Загадка 37 года (сборник) - Юрий Жуков

Но эти рассуждения рассчитаны на совершенно простодушных людей, ибо ведь Троцкий никогда не отказывался от членства в ЦК и Политбюро, а член Политбюро стоял в иерархии власти несоизмеримо выше, чем любой нарком! И Троцкий, кстати сказать, не скрывал своего крайнего негодования, когда его в 1926 году «освободили от обязанностей члена Политбюро»…

Забегая вперед, стоит отметить, что отсутствие евреев после 1926 года в Политбюро (кроме одного лишь введенного в его состав в 1930 году Л.М. Кагановича) объяснялось вовсе не «антисемитизмом» (хотя многие толкуют это именно так), а как раз напротив, стремлением не пробуждать в стране противоеврейские настроения, поскольку в середине 1920-х годов всем стало ясно, что верховная власть сосредоточена отнюдь не в правительстве, не в Совнаркоме, а в Политбюро. В высшей степени характерно, что если в 1920-х годах в составе правительства – особенно во главе ведущих наркоматов – было не так уж много евреев, то в 1930-х дело обстояло обратным образом: наркомом внутренних дел стал Ягода, иностранных – Литвинов-Валлах, внешней торговли – Розенгольц, путей сообщения – Рухимович, земледелия – Яковлев-Эпштейн, председателем правления Госбанка – Калманович и т. д. К этому времени, повторяю, все понимали, что высшей властью в стране является не Совнарком, а Политбюро, которому всецело подчинены эти наркомы-евреи. Иначе обстояло дело в первые послереволюционные годы. Так, в сентябре 1922 года встал вопрос о введении поста «первого заместителя председателя Совнаркома», который в периоды обострения болезни Ленина должен был автоматически заменять его. На этот пост прочили Троцкого, но он, по его же признанию, «решительно отказался… чтобы не подать нашим врагам повода утверждать, что страной правит еврей». Между тем впоследствии, в 1930—1940-х годах, заместителями председателя Совнаркома назначались – кроме пресловутого Кагановича – Землячка-Залкинд и Мехлис, но на этом основании не могло возникнуть представление, что евреи правят страной; ведь этих деятелей (в отличие от членов Политбюро, даже портреты которых приобрели всеобщее «ритуальное» значение) и знали-то не столь уж широкие слои населения СССР.

Впрочем, есть еще и иная сторона проблемы. Троцкий, как мы видим, отказался от поста первого заместителя Предсовнаркома, дабы, мол, нельзя было утверждать, что «страной правит еврей». Однако лучший современный исследователь жизненного пути Троцкого, Н.А. Васецкий, показал, что Лев Давидович отнюдь не возражал, когда ему однажды – пусть ненадолго – представилась возможность действительно «править страной» (а не быть «заместителем»).

30 августа 1918 года Ленин, как всем известно, был тяжело ранен, но «в литературе, – отметил Н. А. Васецкий, – как-то упускается из виду один факт… Свердлов телеграммой срочно вызвал в Москву с Восточного фронта Троцкого. 2 сентября ВЦИК объявил страну на положении военного лагеря. Чуть позже он же по предложению Свердлова утвердил наркомвоенмора Троцкого председателем Реввоенсовета (РВС) Республики – пост гораздо более емкий, чем у председателя Совнаркома, которым был Ленин. Эти расхождения Ленин устранит потом в ноябре 1918 года созданием Совета Труда и Обороны (СТО) республики, в который введет РВС, подчинив его СТО».

В этот текст Н.А. Васецкого вкралась, правда, неточность. 30 ноября 1918 года Ленин добился создания нового «чрезвычайного высшего органа власти – «Совета рабочей и крестьянской обороны», а в «Совет труда и обороны» этот орган был преобразован только в апреле 1920 года, когда он, кстати сказать, уже не играл столь важной роли. Но неожиданное создание оправившимся от ранения Лениным новой «структуры», которая, в сущности, лишала возглавленный 6 сентября Троцким РВС верховной власти, весьма впечатляет; Ленин тогда ловко «переиграл» Троцкого. Вместе с тем становится ясно, что Троцкий отказывался от тех или иных постов не только (или даже не столько) из-за своего «еврейства», но и из-за нежелания быть не «первой скрипкой»… Н.А. Васецкий напоминает очень выразительное признание Троцкого: «Ленину нужны были послушные практические помощники. Для такой роли я не годился».

Как уже говорилось, многие нынешние публицисты пытаются всячески преуменьшить роль евреев в тогдашней власти. Для этого, в частности, используется статистика. Известно, что в 1922 году, к XI съезду, в большевистской партии, насчитывавшей 375 901 человек, евреев было всего лишь 19 564 человека – то есть немногим более 5 процентов… Какое уж тут «еврейское засилье»! Однако совсем другое обнаруживается при обращении к более высоким уровням «пирамиды» власти: так, среди делегатов съезда партии евреев было уже не 5%, то есть один из 20, а один из шести, в составе избранного на съезде ЦК – более четверти членов, а из пяти членов Политбюро ЦК евреями были трое – то есть три пятых!

Впрочем, уже отмечалось, что даже эти цифры не вполне раскрывают положение вещей, ибо руководители еврейского происхождения чаще всего играли более важную роль, чем занимавшие те же самые «этажи» власти русские, которых нередко выдвигали на первый план, в сущности, ради «прикрытия» (как мы видели, Троцкий не раз призывал не выдвигать на первый план евреев). В связи с этим уместно сослаться на свидетельства двух сторонних наблюдателей.

Доктор богословия А. Саймонс из США жил во время революции в Петрограде, являясь настоятелем местной епископальной церкви. Он заявил в 1919 году: «Многие из нас были удивлены тем, что еврейские элементы с самого начала играли такую крупную роль в русских делах… Я не хочу ничего говорить против евреев как таковых. Я не сочувствую антисемитскому движению… Я против него. Но я твердо убежден, что эта революция… имеет ярко выраженный еврейский характер. До того времени… существовало ограничение права жительства евреев в Петрограде; но после революции (имеется в виду Февраль. – В.К.) они слетелись целыми стаями… в декабре 1918 г. в так называемой Северной Коммуне (так они называют ту секцию советского режима, председателем которой состоит мистер Апфельбаум) (т. е. Зиновьев. – В.К.), из 388 членов только 16 являются русскими».

А. Саймонс явно «недоволен» этим «еврейским засильем» и, хотя он уверяет, что он – не «антисемит», его заявление все же могут счесть тенденциозным. Но вот суждения другого иностранца – знаменитого писателя Герберта Уэллса, посетившего Россию в 1920 году. Он писал о главной «силе» революции, о множестве «энергичных, полных энтузиазма, еще молодых (так, Троцкому к 1917 году было 37 лет. – В.К.) людей, утративших… русскую непрактичность и научившихся доводить дело до конца (очень многозначительная характеристика! – В.К.)… Эти молодые люди и составляют движущую силу большевизма. Многие из них – евреи… но очень мало кто из них настроен националистически. Они борются не за интересы еврейства, а за новый мир… Некоторые (вот именно: всего лишь некоторые! – В.К.) из самых видных большевиков, с которыми я встречался, вовсе не евреи… У Ленина… татарский тип лица, и он, безусловно, не еврей».

В отличие от Саймонса, Уэллс ни в коей мере не может быть заподозрен в «антисемитизме», ибо ведь он всецело одобряет деятельность евреев-большевиков. И тот факт, что столь разные по своим взглядам иностранные наблюдатели согласно говорили о господствующей роли евреев в послеоктябрьской власти, придает их одинаковому «диагнозу» особенную весомость.

Известный сионистский деятель М.С. Агурский, не боявшийся острых проблем, писал в своем содержательном сочинении «Идеология национал-большевизма», что в 1920-х годах установился взгляд «на советскую власть как на власть с еврейским доминированием», и «советское руководство… должно было постоянно изыскивать средства, дабы… убеждать внешний мир, что дело обстоит как раз наоборот. Это было нелегко, особенно в 1923 г., когда в первой четверке советского руководства не оказалось ни одного русского. Оно состояло из трех евреев и одного грузина…».

М.С. Агурский, говоря о «первой четверке», имел в виду, что пятый член тогдашнего Политбюро, Ленин, к 1923 году в силу болезни уже не мог исполнять свои обязанности. Но на деле Ленин надолго вышел из строя еще в конце 1921 года и, покинув Москву, впервые появился публично лишь 6 марта 1922 года. В своем выступлении в этот день он сказал о болезни, «которая несколько месяцев не дает мне возможности непосредственно участвовать в политических делах и вовсе не позволяет мне исполнять советскую должность, на которую я поставлен» (Ленин даже зачеркивал тогда свой титул «Председатель Совнаркома», когда ему приходилось набрасывать записки на имевшихся под рукой официальных бланках).

Словом, «первая четверка», о которой говорится в книге М.С. Агурского, правила страной в 1922-м, а не в 1923 году; последняя дата неверна потому, что Политбюро, «изыскивая средства» (как сформулировал Агурский) для опровержения тех, кто указывал на «еврейское доминирование», как-то неожиданно 3 апреля 1922 года приняло в свой состав двух русских – А.И. Рыкова и М.П. Томского (Ефремова), которые ранее даже не были кандидатами в члены Политбюро. Возможно, это было сделано по инициативе Троцкого, а не Ленина, ибо имеется свидетельство, что «после первых же заседаний Политбюро с участием двух новых его членов Ленин заметил: «Ну вот, и представительство от комобывателей (т. е. коммунистических обывателей. – В. К.) есть теперь в нашем Политбюро». Показательно, что в своем «завещании» – «Письме к съезду» от 24 декабря 1922 года – Ленин охарактеризовал всех четырех нерусских членов Политбюро (в таком порядке: Сталин, Троцкий, Зиновьев, Каменев), но вообще не упомянул ни Рыкова, ни Томского. Тем не менее именно Рыков после смерти Ленина стал главой правительства – без сомнения, именно как русский и к тому же сын крестьянина (поскольку тогда еще многим казалось, что страной правит Совнарком). Но роль Рыкова и других занимавших высокие посты русских в определении основ политического курса страны едва ли имела решающий характер.