Грязные игры - Вячеслав Сухнев

3

«Министерство безопасности располагает достоверной информацией о проникновении в окружение высокопоставленных должностных лиц России преступных элементов».

Акопов чистил ухоронку, складывая в бумажный мешок разную мелочь, накопившуюся за год: старый бритвенный станок, ополовиненную банку пасты для мытья посуды, подтяжки со сломанным зажимом, початый цибик чая, истрепанную карту Москвы, пустые бутылки, пакеты и прочее в таком же роде добро.

Двухкомнатную мрачноватую квартиру на Пресненском валу организовал Степан, когда Акопову понадобилось залечь на дно после операции в Сурханабаде: узбеки потребовали его выдачи. В квартире он ночевал редко, так как работы — привычной, разъездной — у Степана хватало. Однако в редкие визиты сюда, на Пресню, умудрился Акопов оставить в ухоронке множество следов пребывания — бумажный мешок оказался почти полон.

Дожидаясь темноты, Акопов методично, метр за метром, вытер тряпкой, смоченной в уксусе, все двери и дверные ручки, оконные стекла, раковины на кухне и в ванной. Снял ситечко душа, забил шланг в сливное отверстие и открыл горячую воду.

Еще час драил полы, тоже с уксусом, уничтожающим жировые пятна. Залезал шваброй в самые укромные уголки, отодвинув кушетку и платяной шкаф.

Не зря старался — обнаружил давно утерянную авторучку. А на ней — пальчики, пальчики… Авторучка отправилась в бумажный мешок.

В сумерки он бросил ключи от квартиры в почтовый ящик, выбрался из дома и пошел к станции метро «Улица 1905 года». По дороге вывалил в мусорный бак добро из мешка, а тару изорвал. И остался с небольшой спортивной сумкой. В ней лежали смена белья, две рубашки, неброский галстук, потрепанная книжка «Звезды говорят» — про астральное влияние и прочее, домашние тапочки, фотоаппарат «Зенит», видавший виды, электробритва «Харьков» в чехольчике со сломанной «молнией», деньги в двух пачках, схваченных резинками, пустая кожаная папка на кнопках.

Во внутреннем кармашке сумки лежали паспорт и водительские права на имя Багаутдинова Сергея Хисматовича, уроженца Москвы, да еще упаковка анальгина. Две таблетки из дюжины — последние в пачке — сделали в химической лаборатории Управления. Это было последнее достижение пытливых умов, не обремененных плановыми сроками и не стесненных в средствах. Таблетку надо было подержать несколько секунд над огнем спички, а потом она сама приклеивалась к бронеплите или двери сейфа. Появлялось тихое белое пламя. Через три минуты оно гасло, а в металле образовывался пласт окалины, который можно было продавить кулаком.

Или лбом… Таблетки Акопов выпросил на всякий случай у химиков, пообещав написать подробный отчет о результатах их применения в полевых условиях.

Через полчаса он сидел в клинской электричке, последней в этот вечер. Погромыхивая на стыках, поезд оторвался от платформы Ленинградского вокзала. Акопов оглядел редких пассажиров, привалился к окну и постарался не задремать по-настоящему, чтобы не пропустить станцию Поваровку.

На глаза службе безопасности Акопов попал случайно.

Он летел в Хабаровск по заданию Степана. Стоял конец ноября. Москву перемело вьюгами, и тут же ударила оттепель. По пути в Домодедово чуть не попали в серьезную аварию на Каширке. Впереди занесло старый «Москвич». В него врезалась мощная тяжелая иномарка. Сзади напирал поток, впереди вскипало месиво из грязного снега и сцепившихся автомобилей. Водитель Акопова, молодец, среагировал: заложил немыслимый вираж, протиснулся в крайний правый ряд, выскочил на обочину и промчался по грунту. Побоище осталось за спиной.

Акопов вытер холодный пот и оглянулся. Идущая вослед «Волга» попыталась повторить маневр, но провалилась в талой дернине и забуксовала.

— Вертолет надо покупать, Гурген Амаякович, — сказал водитель, возвращаясь на дорогу. — Я когда по Кандагару гонял, так не боялся, как тут, в столице. Там хоть знал, за что могу аминь пропеть. А тут вылетит дурак — и абзац.

Дальше ехали осторожно, хоть времени оставалось в обрез. На площади перед аэровокзалом Акопов сказал:

— Я твой должник, браток. Спас от Склифа. Если не от морга… Чего тебе привезти?

— Смотря куда наладились, Гурген Амаякович, — засмеялся водитель. — Если в Среднюю Азию — привезите дыню.

— Нет, — помрачнел Акопов. — В Среднюю Азию мне летать вредно. Климат, понимаешь, тяжелый… Лучше я тебе рыбки привезу.

То ли перепсиховал он, не отошел еще от внезапного видения глупой и мучительной смерти в сплющенной коробке машины, а только не заметил он знакомую морду — буквально в нескольких шагах. Впрочем, с некоторых пор Акопов перестал остерегаться в людных местах. Обнаглел, что называется. Вряд ли коллеги из Управления признали бы его в бородатом пижонистом спекулянте — кожанка, штаны на заклепках, шнурованные ботинки до колен, цепь на шее, дымчатые очки и перстень-печатка с орех величиной. Акопова даже милиция не тормозила.

Однако бывший коллега узнал его сразу — именно потому, что таким, бородатым и пижонистым, запомнил Акопова по давнишней операции в Ливане, куда они ездили в качестве инструкторов подразделения христианской самообороны. Коллега отвернулся, изучая пестрые ценники в киоске, возле которого курил в ожидании своего рейса. А потом неспешно задавил окурок, пошел за Акоповым и убедился, что тот улетел с хабаровским бортом.

В общем, в Хабаровске Акопова встречали. Хоть и без цветов. И осторожно вели три дня, передавая из рук в руки, как сосуд хрустальный. Так весь маршрут и проследили — до самой малаховской резиденции Степана. Руководитель службы безопасности запретил брать Акопова нахрапом — представлял, какую свалку тот может устроить при задержании. Оперативники службы произвели молниеносный налет на московский офис банды Степана, захватили кадровика Андрея и часть банковских документов. А потом предложили Степану обменять начальника отдела кадров и засвеченные авизовки на господина Саркисяна, начальника отдела конъюнктуры.

Когда Акопов вернулся из рейса в Приднестровье, Степан передал ему предложение службы безопасности, присовокупив:

— Хочешь — отрывайся. Даже помогу. Деньги — грязь. Еще заработаем. Андрюшку только жалко. Замочить могут парня…

— Могут, — согласился Акопов. — И потому, Степушка, отрываться я не буду. Во-первых, надоело бегать. Не заяц. Во-вторых, пора с родной конторы по счетам получить.

— Как бы по рогам не получить, — невесело пошутил Степан. — Ну и с конторой ты связался — не приведи Господь! Из милиции я бы тебя через час выдернул. И даже с Лубянки. Ну, не через час, положим, но через пару дней выдернул бы. Однако Управление твое поганое… Никто не берет! А ведь я давать умею. Вот где сволочи, вот где бардак!

Короче говоря, решил Акопов сдаваться. Поставил лишь одно условие: Андрея обменяют немедленно. Что называется, из рук в руки. И обязательно в людном месте, чтобы у службы безопасности не появилось искушение продемонстрировать образцовую стрелковую подготовку. Обмен происходил в магазине «Детский мир», в секции мягкой игрушки.

Перед Новым годом тут было действительно весьма людно. В какой-то момент среди покупателей оказались одни папы — как на подбор, с квадратными неподвижными мордами и руками, вбитыми в карманы. Боевики Степана тут же угребли своего кадровика, а смиренного Акопова буквально вынесли на Пушечную улицу товарищи по ратным подвигам.

Через полчаса Акопов уже сидел в подвале старшего дознавателя службы безопасности майора Небабы и наслаждался его пением. Майор, по обыкновению, тщательно мыл руки, исполняя по ходу процедуры песни советских композиторов. Потом карандаши очинил, консерватор, придвинул стопку бумаги и представился.

— Извини, майор, — сказал Акопов, — но разговаривать с тобой пока не буду.

— Почему? — искренне удивился Небаба. — Рылом не вышел? Или званием?

— Званием, званием, — утешил его Акопов. — Сначала хотел бы поговорить с кем-нибудь из высокого начальства.

— А с начальством всей ООН… не испытываете желания?

— Ни к чему, — скромно отказался Акопов. — Просто я желаю открыть слово и дело государево. И не уверен, майор, что тебе надо все знать в деталях. Есть такие знания, которые в себе носить вредно. Можно грыжу нажить. Не обижайся. Поговорю с начальством — и весь я твой. Хоть на хлеб мажь.

Майор Небаба был умным человеком. А ум развивает осторожность. Пусть и с опозданием, но развивает. Во всяком случае, после того, как майор, будучи еще капитаном и следователем военной прокуратуры, нарвался по неосторожности на служебные неприятности, он явно поумнел. Поэтому старший дознаватель службы безопасности приказал подручному Потапову — сто килограммов мышц и полкило мозга, включая и спинной, — вернуть подследственного в первобытное состояние, на нары в одиночку, а сам, поколебавшись, позвонил генералу Савостьянову.