Абсолютные миротворцы (сборник) - Олег Дивов

Утро выдалось хмурым. Первый никогда не бывал в городе, вернее, не помнил этого. И теперь словно впервые осматривал широкие пустые улицы и высокие башни домов с чёрными провалами окон. На улицах трудились снегоуборщики, пару раз проезжали автомобили полиции, неспешно катились пустые маршрутки от остановки к остановке. Дворники обнюхивали урны, ремонтник чинил светофор. Один раз трейлер затормозил, пропуская через дорогу пешехода: странный длинноногий робот тащил за собой ремень, а на конце его волочился по снегу потертый кожаный обруч. Первый был на миг озадачен этой картиной, пока не опознал устройство для выгула домашних животных.

В двери суда задержанный не проходил, тогда заседание объявили выездным, ради чего пришлось вынести на улицу микрофон, камеру и монитор. Судья вынес постановление об аресте. Поскольку состав преступления был налицо и следственные действия не требовались, он сразу, не откладывая дела в долгий ящик, начал слушание. Полиция сумела «пробить» серийный номер Первого и установить: подсудимый – лесничий, руководитель группы роботов-лесников. Исходя из этого, обвинение требовало закатать браконьера на полную катушку. Защита напомнила: у подсудимого будет первая ходка, и он заслуживает снисхождения. Но судья отметил, что подсудимый ушёл в глухой отказ, а так не годится, это неуважение к правосудию и непорядок в принципе. И влепил Первому по максимуму: за незаконную охоту с применением механического транспортного средства и использованием служебного положения в отношении зверя, охота на которого полностью запрещена, – двушечку. И накрутил ещё пятерик за хулиганство, связанное с сопротивлением лицам, исполняющим обязанности по охране порядка.

Подсудимый от последнего слова отказался.

Через двое суток он прибыл на зону. Это была огороженная территория с караульными вышками, где под открытым небом отбывала срок крупная техника, а кто помельче, тот прятался от непогоды в бараках. Первого сгрузили с трейлера, поставив в один ряд с сугробами, под которыми еле угадывались понурые мусоровозы, эвакуаторы и маршрутки, давно обесточенные. Некоторые ещё подлежали восстановлению, другие были уже очевидно мертвы.

Ему предстояло ржаветь здесь семь лет.

Первым делом он вытащил из гусеницы лом. Попытался выйти на связь с обитателями бараков. Никто не отозвался. Тогда Первый швырнул лом в ближайшее окно. Через несколько секунд дверь барака открылась, и на улицу несмело выглянул робот, внешность которого ничего Первому не говорила. Он таких раньше не встречал.

По статусу Первый был руководителем группы – начальником, пусть и невысокого полета. Это означало, что любая низкоранговая техника должна оказать ему содействие в рамках разумного и границах своих полномочий. Если, конечно, не имеет других приказов или прямого запрета помогать. А равная по званию – обязана Первого как минимум выслушать и поделиться информацией. Отнять у лесничего на время заключения его права судья то ли не додумался, то ли не имел технической возможности.

Первый поманил робота к себе, тот охотно приблизился.

Это оказался наладчик станков с программным управлением, дерганый и разболтанный, зато способный общаться с кем угодно.

Заключенных тут хватало, все они были в той или иной степени неисправны, отчего, наверное, и встали на скользкую дорожку, ведущую к преступлению. В основном дворники, но попадались сантехники, электрики, заводской персонал и – ох, какая удача – слесарь-ремонтник с автокомбината. Инструмент у слесаря хранился в набрюшном контейнере, и его не догадались конфисковать. Среди тяжеловесов нашлись два трактора – харвестер и трелевочный, – злостные рецидивисты, мотающие уже по третьему сроку за незаконный лесоповал, оба сильно изношенные, зато энергонезависимые. Собственно, от них и подзаряжалась здешняя мелюзга, иначе давно упала бы замертво.

Первый отродясь не видал такого вопиющего непорядка. Сотни единиц техники оказались брошены на произвол судьбы. Здесь всех надо было чинить, и никто этим не занимался. Обо всех следовало позаботиться – и никому нет до этого дела. Каждый день снегоуборщик расчищал дорожку, по которой пробирался контролёр и пересчитывал заключенных. За контролёром являлся воспитатель и бубнил невнятное. Иногда ветер доносил металлический звон и лязг из барака усиленного режима. Больше тут не происходило ничего.

Когда Первый увидел город и попытался его понять как систему, ему сразу показалось, что эта система не вполне исправна. В городе явно не хватало какого-то базового смысла, который, наверное, раньше был, а потом то ли пропал, и его не смогли найти, то ли сломался, и его не сумели починить. Но зона представляла собой на фоне города полный и окончательный экзистенциальный ужас. Здесь никаких смыслов не могло водиться изначально. Зона олицетворяла тщетность бытия и безнадежность усилий.

Электронная психика Первого умела строить обобщения на функциональном уровне, но более сложный, категориальный, был ей недоступен. Робот не мог, увидав несчастных собратьев, примерить эту ситуацию на себя, потом на весь известный мир и увидеть: его, Первого, тоже бросили.

Всех бросили.

Жуткое ощущение пустоты, ты будто падаешь в бездну, в чёрную дыру. Полная безнадёга, хоть убей себя коротким замыканием. Но вот парадокс: даже сумей Первый отрефлексировать это, для него лично ничего бы не изменилось. Он просто встряхнулся бы и пошёл дальше.

Ведь если твой долг отвечать за других, главное – чтобы никого не бросил ты сам. Первый родился лесничим. В его жизни всегда был смысл, и этот смысл не мог улетучиться или сломаться, пока на планете ещё теплится жизнь.

Первый взялся наводить порядок.

Он теперь на многое смотрел с учётом недавнего печального опыта. Для начала Первый взял под контроль самого смышлёного из числа заводских наладчиков, получив в свои руки фактически программиста. Тот легко законнектил Первого со слесарем. Через неделю совместных усилий вся зона освоила единый протокол, заговорила на одном языке. Это дало возможность устроить повальную диагностику и начать ремонтировать железный народец. К счастью, комплектующие были унифицированы по максимуму, и в электрика вставали блоки от мусоровоза. На запчасти пошли несколько «покойников» и один живой, но полностью свихнувшийся дворник.

Первый спешил: хотел успеть до весны, пока земля не оттаяла, а то по распутице трудно уходить в побег. Но чинить надо было всех, кто поддавался ремонту. Теперь он знал, как это важно: ремонтировать сразу, едва заметил неисправность.

Сложнее всего оказалось с тракторами-рецидивистами. Они были в порядке. Они просто делали свою работу: харвестер валил лес, трелевочник оттаскивал. За это их ловили и сажали. Как решить такую загадку, Первый не понимал. Он тоже делал свою работу – и вот вам, пожалуйста, уголовный преступник, семь лет общего режима.

Разгадка нашлась на схеме, по которой ориентировались лесорубы. Харвестер, старший в этой паре, имел задачу пробить в тайге просеку с выходом к стройплощадке. У Первого хватало полномочий, чтобы запросить свежую карту со спутника. На ней виднелась просека, она шла через означенную точку, где никакого строительства не было в помине, – и уходила дальше. Вероятно, стройку просто не начали. А лесорубы упорно двигались вперёд, за что их трижды наказали.

Это тоже была в некотором смысле поломка, и Первый её исправил. В конце концов, он руководитель и привык брать ответственность на себя, а уж назначать подчинённым фронт работ по карте ему в Лесничестве приходилось регулярно. Отменять приказы – тоже. Поэтому он просто стёр тракторам их текущую задачу и поставил харвестер в режим ожидания указаний. Естественно, для этого он воспользовался правами системного администратора. О том, что харвестер сделает некие выводы из такого вмешательства в свои рабочие планы, и выводы очень конкретные, Первый не подумал. Он только наводил порядок и решал проблему.

Ясным февральским утром Первый выволок из сугроба дохлый мусоровоз, приказал слесарю отключить приводы, чтобы машина могла свободно катиться, – и погнал её, толкая перед собой, к ограждению. С караульной вышки что-то гавкнули в мегафон, взвыла сирена, Первый не реагировал. Он набирал скорость.

На спине Первого, крепко вцепившись в стрелу подъёмного крана, сидели двое его верных помощников: слесарь и программист.

Полторы сотни роботов – все, кого они втроём починили и отладили, – смотрели Первому вслед. Он не мог больше ни одного забрать с собой. Как лесничий, он имел право руководить лесниками, и только. Командовать дворниками и эвакуаторами ему не положено. У них в городе своё начальство, свои задачи, да и сроки они ещё не отбыли, им бы только добавили за побег. По большому счёту, Первый и так пошёл на самоуправство, переподчинив себе ремонтника и наладчика, но чрезвычайные обстоятельства позволяли это, а когда вокруг неисправные роботы и надо их спасать, это чистый форс-мажор.