Фантастические миниатюры и не только - Алексей Сергеевич Кривошапкин

еврейский профиль, приходилось скрываться. Её приютил безумный дед ВиктОр, то ли англичанин, то ли голландец. Нацисты его не трогали, он был безобиден и мог рассказать кто и что говорит. Не раз его рассказы ломали людям жизнь.

А Сару он почему-то полюбил как дочь. В один из вечеров дед даже рассказал ей почему у него нет детей. Свою жену он убил, когда в пьяном угаре пытался попасть в стакан, который она держала над головой. Это была у них такая игра. Естественно он вышиб ей мозги. А больше жен у него не было.

Будучи полиглотом и эрудитом дед Виктор и умер красиво. Когда Сара наклонилась чтобы услышать последние слова деда, она чуть не обмерла. "Поднимите меня, я хочу срать." — И обращаясь к Саре — "Ты чудо, Бог с тобой." Дед откинул копыта…

На могильной плите надпись: "Сара Моисеевна Иванова. Пусть земля ей будет пухом. Скорбим." Она завещала похоронить себя на родине. Похоронили, но теперь это уже не Новониколаевск, а Новосибирск. Она хотела чтобы на плите были написаны предсмертные слова Герберта Уэллса: "Уходите. Со мной всё в порядке." Но дети были против.

В следующем году Новосибирск скорее всего переименуют в Сарасибирск. Референдум так решил. Её последователи не против, но они не верят что она умерла.

Рубль

Рубль падал впадину глубиной тысяч десять километров. Он только начал падение и поэтому не видел дна. Там, наверху осталась сотня детей и жена Двушка.

Двушка, дородная женщина, круглая и уверенная в себе, могла и в горящую избу, и коня на скаку. А вот что делать с водой она не знала. Никогда ещё рубль не уходил под воду.

Рубль продолжал с каждой минутой погружаться всё дальше и дальше от любимой семьи и Родины. От переизбытка чувств ему стало казаться, что орёл на спине зашевелил крыльями.

Наконец он достиг дна и оттолкнувшись поплыл вверх. А на поверхности Рубль уже не был нужен. Но нет худа без добра. Всю его семью приютил онанист-нумизмат.

Осёл

Лёжа на соломе гляжу в небо. Лезет всякие философские мысли о смысле бытия. Иногда мне снятся философы и я с ними спорю. С моим ли умишком спорить, например, с Аристотелем? Но это происходит постоянно.

Ding an sich. И никак иначе не стоит воспринимать сны. Например для меня трава — это еда, а для травы трава — это однокоренной родственник, отец и брат, мать и сестра в одном флаконе. Для других ослов мои умозаключения чистой воды энтелехия. Сны не проходят даром, заражают своей глубиной хаоса.

Конечно, и мне присущи врожденные идеи. Гадить на мостовой мне не позволяют нравственные ценности, бывает, что у некоторых представителей нашего вида они размыты. Но в целом они все похожи на меня.

Высшее благо для осла — съесть обе связки сена. На этом Буридан и погорел. Ослы разбили в пух и прах его теорию и раз за разом не умирали с голоду. Потому как наше движение к сену подчинено не чувству голода, а всего лишь к адриште.

Нас ослов можно считать самыми настоящими виталистами. Врожденная атараксия только увеличивает наши ослиные возможности в познании мира и времени. Ах, если бы не люди, ослы по праву были бы королями планеты. За сим откланиваюсь, всегда ваш Бруно Асанга.

Обеды

Мне одно время посчастливилось работать с очень занимательным человеком. Обедали мы всегда в столовой и как только усаживались он начинал рассказывать о том как работал в хирургии мед. братом. Рассказы всегда были сдобрены знатной порцией крови, вывалившихся кишок, оторванных конечностей и прочей кровавой кашей. Коллеги шутили, что если б он в своё время не пошел в медицину, то из него получился бы не хилый маньяк. Я никогда не слушаю, что говорят за столом, занимаюсь только поглощением пищи. Но вид у меня при этом задумчивый и многим кажется что я внимательно слушаю. Через несколько недель за столиком мы сидели вдвоём, к нам перестали подсаживаться. Не каждый сможет слушать за обедом такие рассказы. Меня такое положение вещей вполне устраивало: он занимался своими байками, я занимался едой. Так продолжалось примерно год. Но однажды его арестовали за серию убийств и торговлю человечьим мясом. С тех пор в столовой обедаю я один.

Посылка

Вскрывать — не вскрывать? Вчера пришла посылка. Адреса отправителя не было. А в остальном ни чего необычного. Пол дня сидел и вспоминал, что я мог заказать. Знаю точно, последний год ни каких заказов не делал. Родственников в других городах, а тем более странах, у меня нет. В принципе бояться мне не чего, я ж не президент какой-нибудь, чтоб меня хотели убить.

Наконец решился. Канцелярским ножом разрезал коробку, внутри ничего не оказалось кроме письма. Осторожно повертел в руках. Чистый конверт без всяких надписей и марок. Развернул и стал читать.

Написано письмо очень корявым почерком с множеством ошибок. Смысл был таков: маленькая Южно-американская издательская фирма хочет заключить со мной контракт, но так как у них нет достаточно квалифицированных переводчиков, они просят меня заказать в Москве перевод моих рассказов на португальский. Нужную сумму и пробный вариант контракта через две недели привезет их представитель. Свой ответ я должен сообщить ему же.

Ну и шутники! Кому это в голову пришла мысль меня дурачить? За свою недолгую и неудачную писательскую карьеру я придумал всего пять коротких рассказов, напечатанных в местной газетёнке. Никакой, даже мало-мальской известности у меня никогда не было. Как быстро начав писать, так же быстро я забросил это дело. Тащиться в Москву! Придумают глупость и верят что я куплюсь.

Через две недели зазвонил телефон, представитель фирмы прибыл и хотел меня видеть. Я рассмеялся и попросил больше меня не беспокоить, шутка и так затянулась. Но он настаивал. Обрисовав ему своё состояние, я надеялся больше никогда его не услышать. А через день сиделка привела ко мне незнакомого и очень странного человека с сильным иностранным акцентом европейской внешности. Он был загоревшим и излучал радость и здоровье. Я ему невольно позавидовал.

Закончив процедуры, пригласил посетителя к столу. Пока сиделка помогала мне забираться в инвалидное кресло, он с некоторым удивлением меня разглядывал. Я предложил закончить ломать комедию и никогда больше меня не беспокоить. Но он не хотел слушать и всё уговаривал меня на смеси