Жена моего любовника - Ирина Ульянина

Я была крайне возмущена — все же асфальт, покрытый бугристой ледяной коркой, отнюдь не пуховая перина. Скорее кухонная терка — я пробороздила ее непосредственно щекой. Алкоголь смикшировал остроту ощущений, но все равно было очень больно. И главное — не вырваться — Серега крепко-накрепко прижимал меня за шею к тротуару. Ужасно обидно: сначала целует, потом кидает!.. И тут прямо над головой оглушительно засвистел хор взбесившихся цикад. Не веря собственному слуху, я изо всех сил вывернула шею и увидела, что из приоткрытого окна черного джипа, едущего на замедленной скорости, нас поливает автоматная очередь — хлесткая, как град.

Зазвенели осколки витрины, во все стороны полетели ошметки штукатурки. Стреляная гильза, срикошетировавшая от металлической урны, упала непосредственно перед моим носом. Я дико завизжала и зажмурилась, уже добровольно вжимаясь в наледь.

Благим матом орала не только я, но и другие прохожие, тоже вынужденные попадать. А смертоносный стрекот, захлебнувшись, стих, и джип умчался, вздымая снежную пыль мощными колесами.

— Бежим, — скомандовал Волков и рывком поднял меня.

— А куда?

От сильнейшего испуга я протрезвела и окостенела, ноги ощущались как плохо пригнанные протезы, а уж мыслительные функции и вовсе отключились. Сергей тащил меня волоком, рыча:

— Скорее! Да шевелись же, твою мать!

— Сер-р-реж-жжа…

— Что?

— Т-ты оч-чки пот-терял, — заикалась я.

Он и не подумал тратить время на поиски слетевших окуляров. Вцепившись в меня крепче, чем солдат в полковое знамя, поволок к дому с аптекой. Мы юркнули за угол, в освещенный двор и, петляя подобно загнанным зайцам, дунули в глубь квартала.

— Ч-что это б-было? В к-кого с-с-стреляли? — Мне все еще мерещился душ автоматной очереди, и сердце обрывалось от страха.

Серый Волк мчался, зло сжав губы, и тянул меня вперед. Ему-то, поджарому, легко бегать, а каково мне с лишним весом, на костяных ногах, с душой в пятках?! Напрасно мы метались, озираясь, куда бы спрятаться, — подъезды повсеместно запечатаны массивными железными дверями с домофонами и кодовыми замками, ни щелочки, ни малейшей лазейки. Между тем силы мои совсем иссякли. Повалилась в сугроб, точно куль, и Сережку увлекла за собой.

— Ну скажи, кто стрелял? В кого? За что? — тряслась я, более не справляясь с истерикой, инстинктивно хватая его за отвороты шикарного кашемирового пальто.

— Тихо! — Он зажал мне рот, прислушиваясь.

Я тоже обратилась в слух, но уловила только собственное загнанное, сбившееся дыхание и уханье сердца. И вдруг… зловещий рокот автомобильного мотора. Сомнений не оставалось: кровожадный джип догонял нас! Я взвыла, прощаясь с жизнью: «У-а-ау!»

— Бежим! — опять велел мой погубитель.

А куда бежать? Некуда… Попробовали вжаться в стену дома с выступами полуколонн на фронтоне и убедились, что они и последнего доходягу скрыть не смогут. Обогнув здание, мы обнаружили яму возле подвального окна. Спрыгнув в нее, Серега поднял вверх руки, помогая мне спуститься. Машина прошелестела совсем близко, и я присела на корточки, а он, наоборот, приподнялся на цыпочки, выглядывая из ниши. Рассмеялся:

— Трусиха, отбой! Ложная тревога, это не они.

Выбраться из укрытия оказалось гораздо труднее, чем в него угодить. Я испачкалась, порвала колготки, расцарапала ладонь и вообще чувствовала себя отвратительно. А Серый Волк, наоборот, начал вполне оптимистично насвистывать. Приобнял меня, направляя к трассе, к Вокзальной магистрали, где поднял руку, голосуя:

— Говори адрес, Катрин.

— Какой адрес?

— Твой. Куда нам ехать?

— Нам? — переспросила я, потому что встреча с бывшим любовником перестала казаться радужно-прекрасной. Больше не хотелось ни секса, ни кекса. Лучше уж спать в гордом одиночестве, чем так рисковать…

— Ну а кому? Не им же?! Все-таки как клево, старуха, что ты мне подвернулась. Тебя же никто — ни одна собака! — не знает. Нас вместе никогда не видели, — повеселел Волчище, сверкая карими, опасными, галлюциногенными глазищами. — Эй, очнись, что ты как замороженная треска? Адрес, живо!

Возмутительная бесцеремонность! В одном он прав — нас вместе никогда не видели. Вот и отлично. Вот пусть и дальше не увидят. Хватит с меня приключений со стрельбой и спасением бегством!.. Я сделала шаг в сторону, но Серега тотчас поймал за шиворот и встряхнул, повторив свой вопрос. Мама недаром считает, что моя основная проблема состоит в неумении отказывать людям, почему-то мне всегда трудно бывает произнести коротенькое слово «нет». Вот и теперь понуро промямлила:

— М-метро «Гагаринская». Там недалеко от супермаркета, пешком можно дойти…

Серега затормозил первую попавшуюся машину — занюханные «жигули» оранжевого цвета с проплешинами ржавчины на капоте — и со смешком сообщил, что именно от этой развалюхи мы прятались в подвальной яме. За рулем сидел пожилой дядечка, которому приглянулась протянутая пятисотрублевая купюра — втрое больше чем достаточно, он довез нас на своей скрипучей развалюхе до супермаркета, всю дорогу с любопытством озирая в зеркале над ветровым стеклом. Наверное, удивлялся, почему мы поцарапанные и перепачканные. Я поминутно оглядывалась. Все еще мерещилась погоня. Черных джипов на трассе — как грязи. Вернее, как снега. Что же теперь, постоянно бояться?.. Ужасно. Зачем я опять связалась с Волковым, с героем давно забытого, быльем поросшего романа? Лучше бы в том вагоне метро познакомилась с неудачником, уныло теребившим шапку! В конце концов, все мы немножко неудачники… Теперь же я ощущала себя Серегиной пленницей, заложницей, которую никто и не собирается спасать.

Глава 2

— Дур-ра! Дур-р-ра! — разорялся Азиз, энергично хлопая крыльями, отчего из клетки клубами летели сор, пух и перья.

Я не спорила: разумеется, дура! Разве умная притащит в свой дом — свою крепость — человека, по которому киллеры шмаляют из автоматов?.. Впрочем, моему попугаю неведомы другие слова, кроме «дура», «жрать» и «атас». Бывший муж постарался — привил пернатому такой лаконично-дебильный лексикон. Мне же заниматься развитием его речи было недосуг.

— Вот наглая тварь, — заметил Сергей. — Сам дурак дураком, а туда же, залупается!

— Нет, он умный, просто голодный и соскучился, — оправдала я птицу.

— Дур-ра, дур-р-р, — проворчал Азиз уже смиреннее, на полтона тише.

Я скинула шубку, бросила ее на пуфик в прихожей и проследовала в кухню к холодильнику: итак, что мы имеем? Кусочек сыра, подернутого белесой плесенью, огрызок окаменевшей от старости сырокопченой колбаски — нет, этими объедками моего попугая не прельстишь! Он любит фрукты, особенно бананы, яблоки и гранаты, а еще орешки. Но не тащиться же в магазин в первом часу ночи?.. О, в контейнере завалялся лимончик. Я нарезала его толстыми ломтями, один из которых протянула Азизу: «Кушай, моя деточка!» Пернатый взял цитрус лапой, поднес к крючковатому клюву и зачавкал.