Занимательно о космогонии - Анатолий Томилин

Результаты своих работ в области механики И. Ньютон изложил в трактате «Математические начала натуральной философии». Этот труд был написан, кстати, тоже весьма сложным языком. Но в нем И. Ньютон показал огромное теоретическое и прикладное значение выведенных им законов. Трактат содержит решение целого ряда важнейших практических задач механики и астрономии, но еще важнее то, что «Начала» явились глубоким обобщением всей прошлой и современной И. Ньютону физики.

Сегодня мы настолько привыкли к классической формулировке, гласящей, что «любые две материальные частицы притягивают друг друга с силой, прямо пропорциональной произведению их масс и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними», что это кажется даже естественным. Таким же естественным, как то, что Земля — шар и что этот шар вращается вокруг своей оси и облетает Солнце.

Закону Ньютона веришь! Конечно, законам верить надо. Во-первых, они несут в себе опыт поколений. Во-вторых, бывают обычно так красивы, так рафинированы, что завораживают. И наконец, верить куда проще, чем понимать…

Между тем привычка принимать любое утверждение науки на веру приводит в определенной степени к догматизму. С ньютоновским мировоззрением дела обстояли значительно сложнее, чем, например, с картиной мира Р. Декарта. Посудите сами: в трудах Р. Декарта пространство было заполненным тонкой материей, в которой бушевали вихри, передающие усилие от одной частицы к другой, от другой к третьей. Это было так же понятно, как толчок в бок. В работах И. Ньютона пространство было пустым и силы тяготения действовали на расстоянии. Это вызывало недоумение. Ведь даже господу богу, чтобы поразить человека, надо было послать в него молнию. В теории И. Ньютона людям XVII столетия не хватало материального носителя силы. Кроме того, вселенная сэра Исаака была вечной и неизменной. Даже с позиций просвещенной современности идея Р. Декарта о развитии вселенной с помощью внутренних сил природы была куда прогрессивнее ньютоновского консерватизма. И наконец, изящный язык, которым были написаны работы французского ученого, ни в какое сравнение не шел с тяжеловесной латынью его английского коллеги. Все это приводило к тому, что, склоняя головы перед математической точностью «Начал», философы предпочитали более расплывчатую французскую концепцию. Все с благоговением соглашались, что И. Ньютон научил людей вычислять движения небесных тел. Но Р. Декарт давал возможность размышлять…

Конечно, с позиций дня сегодняшнего можно предложить делать и то и другое одновременно и вместе. Но не следует забывать, что для того, чтобы теория овладела массами, ее следует сначала сделать доступной массам. Принципы И. Ньютона нуждались в популяризации.

По прошествии менее чем десяти лет после кончины английского физика его взгляды «переплыли Ла-Манш». Вышла в свет работа «Элементы философии Ньютона», написанная на хорошо известном европейскому читателю французском языке. Автором книги был Ф. Вольтер. Его сочинение сыграло огромную роль в популяризации новых идей. И примерно с середины XVIII столетия ньютоновские принципы и ньютоновская механика стали безраздельно господствовать в европейской науке. Они явились той «точкой опоры», на которую можно было опереться, чтобы «перевернуть мир».

Благодаря широкому распространению взглядов И. Ньютона человечество созрело для новой гипотезы. Теперь должен был найтись ее творец.

Жорж-Луи Леклер граф де Бюффон и первая настоящая гипотеза космогонии

Первая гипотеза, описывающая сотворение Земли и планет на основании законов Ньютона и без участия бога, была детищем француза. И не случайно. Именно во Франции XVIII века, бурлящей ненавистью к королю и дворянам, в обстановке приближающейся революции возникает интерес к космогонии, отвергающей вмешательство высших сил.

И вот перед нами первый создатель космогонической гипотезы Жорж-Луи Леклер граф де Бюффон. Высокий рост, атлетическое телосложение — куда ни кинь, видный и представительный мужчина. Небольшой белый парик под треугольной шляпой, камзол-жостокар с широкими манжетами. На плечах темный плащ, прикрывающий достаточно длинную шпагу: парижские улицы не безопасны ночью. Шелковые чулки и туфли на красных каблуках, какие еще носят щеголи, дополняют его костюм. Бюффону 33 года. Он еще не женат. Ни одной из его многочисленных подруг пока не удалось окончательно пленить сердце атлета. Увы, его больше привлекает «Теория ракет и способы их усовершенствования», которыми он как раз сейчас занимается, и почти оконченный перевод «Метода флюксий» несравненного И. Ньютона. Впрочем…

Полные губы его шевелятся. Остановившись на пороге своего дома, он говорит слуге, что отправляется в медицинскую академию на бульвар Сен-Жермен. Это на ночь-то глядя?

Вот он шагает по мостовой той улицы, которая в будущем станет носить его имя. Красные каблуки прочно ступают на землю, своей шляпой он задевает звезды. Его мысли заняты движениями планет. Он словно перелистывает снова и снова «Начала» И. Ньютона, размышляя о «силе импульса», то есть того толчка, который заставил планеты двигаться вокруг Солнца. У И. Ньютона эта сила — бог. А что думает Ж. Бюффон? Давайте застенографируем часть его размышлений: «…сила импульса была, конечно, сообщена светилам рукою бога, когда он пускал в ход вселенную…» В этих словах пока нет ничего нового. Так писал Р. Декарт. Так писал и говорил И. Ньютон. А вот уже кое-что новенькое: «…но поскольку физике следует по мере возможности воздерживаться от обращения к причинам, находящимся вне природы, мне кажется, что эту силу импульса в солнечной системе можно объяснить довольно правдоподобно, и найти причину, эффект которой согласуется с правилами механики, и которая не удаляется от идей, относящихся к изменениям и переворотам, могущим и долженствующим происходить во вселенной».

Ну как? Немного старомодно по форме, но как свежо по содержанию. Не забывайте, что это всего лишь середина XVIII века.

В его мыслях еще очень осторожное, но совершенно недвусмысленное стремление отделить теологию от механики или «басню от физики», как говаривал он сам временами. Позже он так и напишет об этом в своем сочинении. А пока… Он неторопливо шествует по улицам старого латинского квартала — квартала ученых и студентов. И думает о том, что каждый метр в окружении учеников — это такая же система, как Солнце со своими планетами, связанные сложными законами взаимного тяготения…

Жорж-Луи шагает мимо церкви, покровительницы города святой Женевьевы. Через несколько лет на ее месте повелением короля Людовика XV будет заложено колоссальное здание Пантеона, где упокоится прах многих выдающихся людей французской науки. Люди смертны, что делать.

Когда-то считалось, что смерть тиранам предвещали кометы. Во всяком случае, хроники полны описаниями их появления в роковой для правителя год. Ну а если кометы не появлялись, а король все-таки умирал? Небесное тело изобреталось хроникером. Смешные люди — тираны! Они часто до кончины уверены, что качественно отличны от прочих смертных. Ж. Бюффон улыбается. Он вспоминает страницы придворной хроники, написанные всего пятьдесят лет назад. В 1680 году небо Земли посетила «новая комета, какой еще не видели в новейшие времена… В городе царит большой страх: робкие люди видят в этом светиле предзнаменование нового потопа, потому что, как они утверждают, наводнение всегда предвещается огнем».

Комета 1680 года! Она прошла, по расчетам англичанина Э. Галлея, друга И. Ньютона, так близко возле Солнца, что едва не задела великое светило. И хорошо, что не задела. Согласно общему мнению кометы — массивные тела, блуждающие в космосе. Опасные встречи с ними уже не раз предсказывались и Солнцу и Земле.

Почтенные метры Сорбонны собирались, чтобы обсудить опасность, которую несло блуждающее небесное тело. Той самой знаменитой Сорбонны, мимо которой сейчас шел Ж. Бюффон и где несколько лет спустя будет осужден его трактат, как еретический и противоречащий священному писанию. Но пока это все впереди. Пока Жорж-Луи об этом не знает. Он спокойно пересекает бульвар Сен-Мишель — «Бульмиш», как по сей день называют его веселые парижские студенты. Путь его лежит мимо старой церкви святого Сульпиция к рынку Сен-Жермен…

Уже поздно. Но возле устричных лотков воткнуты факелы, и торговцы ловко вскрывают раковины кривыми ножами. Привезли свежий товар. Тянет дымом жаровен. «Каштаны, каштаны, сладкие жареные каштаны». А вон, возле длинного прилавка, тележка на высоких колесах с дынями. Шлеп, шлеп — золотисто-желтые плоды перелетают из ладоней в ладони. Огородники разгружают товар. Ночь коротка. Скоро наступит новый день, и Париж потребует пищи. Много пищи: много фруктов, овощей, мяса и хлеба. Боже милостивый, как много надо людям!.. Один из огородников стоит на повозке и кидает дыни. Другой ловит их и укладывает в пирамиду. Гора растет. Что им до комет? Они вряд ли даже слыхали о грозных предзнаменованиях. Но если это кара божья, то разве справедливо, что часть его детей остаются в неведенье?