Таинство христианской жизни - Софроний Сахаров

Смертоносное оружие врага — гордость; диаметрально противоположное ему — живоносное смирение Христа. За стяжание сего Божественного смирения подвизаемся мы; оно дано нам Христом, ниспославшим на Землю Духа Святого. Это есть святое семя, брошенное с небес в наш план; открывшие ему свое сердце испытывают некое Божественное вдохновение стать подобными Безначальному Отцу, через уподобление Его Единородному Сыну, в благородном подвиге за любовь.

«В мире будете иметь скорбь, но дерзайте, мужайтесь, (ибо) Я победил мир (космос)» (Ин. 16:33). Если «человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех» (1 Тим. 2:56), победил космос и так стал сверхкосмическим, то, естественно, Евангелие Христа воспринимается нами как надмирное (сверхкосмическое). «Ибо всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победившая мир, В Е Р А наша. Кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий» (1 Ин. 5:45). «Побеждающему (же) дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил (как человек) и сел с Отцем Моим на престоле Его. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит» (Откр. 3:21–22).

Сие есть истинное Откровение о Человеке, образе Божием. Он сотворен по образу Абсолюта, но сначала как чистая потенция. Он носит в себе образ Абсолютности Божией: он может иметь некий опыт своей «абсолютности» (с малой буквы), будучи образом Абсолюта. Выражается сей опыт в некоторые моменты духовного напряжения как осознание своей свободы самоопределения. Ограниченный во всем телесно, человек в акте своего самоопределения даже на вечность не зависит ни от кого. Но сию малую абсолютность не должно принять как наше происхождение от Сущности Перво-Бытия, как наше единосущие с Ним. Мы тварь; мы можем воспринимать воистину Божественную жизнь, но как дар Отца нашего, то есть Его Бытие, в содержании, но не в сущности, не сообщимой твари. Тварь получает обожение, Божественную форму бытия, но сама не прелагается в Перво-Бытие, оставаясь вечно тварью по сущности своей. В этом отношении Бог вечно остается Богом нашим, как говорит и Сам Христос: «Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20:17). По слову святителя Григория Богослова: «Отцу Моему — в собственном смысле, но в силу воплощения; Богу вашему — в собственном смысле». Полнота нашего богоподобия не устраняет онтологической дистанции между Самобытийным Богом и Человеком-тварью.

Обожение изливается на человека-ипостась, то есть человек как лицо будет вечным в Боге; обожение — личное, неотъемлемое, непреложное. Сообщается полнота Божественной жизни; человек становится «безначальным», как воспринявший безначальную жизнь; и в некотором смысле — нетварным, поскольку носит в себе нетварную жизнь. Но нетварная жизнь не означает нетварности человека, как такового. Обетованное нам Христом бессмертие есть подлинное, наше личное. Ипостасность наша не растворяется в безбрежном океане Божественного бытия; мы не исчезаем как самосознающие себя личности. Наоборот, «там» мы сможем говорить: «Аз есмь» — по дару Любви Его.

Бог явно хочет быть с нами, как с равными Ему. Потому Он и открылся нам в Своей истине через Воплощение, чтобы «мы слышали своими ушами, чтобы мы видели своими глазами, чтобы мы осязали руками» (см.: 1 Ин. 1:1, 5) исшедшее из недр Отчих СЛОВО вечной жизни. Имея такое очевидное и осязаемое свидетельство, мы уже не блуждаем в догадках нашего тварного рассудка, не спотыкаемся, потому что ходим при Свете незаходимого Солнца (ср.: Ин. 11:9–10).

Единственный источник всякого бытия, Он всегда «начинает»; Он первый «избирает» нелицеприятно (ср.: Ин. 15:16). Но все сие Он делает незримо для нас; как тайный друг Он не хочет навязать нам долг быть Ему обязанными, благодарными. Как часто Он неуловим, когда благотворит. Он являет Себя нам, когда мы расположены к восприятию; Он просвещает наш ум, но акт решения нашего следовать Ему, неизбежно связанный с трудом, Он приписывает нам. В этом смысле мы можем сказать, что мы сами избираем путь в свободе нашей. И мы добровольно терпим все встречающееся нам, чтобы пребыть на избранном нам пути до конца. Бог действует таким образом, что не только наше временное состояние, но и саму вечность строим мы или в линии Его откровений, или в расхождении с Ним.

Господь возложил на нас чрезвычайную задачу. Наша ответственность сокрушительная, непонятная тем, кто отказался встать на «краеугольный камень» (см.: Еф. 2:20. 1 Пет. 2:67). Чем дальше продвигаемся мы на пути сем, тем грандиознее становится раскрывающаяся пред нами картина.

Велико бремя нашей свободы. Если я, в моем самоопределении, не найду тех «тесных врат и узкого пути», которые ведут в жизнь и которые находят с трудом лишь немногие (см.: Мф. 7:14), то ГДЕ обретусь я? Как избежать мне «пространного пути, ведущего в погибель»? Ясно, что если я удержу при себе нечто, чуждое Его святыни, то в плане вечном я окажусь чуждым Ему. Если я пребуду в споре с Ним, а не в единстве преданной любви, то покину Землю, скованный страстями, и вселюсь «во тьму внешнюю» (Мф. 8:12).

Мы не устойчивы во всем до пришествия благодати. Смотрите на Петра: он исповедал Божество Христа с такой, казалось бы, уверенностью в непоколебимости своей (ср.: Мф. 16:16); он был удостоен видения Фаворского света и слышал голос Отца, свидетельствовавшего о возлюбленном Сыне; он клянется в непреложной верности, даже до смерти, Христу (см.: Мф. 26:33–35. Ин. 13:37) и весьма скоро вслед за этим, во время Гефсиманской ночи, он малодушно изменяет. Если так было с Петром — «камнем» (ср.: Мф. 16:18), то я в трепете. Не отойдет от меня сознание моей немощи, доколе не перешагну силою Духа Святого последних граней, доколе не вниду окончательно в область Света, избежав тьмы внешней.

Всю нашу жизнь мы распинаемся на невидимых крестах, но распятие от сего не теряет своей силы... Но вот, удивительное явление: когда я в душе своей улавливаю мысль «сойти со креста», то меня покидает небесный мир и некое тонкое утешение, исходящее от Духа Утешителя. Так, шествие наше вслед Христу сопряжено с глубокими страданиями и вместе с чудным утешением. И я из опыта познал, что без многоразличных терзаний в мире сем невозможно достигнуть того, что принес Господь на Землю.

После того как Господь сказал Старцу Силуану: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся», он стал делать, как научил его Христос, и ум его очистился, и Дух внутри свидетельствовал спасение, то есть вечную жизнь в Боге. В этом есть некоторая аналогия с тем, как сам Господь вочеловечившийся действовал: после сотворенных Им чудес, прославляемый от людей, Он часто говорил, что «Сын Человеческий предан будет первосвященникам... и осудят Его на смерть; и предадут Его язычникам на поругание, и биение, и распятие; и в третий день воскреснет» (ср. Мф. 20:18–19; 16, 21. Мк. 8:31. Мф. 17:22–23. Мк. 9:31. Лк. 9:44 и другие). Христос о Своем воскресении говорил как человек. Все, что Он совершил ради нашего спасения, Он совершил и как Бог, и как Человек: Он открыл нам и Бога в Его безначальности, и человека в его последних измерениях, то есть в его завершенности. Он дал нам «пример» (Ин. 13:15), как можем мы достигнуть обожения, к которому предназначался человек в воле Отца прежде создания мира.

Подлинная встреча со Христом есть встреча с Тем, Кто есть прежде всех веков, от начала, то есть безначальным Богом.

Всякий духовный акт, и прежде всего молитва, укорененный в Боге безначальном, и сам приобретает бессмертную силу. «Душевным» свойственна страстно эмоциональная жизнь, что христианский подвижник стремится преобразить силою Духа Святого, по слову апостола Павла: «Тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» (1 Кор. 15:53). Христианин, по существу, не ставит себе задачей убить в себе прекрасно созданное Богом в начале, то есть ни мысли, ни чувства, ни даже плоти. Он стремится все наше естество, пораженное грехом, восстановить в первозданной красоте и чистоте. Наша настоящая жизнь вне Христа слагается из страстных греховных движений; и это составляет тот мир, который должно возненавидеть (ср.: 1 Ин. 2:15–17. Мф. 6:24. Лк. 14:26).

Все мысли и переживания, имеющие своим источником грех, — все сие погибнет: «Всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится» (Мф. 15:13); «Земля и все дела на ней сгорят» (2 Пет. 3:10). И обратное сему: всякое действие, мысль или переживание, движимые благодатью, исходящей от Бога, не уничтожимы и пребывают вечно.

Но где достоверный признак Божественного в нас действия? По мнению Старца Силуана, любовь к врагам есть непогрешимый критерий. Самое воплощение Сына Единородного есть любовь к врагам (ср.: Ин. 3:16. Рим. 5:6–10). Вся земная жизнь Христа есть любовь к врагам. Всякий истинный дар, свыше сходящий от Отца Светов (ср.: Иак. 1:17), несет в себе любовь, попаляющую всякую ненависть. И это есть, по учению Старца Силуана, истинная вера.

Уверовать во Христа, молиться Отцу, воспринять благодать Духа Святого — значит умом утвердиться в вечности Божественной. Все восприятия человека коренным образом изменяются: духом он в Бытии непреложном, не теряя, однако, самоконтроля в условиях земной жизни. Бешеная свистопляска низменных пороков и разгул злодейских преступлений не могут не потрясать наших душ, и никогда не престающая печаль вселяется в глубину сердец наших. Но молитва за страждущий мир низводит на верующих потоки небесной энергии, препобеждающей смертоносную силу умножающегося греха.