Военный чиновник - Подшивалов Анатолий Анатольевич

– Я понимаю, что это не совсем ваш профиль, господин полковник, – не унимался я, – но, может, вы посоветуете использование релейной вычислительной машины для расчета координат при артиллерийской стрельбе. Я понимаю, что она займет большое помещение, и даже на самый большой броненосец ее скорее всего не поставить, но, может быть, перспективно использовать ее для расчета таблиц стрельбы фортов Кронштадта?

– Я не артиллерист, – заметил полковник, – но мне кажется, такие таблицы давно рассчитаны, и в какой-то мере эффективность стрельбы кронштадтских позиций охладила пыл англичан, когда они мобилизовали свой Гранд Флит и хотели послать его бомбардировать Петербург после обострения обстановки на южной границе Империи. Поняв, что это не Александрия, форты которой они разнесли в клочья огнем с моря, гордые бритты отказались от этой идеи, узнав, насколько защищен Петербург орудиями фортов Кронштадта. Да и с артиллерией ничего не выйдет – существуют линейки и планшеты, которые проще и лучше подходят артиллеристам, а фарватер Финского залива давно пристрелян береговыми батареями.

Мы еще поговорили о математике, но уже стало ясно, что идея с релейной вычислительной машиной еще не созрела – ей нечего делать в этом времени.

Вот такой бывает «горькая участь попаданца» – он думает, что аборигены будут слушать его раскрыв рот и внимать каждому слову новоявленного «гуру». Ан нет, им его прорывные технологии и вовсе не нужны, не созрело еще до них общество. Вот в тридцатых годах двадцатого века вычислительная машина Штибица на четырех с лишним сотнях реле была востребована, пусть и на одно действие уходило около минуты. Быстродействие удалось повысить, доведя количество реле до полутора десятков тысяч, но уже были на подходе ламповые ЭВМ, и релейные машины тихо умерли. А ведь во время Второй мировой войны усовершенствованная машина Штибица, сотрудника американской компании «Белл», участвовала в опытах по обеспечению противовоздушной обороны, а ее последняя модель так и называлась – «баллистическая», думаю, не надо объяснять, почему.

Потом полковник-шифровальщик ушел, а я остался в кабинете Агеева. Агеев смотрел на меня сочувствующим взглядом.

– Ну, вот видите, дорогой Александр Павлович, все же надо предварительно обращаться к специалистам, – сказал мой будущий начальник (а может, уже и нынешний, с чего это он мне предложил принарядиться перед визитом к генералу Обручеву), – а то бы конфуз мог выйти в кабинете Николая Николаевича. Но мы туда все равно отправимся, поскольку вы должны собственноручно подать прошение о приеме на службу, моя виза на бумаге уже есть, и она, как вы можете убедиться, положительная.

Потом мы прошли в кабинет Обручева, где полковник Агеев официально представил меня как кандидата на должность его зама по техническим вопросам, а я подал генералу бумагу с визой Сергея Семеновича.

– Ну что же, молодой человек, прошение ваше будет рассмотрено сегодня же, поскольку мне через час назначен доклад государю, в том числе и о технических разведочных делах, – сказал генерал, принимая мое прошение о приеме на службу. Полковник Агеев сегодня же проинформирует о решении его императорского величества относительно вашей кандидатуры, и, если решение будет положительным, ознакомит вас с первым заданием. И вот еще что, поскольку вы у нас известный изобретатель, хочу предупредить, что все ваши изобретения, сделанные в период нахождения на государственной службе и имеющие военное значение, будут принадлежать Российской империи. Естественно, в том случае, если они будут оценены как имеющие пользу для военного дела. В таком случае за передачу прав по изобретению вам полагается денежное вознаграждение, продвижение по службе или награждение орденом. Надеюсь, вам это понятно?

Услышав, что понятно, и я согласен послужить на благо Отечества, генерал кивнул и дал нам осознать, что аудиенция окончена.

Про себя же я подумал, выходя из кабинета начальника Главного Штаба, что как же хорошо, что привилегии на СЦ, ТНТ, да и на газовую маску были получены до моего поступления «под крыло» Агеева. Кстати, а ведь он мне обещал свободу творчества и патентование изобретений. Как же так? Видимо, полковник понял, какие сомнения меня терзают:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Александр Павлович, когда мы с вами говорили о ваших правах на военные изобретения, я имел в виду, что ваше авторство, безусловно, будет сохранено, хотя, возможно, некоторые изобретения будут засекречены, – убеждал меня полковник в ответ на напоминания о нашем предварительном разговоре. – Но вы же получите за них вознаграждение, не так ли?

Я кивнул головой. Все так, но чувство, что меня «развели», осталось. Хорошо еще, что с релейной машиной так вышло. Представим, что я потратил весь свой капитал на ее создание, а такой вот полковник-шифровальщик сказал бы, что для военного дела она бесполезна. И что? Плакали мои денежки? Подарить ее потом университету, где ее раздербанят на релюшки для физических опытов? Нет, благодарю покорно, я как-нибудь без этого проживу, а, если машина не нужна, значит, время ее не настало… У Беббиджа же полвека назад тоже ничего не получилось – машину разобрали на шестеренки, а то, что сейчас показывают в Британском музее – это реконструкция…

С такими мыслями я тащился по коридору за Агеевым, когда он предложил мне пойти пообедать в офицерскую столовую, здесь же, в штабе.

– Лучше подождем возвращения генерала Обручева от государя, заодно и попробуете наших разносолов, – сказал полковник. – Поскольку в прошлый раз вы меня потчевали, то сегодня приглашаю я.

Столовая произвела приятное впечатление чистотой и выбором блюд, хотя, поскольку шел предрождественский пост, то меню было постным, а вот таких щей с грибами я вообще никогда не ел. Пока ели да неспешно пили чай с лимоном, прошло полтора часа.

После обеда пошли к Агееву, говорили еще часа полтора о порядках в Главном Штабе, из чего я сделал вывод, что полковник уже числит меня своим замом. Потом сидели в приемной у Обручева, наконец, через час генерал появился и пригласил нас зайти.

– Поздравляю вас чином коллежского асессора по Военному министерству, Александр Павлович, и с назначением заместителем полковника Агеева, – торжественно сказал генерал. – Указ будет сегодняшним днем, и старшинство в чине пойдет так же, а бумагу из Канцелярии ЕИВ о пожаловании чином получите позже, когда ее подготовят. И еще, мне показалось, что государь уже наслышан о вас, так как обычных в таком случае вопросов он не задал вообще.

Когда мы вышли от генерала, Агеев обратился ко мне:

– Поздравляю, ваше высокоблагородие, – подмигнул мне Агеев, – когда проставляться будете?

– Да хоть сейчас, – ответил я в том же веселом тоне, – но вообще-то, как положено, когда от вас звездочки получу, раз уж чиновникам погоны не положены[7].

– Да я знаю, – за вами не пропадет, – поддержал общее настроение Агеев. (Было видно, что он за меня рад, поскольку генералу удалось добиться мне более высокого чина, чем могло быть.)

В кабинете Агеев сразу стал серьезным и сказал:

– Для начала подпишите бумагу о сохранении военной тайны, поскольку с этого дня вы будете иметь дело с государственными секретами.

После того как я поставил свою подпись, Агеев продолжил:

– В настоящий момент проходит перевооружение русской армии на системы стрелковых вооружений с малокалиберным патроном трехлинейного калибра[8] вместо патрона калибром 4,2 линии, который использовался в винтовке системы Бердана и револьвере «Смит-энд-Вессон», ранее принятых на вооружение российской армии. Конкурс на трехлинейную винтовку практически уже идет, основные участники: наш капитан-оружейник Мосин и бельгиец Наган. Надо сказать, что во время конкурса обе винтовки имели приблизительно одинаковые показатели меткости и скорострельности, но большинство членов комиссии проголосовали за винтовку Нагана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})