это не сходя с места. Несмотря на морскую акробатику, каюта остается сравнительно комфортабельной. За исключением капель, просачивающихся через трещины люка, здесь сухо. Воздух тяжелый, сырой от приближающегося шторма, но лакированное дерево каюты тепло мерцает в мягком свете. В срезе древесины я могу разглядеть причудливые очертания животных, людей, спутников. Они успокаивают меня. То малое количество кофе, которое я умудряюсь донести в ходящей ходуном чашке до рта, согревает и помогает сохранять бодрость. Мой желудок, изготовленный из устойчивого к коррозии и взрывам, невосприимчивого ни к чему сплава, совершенно не стремится на диету из крекеров. Я ем до отвала и усердно планирую обед на день рождения, который наступит через два дня. По причине отсутствия духовки я не смогу испечь пирог, но могу попробовать сделать блинчики с шоколадом. Сделаю карри с кроличьей тушенкой, игнорируя французское суеверие, что даже малейшее упоминание о кроликах (lapin) гарантирует экипажу ужаснейшие беды.

В своем плавучем гнезде я чувствую себя в безопасности, но шторм вновь пробудил мои опасения, дремлющие уже неделю. Каждая проносящаяся мимо трехметровая волна несет больше тонн воды, чем в самых смелых моих фантазиях. Ветер свистит на палубе и в снастях. Время от времени корму яхты подкидывает, она подставляет нос ветру, словно хочет увидеть ударяющего ее хулигана. Ослабленный стаксель с грохотом и хлопками треплется на ветру, затем натягивается, и «Соло» разворачивается, чтобы продолжить свой путь. В моем сознании мелькнуло ужасающее видение накатывающей волны-убийцы.

Вызванная совпадением волн, идущих в различных направлениях и с разной скоростью, эта бродячая катастрофа может вырасти в четыре раза выше средней волны. Она способна швырять «Соло» туда-сюда, как детскую игрушку. Сходящиеся в одном месте подошвы волн могут образовать глубокую впадину, в которую мы можем провалиться. Такие аномалии часто наступают с разных сторон, образуя вертикальные утесы, с которых волны скатываются бурными лавинами.

Шесть месяцев назад «Соло» столкнулся с подобным проявлением шторма рядом с Азорскими островами. Небо исчезло, через люк палубы не было видно ничего, кроме мутной морской зелени. Яхта выправилась, и мы продолжили путь, но это было хорошей встряской. Мои книги и секстант перепрыгнули через высокие ограничители, ударились о ломберный столик и раскололи его бортики. Если бы они не ударились о стол, то могли угодить мне в лицо. Мне здорово повезло, но впредь надо быть осторожней.

Катастрофа в море может произойти в один миг, без предупреждения, или же разразиться после долгих дней предчувствия и страха. Это не обязательно случается, когда море неистовствует, вода может быть ровной и гладкой, как лист железа. Удар может обрушиться в любой момент, и при спокойном море, и в шторм, но море никогда не делает этого из злобы или враждебности. Оно не ведает ни ярости, ни гнева. Но оно и не проявляет доброжелательного участия. Море просто существует – беспредельное, могучее и равнодушное. Однако безразличие стихии не обижает. Более того, это одна из главных причин любви к мореплаванию: море делает столь очевидной ничтожность маленького меня и всего человечества.

Я смотрю, как бурлящий, фосфоресцирующий кильватерный след «Соло» прокладывает путь среди кувыркающихся волн, и задумчиво говорю себе: «Могло бы быть хуже». И тут же голоса из прошлого напоминают: «Каждый раз, когда ты повторяешь эту фразу, дела неизбежно ухудшаются». Я думаю о вероятности шторма, предсказанного «Pilot charts». Эти сведения среднестатистические, вычисленные по данным судов. По всей видимости, усредненные показатели силы шторма в действительности занижены и искажают истинную картину. Надо полагать, что капитан, получив предупреждение о начале шторма, вряд ли спешит направлять свое корыто в самый центр урагана, чтобы взбодриться и глотнуть там свежего воздуха. По всей видимости, мне предстоит несколько неспокойных деньков.

Проверяю свое оборудование, чтобы убедиться, что все закреплено и в порядке, насколько это может сделать дурень в штормовом море. Осматриваю корпус, палубу, переборки, оборудование и все крепежи моей деревянной табакерки. Чайник наполнен, чтобы можно было сделать кофе или горячий лимонад. Кусок шоколада лежит под рукой, рядом с рацией. Основные приготовления завершены.

Сейчас около 22:30 по Гринвичу. Висит полная луна, белая и неподвижная, ей нет дела до бурного моря. Если погодные условия продолжат ухудшаться, то придется идти южнее. На данный момент я больше ничего не могу сделать, так что ложусь отдохнуть. В 23:00 встаю, раздеваюсь, оставляя одну только футболку. Снова ложусь. Футболка, часы на запястье, кусок китового уса на шнурке – на шее. Это вся одежда на следующие два с половиной месяца.

Яхта мчится вперед, петляя меж стремительных вершин, ее киль цепляется за уклоны, как горная козочка, левый борт прижимается к черному, бурному океану. Я устроился в своей койке, защищенной от ветра брезентом, и раскачиваюсь, как в гамаке.

БАМ! Приглушенный взрыв перекрывает треск древесины и рев моря. Я вскакиваю. На меня обрушивается вал воды, я словно неожиданно оказался на пути неистовой реки. Спереди, сзади – откуда она берется? Исчезла половина борта? Нет времени думать. Нащупываю нож, который воткнул в обшивку рядом со штурманским столиком. Вода доходит уже до пояса, и нос яхты погружается. «Соло» останавливается и начинает погружаться в пучину. Яхта тонет, тонет, ТОНЕТ! Мой мозг отдает приказы: отвязать аварийный комплект! Моя душа кричит. Ты потерял ее! Я задерживаю дыхание, погружаюсь, нахожу крепежные ремни, которыми привязано аварийное снаряжение. Сердце стучит, как свайный молот. Из-за тяжелой работы воздух быстро выходит из легких, сознание борется с конечностями за возможность вдохнуть. Меня окружает абсолютная темнота и хаос. Прочь, выбирайся, яхта тонет! Птицей взлетаю на поверхность, толкаю люк и выбрасываю свое дрожащее тело на палубу, оставив надежду позади.

С момента удара прошло меньше тридцати секунд. Нависнув носом над своей могилой, яхта как бы замирает. Вокруг лодыжек бурлит море. Разрезаю крепежные ремни, удерживающие контейнер спасательного плота. Мысли бьются в моей голове, эхо, как в пещере. Может быть, я ждал слишком долго. Может быть, пришло время умереть. Утонуть… умереть… раствориться без следа. Вспоминаю инструкцию к надувному спасательному плоту: вывалить за борт увесистую сотню кило до того, как надуть. Да кто сможет управиться с таким весом, крутясь носом вниз? Времени нет, быстрее – яхта тонет! Дергаю. Первый рывок, второй – и ничего, ничего! Вот и все. Конец моей жизни близок – совсем-совсем скоро. «Давай же, ублюдок!» – ору я на упрямый контейнер. Я делаю третий, сильный рывок, и плот с громким шипением надувается. Волны, прокатившись по всей палубе, помогают мне спустить плот за борт, на воду. Развернувшийся плот скачет на волнах у кормы. За считаные минуты мой «Соло», ладный маленький корабль, превратился в полузатонувшую развалину. По-пиратски зажав в зубах нож, запрыгиваю на плот и тут замечаю, что кинокамера, закрепленная на корме, заработала. Ее красный глаз мигает. Кто режиссер этого адского фильма? Освещение скудное, но драматизма хоть отбавляй.