Полтава - Александр Пушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Песнь третия
Души глубокая печальСтремиться дерзновенно в дальВождю Украйны не мешает.Твердея в умысле своем,Он с гордым шведским королемСвои сношенья продолжает.Меж тем, чтоб обмануть вернейГлаза враждебного сомненья,Он, окружась толпой врачей,На ложе мнимого мученьяСтоная молит исцеленья.Плоды страстей, войны, трудов,Болезни, дряхлость и печали,Предтечи смерти, приковалиЕго к одру. Уже готовОн скоро бренный мир оставить;Святой обряд он хочет править,Он архипастыря зоветК одру сомнительной кончины;И на коварные сединыЕлей таинственный течет.
Но время шло. Москва напрасноК себе гостей ждала всечасно,Средь старых, вражеских могилГотовя шведам тризну тайну.Незапно Карл поворотилИ перенес войну в Украйну.
И день настал. Встает с одраМазепа, сей страдалец хилый,Сей труп живой, еще вчераСтонавший слабо над могилой.Теперь он мощный враг Петра.Теперь он, бодрый, пред полкамиСверкает гордыми очамиИ саблей машет — и к ДеснеПроворно мчится на коне.Согбенный тяжко жизнью старой,Так оный хитрый кардинал[26],Венчавшись римскою тиарой,И прям, и здрав, и молод стал.
И весть на крыльях полетела.Украйна смутно зашумела:«Он перешел, он изменил,К ногам он Карлу положилБунчук покорный». Пламя пышет,Встает кровавая заряВойны народной.
Кто опишетНегодованье, гнев царя[27]?Гремит анафема в соборах;Мазепы лик терзает кат[28].На шумной раде, в вольных спорахДругого гетмана творят.С брегов пустынных ЕнисеяСемейства Искры, КочубеяПоспешно призваны Петром.Он с ними слезы проливает.Он их, лаская, осыпаетИ новой честью и добром.Мазепы враг, наездник пылкий,Старик Палей из мрака ссылкиВ Украйну едет в царский стан.Трепещет бунт осиротелый.На плахе гибнет Чечель[29] смелыйИ запорожский атаман.И ты, любовник бранной славы,Для шлема кинувший венец,Твой близок день, ты вал ПолтавыВдали завидел наконец.
И царь туда ж помчал дружины.Они как буря притекли —И оба стана средь равниныДруг друга хитро облегли.Не раз избитый в схватке смелой,Заране кровью опьянелый,С бойцом желанным наконецТак грозный сходится боец.И злобясь видит Карл могучийУж не расстроенные тучиНесчастных нарвских беглецов,А нить полков блестящих, стройныхПослушных, быстрых и спокойных,И ряд незыблемый штыков.
Но он решил: заутра бой.Глубокой сон во стане шведа.Лишь под палаткою однойВедется шопотом беседа.
«Нет, вижу я, нет, Орлик мой,Поторопились мы некстати:Расчет и дерзкой и плохой,И в нем не будет благодати.Пропала, видно, цель моя.Что делать? Дал я промах важный:Ошибся в этом Карле я.Он мальчик бойкой и отважный;Два-три сраженья разыграть,Конечно, может он с успехом,К врагу на ужин прискакать[30],Ответствовать на бомбу смехом;[31]Не хуже русского стрелкаПрокрасться в ночь ко вражью стану;Свалить как нынче казакаИ обменять на рану рану[32];Но не ему вести борьбуС самодержавным великаном:Как полк, вертеться он судьбуПринудить хочет барабаном;Он слеп, упрям, нетерпелив,И легкомыслен, и кичлив,Бог весть какому счастью верит;Он силы новые врагаУспехом прошлым только мерит —Сломить ему свои рога.Стыжусь: воинственным бродягойУвлекся я на старость лет;Был ослеплен его отвагойИ беглым счастием побед,Как дева робкая.»
Орлик СраженьяДождемся. Время не ушлоС Петром опять войти в сношенья:Еще поправить можно зло.Разбитый нами, нет сомненья,Царь не отвергнет примиренья.
Мазепа Нет, поздно. Русскому царюСо мной мириться невозможно.Давно решилась непреложноМоя судьба. Давно горюСтесненной злобой. Под АзовымОднажды я с царем суровымВо ставке ночью пировал:Полны вином кипели чаши,Кипели с ними речи наши.Я слово смелое сказал.Смутились гости молодые...Царь, вспыхнув, чашу уронилИ за усы мои седыеМеня с угрозой ухватил.Тогда, смирясь в бессильном гневе,Отмстить себе я клятву дал;Носил ее — как мать во чревеМладенца носит. Срок настал.Так, обо мне воспоминаньеХранить он будет до конца.Петру я послан в наказанье;Я терн в листах его венца:Он дал бы грады родовыеИ жизни лучшие часы,Чтоб снова как во дни былыеДержать Мазепу за усы.Но есть еще для нас надежды:Кому бежать, решит заря.
Умолк и закрывает веждыИзменник русского царя.
Горит восток зарею новой.Уж на равнине, по холмамГрохочут пушки. Дым багровыйКругами всходит к небесамНавстречу утренним лучам.Полки ряды свои сомкнули.В кустах рассыпались стрелки.Катятся ядра, свищут пули;Нависли хладные штыки.Сыны любимые победы,Сквозь огнь окопов рвутся шведы;Волнуясь, конница летит;Пехота движется за неюИ тяжкой твердостью своеюЕе стремление крепит.И битвы поле роковоеГремит, пылает здесь и там,Но явно счастье боевоеСлужить уж начинает нам.Пальбой отбитые дружины,Мешаясь, падают во прах.Уходит Розен сквозь теснины;Сдается пылкой Шлипенбах.Тесним мы шведов рать за ратью;Темнеет слава их знамен,И бога браней благодатьюНаш каждый шаг запечатлен.
Тогда-то свыше вдохновенныйРаздался звучный глас Петра:«За дело, с богом!» Из шатра,Толпой любимцев окруженный,Выходит Петр. Его глазаСияют. Лик его ужасен.Движенья быстры. Он прекрасен,Он весь, как божия гроза.Идет. Ему коня подводят.Ретив и смирен верный конь.Почуя роковой огонь,Дрожит. Глазами косо водитИ мчится в прахе боевом,Гордясь могущим седоком.
Уж близок полдень. Жар пылает.Как пахарь, битва отдыхает.Кой-где гарцуют казаки.Ровняясь строятся полки.Молчит музыка боевая.На холмах пушки присмиревПрервали свой голодный рев.И се — равнину оглашаяДалече грянуло ура:Полки увидели Петра.
И он промчался пред полками,Могущ и радостен как бой.Он поле пожирал очами.За ним вослед неслись толпойСии птенцы гнезда Петрова —В пременах жребия земного,В трудах державства и войныЕго товарищи, сыны;И Шереметев благородный,И Брюс, и Боур, и Репнин,И, счастья баловень безродный,Полудержавный властелин[33].
И перед синими рядамиСвоих воинственных дружин,Несомый верными слугами,В качалке, бледен, недвижим,Страдая раной, Карл явился.Вожди героя шли за ним.Он в думу тихо погрузился.Смущенный взор изобразилНеобычайное волненье.Казалось, Карла приводилЖеланный бой в недоуменье...Вдруг слабым манием рукиНа русских двинул он полки.
И с ними царские дружиныСошлись в дыму среди равнины:И грянул бой, Полтавской бой!В огне, под градом раскаленным,Стеной живою отраженным,Над падшим строем свежий стройШтыки смыкает. Тяжкой тучейОтряды конницы летучей,Браздами, саблями звуча,Сшибаясь, рубятся с плеча.Бросая груды тел на груду,Шары чугунные повсюдуМеж ними прыгают, разят,Прах роют и в крови шипят.Швед, русский — колет, рубит, режет.Бой барабанный, клики, скрежет,Гром пушек, топот, ржанье, стон,И смерть и ад со всех сторон.
Среди тревоги и волненьяНа битву взором вдохновеньяВожди спокойные глядят,Движенья ратные следят,Предвидят гибель и победуИ в тишине ведут беседу.Но близ московского царяКто воин сей под сединами?Двумя поддержан казаками,Сердечной ревностью горя,Он оком опытным герояВзирает на волненье боя.Уж на коня не вскочит он,Одрях в изгнанье сиротея,И казаки на клич ПалеяНе налетят со всех сторон!Но что ж его сверкнули очи,И гневом, будто мглою ночи,Покрылось старое чело?Что возмутить его могло?Иль он, сквозь бранный дым, увиделВрага Мазепу, и в сей мигСвои лета возненавиделОбезоруженный старик?
Мазепа, в думу погруженный,Взирал на битву, окруженныйТолпой мятежных казаков,Родных, старшин и сердюков.Вдруг выстрел. Старец обратился.У Войнаровского в рукахМушкетный ствол еще дымился.Сраженный в нескольких шагах,Младой казак в крови валялся,А конь, весь в пене и пыли,Почуя волю, дико мчался,Скрываясь в огненной дали.Казак на гетмана стремилсяСквозь битву с саблею в руках,С безумной яростью в очах.Старик, подъехав, обратилсяК нему с вопросом. Но казакУж умирал. Потухший зракЕще грозил врагу России;Был мрачен помертвелый лик,И имя нежное МарииЧуть лепетал еще язык.
Но близок, близок миг победы.Ура! мы ломим; гнутся шведы.О славный час! о славный вид!Еще напор — и враг бежит[34].И следом конница пустилась,Убийством тупятся мечи,И падшими вся степь покрыласьКак роем черной саранчи.
Пирует Петр. И горд и ясенИ славы полон взор его,И царской пир его прекрасен.При кликах войска своего,В шатре своем он угощаетСвоих вождей, вождей чужих,И славных пленников ласкает,И за учителей своихЗаздравный кубок подымает.
Но где же первый, званый гость?Где первый, грозный наш учитель,Чью долговременную злостьСмирил полтавский победитель?И где ж Мазепа? где злодей?Куда бежал Иуда в страхе?Зачем король не меж гостей?Зачем изменник не на плахе[35]?
Верхом, в глуши степей нагих,Король и гетман мчатся оба.Бегут. Судьба связала их.Опасность близкая и злобаДаруют силу королю.Он рану тяжкую своюЗабыл. Поникнув головою,Он скачет, русскими гоним,И слуги верные толпоюЧуть могут следовать за ним.
Обозревая зорким взглядомСтепей широкой полукруг,С ним старый гетман скачет рядом.Пред ними хутор... Что же вдругМазепа будто испугался?Что мимо хутора помчалсяОн стороной во весь опор?Иль этот запустелый двор,И дом, и сад уединенный,И в поле отпертая дверьКакой-нибудь рассказ забвенныйЕму напомнили теперь?Святой невинности губитель!Узнал ли ты сию обитель,Сей дом, веселый прежде дом,Где ты, вином разгоряченный,Семьей счастливой окруженный,Шутил бывало за столом?Узнал ли ты приют укромный,Где мирный ангел обитал,И сад, откуда ночью темнойТы вывел в степь... Узнал, узнал!
Ночные тени степь объемлют.На бреге синего ДнепраМежду скалами чутко дремлютВраги России и Петра.Щадят мечты покой героя,Урон Полтавы он забыл.Но сон Мазепы смутен был.В нем мрачный дух не знал покоя.И вдруг в безмолвии ночномЕго зовут. Он пробудился.Глядит: над ним, грозя перстом,Тихонько кто-то наклонился.Он вздрогнул как под топором.Пред ним с развитыми власами,Сверкая впалыми глазами,Вся в рубище, худа, бледна,Стоит, луной освещена...«Иль это сон?... Мария... ты ли?»
Мария Ах, тише, тише, друг!... СейчасОтец и мать глаза закрыли...Постой... услышать могут нас.
Мазепа Мария, бедная Мария!Опомнись! Боже!... Что с тобой?
Мария Послушай: хитрости какие!Что за рассказ у них смешной?Она за тайну мне сказала,Что умер бедный мой отец,И мне тихонько показалаСедую голову — творец!Куда бежать нам от злоречья?Подумай: эта головаБыла совсем не человечья,А волчья — видишь: какова!Чем обмануть меня хотела!Не стыдно ль ей меня пугать?И для чего? чтоб я не смелаС тобой сегодня убежать!Возможно ль?
С горестью глубокойЛюбовник ей внимал жестокой.Но, вихрю мыслей предана,«Однако ж, — говорит она, —Я помню поле... праздник шумный...И чернь... и мертвые тела...На праздник мать меня вела...Но где ж ты был?... С тобою розноЗачем в ночи скитаюсь я?Пойдем домой. Скорей... уж поздно.Ах, вижу, голова мояПолна волнения пустого:Я принимала за другогоТебя, старик. Оставь меня.Твой взор насмешлив и ужасен.Ты безобразен. Он прекрасен:В его глазах блестит любовь,В его речах такая нега!Его усы белее снега,А на твоих засохла кровь!...»
И с диким смехом завизжала,И легче серны молодойОна вспрыгнула, побежалаИ скрылась в темноте ночной.
Редела тень. Восток алел.Огонь казачий пламенел.Пшеницу казаки варили;Драбанты у брегу ДнепраКоней расседланных поили.Проснулся Карл. «Ого! пора!Вставай, Мазепа. Рассветает.»Но гетман уж не спит давно.Тоска, тоска его снедает;В груди дыханье стеснено.И молча он коня седлает,И скачет с беглым королем,И страшно взор его сверкает,С родным прощаясь рубежом.
* * *Прошло сто лет — и что ж осталосьОт сильных, гордых сих мужей,Столь полных волею страстей?Их поколенье миновалось —И с ним исчез кровавый следУсилий, бедствий и побед.В гражданстве северной державы,В ее воинственной судьбе,Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,Огромный памятник себе.В стране — где мельниц ряд крылатыйОградой мирной обступилБендер пустынные раскаты,Где бродят буйволы рогатыВокруг воинственных могил, —Останки разоренной сени,Три углубленные в землеИ мхом поросшие ступениГласят о шведском короле.С них отражал герой безумный,Один в толпе домашних слуг,Турецкой рати приступ шумный,И бросил шпагу под бунчук;И тщетно там пришлец унылыйИскал бы гетманской могилы:Забыт Мазепа с давних пор!Лишь в торжествующей святынеРаз в год анафемой доныне,Грозя, гремит о нем собор.Но сохранилася могила,Где двух страдальцев прах почил;Меж древних праведных могилИх мирно церковь приютила[36].Цветет в Диканьке древний рядДубов, друзьями насажденных;Они о праотцах казненныхДоныне внукам говорят.Но дочь преступница... преданьяОб ней молчат. Ее страданья,Ее судьба, ее конецНепроницаемою тьмоюОт нас закрыты. Лишь пороюСлепой украинский певец,Когда в селе перед народомОн песни гетмана бренчит,О грешной деве мимоходомКазачкам юным говорит.
1828—1829