Замри, умри, воскресни - Мэриан Кайз

Я подумала и удалила последний абзац. Мать у Сьюзан умерла, когда ей было два года, и отец женился во второй раз только через восемнадцать лет. Около трех лет назад этот брак распался, и, хотя Кэрол не была ей матерью и разрыв происходил, когда Сьюзан уже жила отдельно, она все равно очень переживала.

И вот я лежу на кровати в своем лучшем костюме, и вдруг раздается звон церковных колоколов. Полдень. Я лежу в комнате с задернутыми шторами рядом с мамой, накачанной успокоительными лекарствами, и еще даже время обеда не подошло. При этой мысли меня обуял страх, и я позвонила на работу, просто затем, чтобы услышать живой голос. Андреа проговорилась, что экраны на конференцию так и не доставлены, но твердила, что все в полном порядке. Какой уж там порядок — как эти мануальные терапевты будут показывать свои слайды с искривленными позвоночниками, если экрана нет?

Ну и плевать, подумала я. По правде сказать, на любой конференции всегда что-нибудь да пойдет наперекосяк, как бы тщательно все ни продумать, так что надо радоваться, что хотя бы цветы для украшения столов на торжественном банкете прибыли заблаговременно. (Мы обмотали проволокой стебли алтея и других длинных растений, чтобы придать им форму позвоночника. Это Андреа придумала, она вообще на затеи горазда.)

Бедняжка Андреа сгорала от нетерпения узнать, что же приключилось с моим папашей, был ли это сердечный приступ или что-то еще, но, как ты знаешь, приличия не позволяют задавать такие вопросы напрямую. Я только сказала, что с ним все в порядке, но она этим не удовлетворилась.

«Стабилен?» — спросила она.

«Стабилен? Судя по его поведению, не совсем».

Я поспешно закруглила разговор, но, надо признать, здесь меня ждут проблемы. На работе все убеждены, что отец на смертном одре, а как я им скажу правду — что он завел себе подружку на стороне?

Мало того, что это в высшей степени неудобно, так еще и многие мои сослуживцы с папой знакомы, и вряд ли они мне поверят. На самом деле, хоть отец и сам сказал мне, что у него любовница, я тоже перестала в это верить. Он просто не из таких. Даже имя его к этому не располагает, ты не находишь? Дамы и господа, загляните в свои сердца и спросите себя: способен ли мужчина по имени Ноуэл Хоган бросить свою жену ради женщины, которая годится ему в дочери? Разве это не удел мужчин с именами типа Джонни Чансер или Стив Глим? Я же говорю вам, достопочтенные леди и джентльмены, что Ноуэл Хоган — это человек, который читает Джона Гришема, чья родословная прослежена на четыре поколения назад, чей кумир — не Рэмбо или Арни, а инспектор Морс; иными словами, леди и джентльмены, это человек, который ни за что бы не доставил своей жене и дочери даже минутного беспокойства.

Однако… Провалявшись еще бог знает сколько в постели, я решила заняться уборкой битого фарфора. Тебе бы стоило на это взглянуть: вся кухня усеяна осколками, даже в масле и в молочнике куски битой посуды. Из горшка с «ванькой мокрым» торчит осколок сантиметров десять длиной — видок тот еще!

Что до гостиной, где на поле сражения пало столько безделушек… Вообще-то это даже неплохо — многие были ужасны, но вот балеринку мне жаль, ей уже больше танцевать не придется.

Потом я вернулась в спальню и снова легла рядом с мамой, которая негромко похрапывала. Я плюхнулась поверх одеяла. У кровати с маминой стороны валялись какие-то журналы, их я и читала до самого вечера.

И знаешь, Сьюзан, меня кое-что и в моем поведении беспокоит. Отопление выключилось в одиннадцать, и комната очень быстро остыла, но я даже не удосужилась залезть под одеяло. Наверное, мне казалось, что раз я лежу поверх, то это просто за компанию, но стоит мне разобрать нормально постель, и это будет означать, что отец уже никогда не вернется. Как бы то ни было, я отключилась, а когда проснулась, у меня зуб на зуб не попадал, я просто вся задубела. Я тыкала пальцем в кожу, там оставалась ямка, но я ничего не чувствовала. Вообще-то это было довольно занятно — вроде как умереть.

Я несколько раз это проделала, потом натянула мамино пальто — какой смысл мучить себя переохлаждением только из-за того, что папашка немного спятил, — но под одеяло все равно не легла. Когда я проснулась во второй раз, солнце уже было кроваво-красным, и я на себя разозлилась. Пускай уже поздно, но еще есть надежда, что папа вернется, и если я не стану спать, а останусь бодрствовать, то утро никогда не придет. Чушь, конечно, но именно так я тогда подумала.

Первое, что сказала мама, проснувшись, было: «Он так и не пришел».

Второе: «Что это ты делаешь в моем лучшем пальто?»

Вот тебе и все последние новости. Будут новые — напишу.

Целую,

Джемма.

P.S. Во всем этом виновата ты. Если бы ты не уехала работать в Сиэтл, где ты ни одной живой души не знаешь, ты бы не страдала от одиночества и не требовала новостей с родины, а значит, моей жизни не было бы нужды рассыпаться в прах только затем, чтобы тебе угодить.

P.P.S. Это была шутка.

Зазвонил мой мобильник. Это оказался Коди. Это, конечно, не настоящее его имя. Его настоящее имя — Алоишиус, но, когда он пошел в школу, выяснилось, что никто из сверстников не в состоянии его выговорить. Максимум, на что они оказались способны, было «Уиши».

— Мне нужно прозвище, — объявил Коди родителям. — Такое, чтобы люди могли произнести.

Мистер Купер (Аонгас) смерил взглядом миссис Купер (Мэри). Он с самого начала был против того, чтобы называть сына Алоишиусом. Кто-кто, а он отлично знал, что такое волочить с детства ярмо непроизносимого имени, но его более набожная жена настояла на своем. Алоишиус был наречен в честь святого Алоизия — из высшего пантеона святых, который в девятилетнем возрасте принял обет целомудрия, а в двадцать три года умер, заразившись чумой от больных, за которыми ухаживал. Называться в его честь было необычайно почетно.

— Правильно, придумай себе прозвище. Любое, какое тебе нравится, сынок, — великодушно заявил мистер Купер.

— Я себе выберу… Коли! Пауза.

— Коди?

— Коди.

— Это смешное имя, сынок. Может, другое какое-нибудь придумаешь? Например, Пэдди. Или, скажем, Бутч.

Коди-Алоишиус заносчиво тряхнул головой:

— Можешь меня высечь, если хочешь, но меня теперь зовут Коди.

— Высечь? — опешил мистер Купер. Он повернулся к миссис Купер. — Что за книжки ты мальчику читаешь?

Миссис Купер зарделась. «Жития святых» была очень хорошая и поучительная книга. Разве она виновата, что они все кончают сваренными в кипящем масле, растерзанными градом стрел или забитыми до смерти камнями?

Коди — единственный из известных мне людей, кто считает, что у этих самых святых было «предназначение». Он два года провел в семинарии, изучая рудименты служения церкви (и особенно — как пороть нерадивых), прежде чем, как он выражается, «образумился и понял, что никакой я не святой, а просто-напросто „голубой“.