Далеко-далёко. Рассказы о детях - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг бабушка заявляет:
– Машуль, а я тебе тетради купила – загляденье, смотри, какие красивые.
Я взяла тетрадку из пачки, и мне стремительно поплохело. На всех тетрадях реалистично изображён ДиКаприо в разных позах. У меня даже в глазах помутнело. «Боже! – взмолилась я мысленно. – Я такая была хорошая всё лето. Избавь же меня от этого всеобщего любимчика хоть за моё прекрасное поведение! Иначе я утону в дикапривщине, как в болоте».
А бабушка выжидающе смотрела на меня и улыбалась.
– Довольна ведь? Угодила я тебе?
Я с трудом выдавила улыбку и промямлила:
– Миленькие тетрадки, спасибо!
А сама затосковала: теперь это лицо буду видеть ежедневно – и в школе, и дома!
Бабушка всё же что-то заметила по моему лицу:
– Ты что-то не очень довольна. Или тебе портреты не нравятся? А я ведь думала…
Я поняла, что бабушка расстроится, обидится. Никак нельзя обижать бабушку, и я начала фальшиво нахваливать:
– Что ты, мне страшно нравятся тетрадки! Они офигенные! Все девчонки обзавидуются.
Кажется, бабушка поверила и успокоилась.
Но вот и Первое сентября. Я с отвращением кладу тетради с изображениями ДиКаприо в сумку, иду в школу, захожу в туалет – раритеты выбрасываю в мусорку. Весь день писала на отдельных листочках.
Прихожу домой – сложный момент: нужно признаваться, иначе само вылезет потом.
– Бабуль, ты не сердись, но я случайно потеряла тетради.
– Как, все сразу?
– Ну да, – отвечаю, а сама чувствую, что краснею.
– Боже мой! Какая же ты растяпа! Как надо было умудриться потерять тетради? Да ещё и все сразу!
Тетрадок штук шесть было, не меньше. На месте бабушки я удивилась бы ещё больше.
Конечно, бабуля побежала в магазин. А я осталась довольна: малой кровью ведь отделалась. Ну, отругали немного, зато этого Лео в моей жизни больше не будет.
И тут бабушка из магазина вернулась, протянула мне тетради… А на них… ДиКаприо! У меня аж сердце упало. А бабуля довольно сообщает:
– Там были с собачками и с котятами. А эти, последние, я для тебя забрала, раз уж он тебе нравится.
И зачем я в прошлый раз так восхищалась тетрадными обложками?! Теперь я совсем приуныла – поняла, что этот голливудский субъект так и будет меня преследовать. Неужели же всю жизнь?! Совсем я не собираюсь им увлекаться. Вот просто ни капельки!
– Конечно, прежние тетрадки получше были, – продолжала бабушка. – Но ты ведь сама виновата!
Я присмотрелась: и впрямь совсем дрянные картинки. Красавчик Леонардо на них совсем уж неказистый вышел, будто даже косоглазый.
С горя звоню Верке:
– У меня горе, Вер!
– Какое ещё горе? – заинтересовалась подруга.
– ДиКаприо меня преследует, прямо как маньяк!
– Как это преследует? Расскажи-ка поподробнее, – Верка аж в трубку засопела от любопытства.
– Да это я образно так… А на самом деле он всю мою жизнь одикаприл. Он же везде, просто везде – и на моих тетрадях тоже.
Верка рассмеялась:
– Вот чудна́я! Купи другие тетради, и дело с концом!
– Не могу, бабушка обидится. Сама ж ей сказала, что люблю его.
– И глупая! Сама виновата.
Всю ночь я не спала. Всё думала: что теперь делать? Кое-что всё же в голову пришло: распределю-ка я тетради по предметам и по степени отвращения к ним. Чем противнее картинка на тетради, тем менее любимым был предмет. Вот этого перекошенного ДиКаприо – на физику, да! Большего она и не достойна! Вот этого косого ДиКаприо на алгебру…
Распределила я тетради, и мне это даже нравиться начало. Ведь если были бы у меня красивые тетради, так в них и писать жалко всякую ерунду. А такие страшненькие для физики или алгебры сгодятся. Когда же тетради закончатся, и я куплю себе новые: нормальные – без ДиКаприо. Эта мысль меня немного утешила.
Но прошло совсем немного времени, и заботливая бабушка снова принесла мне тетради с физиономией ДиКаприо… Мол, ещё купила про запас.
И я решила «приручить» себя к ДиКаприо, раз уж деться от него некуда. Говорят, за двадцать один день к чему угодно привыкнешь, даже полюбить можно при большой тренировке. Стану я на его рожу на обложках по десять минут каждый день смотреть – может, полегчает. Хотя с мытьём посуды у меня этот номер не прошёл – так и не полюбила.
Решено, буду привыкать! Каждый день перед уроками я упорно пялилась на лицо с тетрадок. На уроках тоже пялилась, но не так старательно. Иногда что-то писать приходилось. Результат нулевой! Разве что девчонки моим тетрадкам завидовать стали. Но и это не утешало.
Так тяжело и протекал учебный год. Но за месяц до его конца я не выдержала: обрыдла мне ненавистная физиономия. Звоню подружке:
– Вер, давай мои тетрадки сожжём!
– С ума сошла! Ещё почти месяц учиться!
– Больше не могу его терпеть в своей жизни, этого вашего Лео!
Вечером мы разожгли костер во дворе, и я с удовольствием закинула в него тетради с ДиКаприо. Стою счастливая, улыбаюсь. Верка удивлённо спрашивает:
– Чему так радуешься?
– Избавилась от него, наконец!
– Зря радуешься, бабушка тебе ещё купит.
Я со всех ног кинулась домой: только бы успеть, пока не купила. Вбегаю, едва отдышавшись, ору:
– Бабуля, не покупай мне больше ДиКаприо! Я этого больше не вынесу! Я его на самом деле терпеть не могу!
Бабушка долго стояла молча, ошарашенная. Потом сказала:
– Что ж ты до сих пор не признавалась?!
– Боялась, что ты обидишься…
– Лучше сказать обидную правду, чем целый год так притворяться. Я бы на твоём месте не вытерпела целый год.
Больше я никогда не употребляла сладенькой лжи. Во всяком случае с бабушкой.
Ничейный мальчик
В тот день в детском саду меня сильно обидели. Дима из нашей группы бросил мне за шиворот червяка. Не очень мне нравятся червяки, тем более – у меня за шиворотом! Я обиделась и спряталась за кустами сирени, у самого забора.
И тут увидела: за забором мальчик. Он тоже меня заметил и уставился, словно я вся чумазая и лохматая. Он точно был странный. И очень грязный.
– Привет, ты что тут делаешь? – начала я разговор.
– Смотрю, что за вашим забором делается.
– Тут скукота, ничегошеньки не делается. Я, наоборот смотрю, что на улице происходит.
Он удивился:
– Зачем тебе?
– Так интересно. У нас только глупые игры, а снаружи все по делам спешат. Я тоже хочу куда-нибудь идти, а не сидеть без дела. Хочешь со мной наблюдать?
Он чему-то очень обрадовался:
– Хочу, но я же – за забором. Как же я наблюдать буду?
– Так ты лезь сюда.
– Как же я к тебе попаду? Забор высокий.
– Тут в одном месте есть дыра, я покажу. Ты в неё пролезай.
Он пролез между сломанными досками, и мы вместе сели у кустов сирени. Минут через десять он заметил:
– Отсюда смотреть интереснее. Все куда-то спешат, и вид у них деловой. И даже таинственный.
– Все спешат к кому-то, – глубокомысленно заключила я.
– Почему ты так решила?
– Так ясно же: с портфелями – к начальникам на работу, с пакетами – к детям с подарками. А без всего – из сада и школы детей забирать. Моя бабушка всегда за мной приходит мимо забора, во-о-он в ту калитку.
Он помолчал с минуту, потом сказал грустно:
– Я бы тоже хотел к кому-нибудь идти.
Тут удивилась я:
– Так ты же оттуда. Ты разве ни к кому не шёл?
– Нет, мне некуда идти, – сказал он совсем печально. – Я ничейный.
Я выпучила глаза от изумления:
– Как ничейный? Такого не бывает.
– А вот бывает, – вздохнул он. – Вот ты чья?
– Бабушкина.
– А я ничей.
– Врёшь! Все мамины или папины, или бабушкины! – рассердилась я.
– Вот и не вру, – обиделся он. – Ты же мне друг, а друзьям не врут. Мой папа занят всё время, и я ему не нужен. Значит, я совсем одинок.
– И чем таким важным он занимается?
– На диване лежит и говорит, что занят.
– Моя бабушка тоже бывает занята: она пирожки печёт и конфеты покупает, или дурацкую кашу варит. Но это не значит, что я не её!
Мы помолчали.
– А ты в школе учишься, да? – спросила я из жалости, уж очень грустно он молчал. – И я в следующем году иду в школу, здорово, правда?
– Совсем не здорово. Скучно, надо уроки делать и таблицу умножения учить. Мне надоело.
– А что тебе нравится делать?
– Смотреть, как вы играете там, за забором.
Тут нашу группу позвали на обед.
– Ты сейчас уйдёшь? – расстроился он.
– Да, мы сейчас обедать будем. Потом спать, и опять гулять.
– Принеси мне что-нибудь поесть, – попросил он.
Я обрадовалась:
– Так ты меня будешь ждать?
– Конечно. А ты скоро придёшь?
– Часа через три. Ты только дождись меня.
Я ушла на обед, а мальчик остался сидеть у кустов сирени.
На обед давали борщ, кашу и апельсины. Апельсин я припрятала для мальчика.
Во время тихого часа я всё лежала и думала: неужели бывает, что бы кто-то был ничейный?
После сна я очень ждала прогулки. Но начался дождь, и прогулку отменили. Я смотрела в запотевшее окно, пытаясь разглядеть мальчика. Но его уже не было видно, наверное, он не дождался меня.