По следам легенды - Лев Корнешов

— Эгей, Ясиня! — выкрикнул Олекса во всю свою молодую силу.

— Здесь! — откликнулись издали.

Олекса и Фучик шли в толпе, и обступали их со всех сторон нищета, отчаяние, безысходность. Наконец нашли переселенцев из Ясиней, и Олекса обнялся с односельчанами. Здесь были и совсем молодые люди, его сверстники. Они обступили земляка.

— Это мой друг, журналист из Праги, — представил Олекса Юлиуса Фучика.

— Что, пан журналист любопытствует, как люди нищету на беду меняют? — спросил молодой переселенец в кептаре[3], перетянутом широким кожаным поясом — чересом.

— Товарищ Фучик пишет по правде, — строго сказал Олекса.

— Раз тебе он товарищ, то и нам не чужой человек. — Взгляды у переселенцев стали более доброжелательными.

Все собрались в круг, ждали, что еще скажет Олекса, который был, как и они, с гор.

— Зачем уезжаете, люди добрые? На кого горы наши покидаете? — спросил Олекса.

Площадь и все, кто был на ней, слушали печальную песню:

Верховине, свiте милий,Рiдна моя мати,Чому твоi дiти ходятьПо свiту блукати…

— Горы наши, — продолжал Олекса, — хоть и из камня, но живые, им силы нужны, чтобы стоять вечно! Без людей они поседеют, рухнут, осядут в землю…

— Правильно говоришь, Олексо, — ответили ему, — только что делать?

— У меня убогий шмат земли за долги забрали…

— У меня хату в казну отписали..

— Мои детки у порога хаты голодную смерть встретили…

— Да знаю я, что не от сытости за моря-океаны бежите… Только что найдете вы на чужбине? В Америке хорошо тем, у кого капитал имеется, доллары. Там этому богу молятся. А вы своих богов везете, — указал Олекса на иконы. — Тяжко будет богам нашим древним, русинским, из чужих углов на вашу беду смотреть!

— То правда, Олексо! — зашептались переселенцы. — Только что делать? Здесь конец известный. А там — вдруг повезет… — сказал пожилой лесоруб.

Олекса и Юлиус попрощались с переселенцами, пошли к вокзалу. За ними, словно тень, брел сквозь толпу человек, одетый в одежду явно с чужого плеча.

— Кажется, нас провожают? — заметил его Юлиус.

— Бис с ним, — засмеялся Олекса. — А вот их, — он указал на табор переселенцев, — жалко, ох как жалко!

— Придет время, — твердо сказал Юлиус, — и иной станет этот край, эта земля. Для того живем!

— Для того живем… — повторил Олекса.

По перрону вокзала быстро шла, почти бежала девушка с цветами.

— Еле успела! — перевела она дыхание. — Это вам, товарищ Фучик, — протянула она цветы Юлиусу.

— Познакомься, Юлек, — представил ее Олекса. — Сирена тоже журналистка, работает в нашей партийной газете.

— Значит, Сирена… — весело заулыбался Фучик. — А мою жену зовут Густой! — Юлиус вскочил на ступеньки вагона.

Поезд тронулся, и Юлиус взмахнул рукой на прощание:

— Скоро снова приеду!

«Наши враги знают, что наша нынешняя борьба — это начало их гибели…»

Начальник полиции просматривал донесения агентов в пухлой папке. Взял одно из них, отчеркнул красным карандашом… «Юлиус Фучик»… Нажал на кнопку звонка.

— Позови Будяка, — приказал вошедшему офицеру.

Будяк, бравый хлопец, тот, что «провожал» на вокзале Олексу и Фучика, появился немедленно.

— Твое сочинение? — показал ему бумагу начальник полиции.

— Так точно, господин полковник, — подтвердил Будяк.

— Где сейчас Фучик?

— Отбыл в Прагу вечерним поездом, — доложил Будяк.

— Кто провожал?

— Этот новый редактор «Трудящейся молодежи» и дивчина из «Карпатской правды». Ну и мы, как положено… в стороне постояли, — ухмыльнулся Будяк. — Провели пана коммунистического публициста с почетом…

— Чего он к нам приезжал?

— Не установили.

— Остолопы! — Полковник быстро выходил из себя. — Навели справки о новом редакторе комсомольской газеты?

— Так точно, — тянул Будяк. — Партийная кличка — товарищ Олекса. Родом из Ясиней. Старший брат коммунист. Олекса закончил горожанскую школу в своем селе, потом торговую в Мукачеве. Выезжал года на три в Европу, чтобы, значит, коммерцией заниматься.

— Чем-чем? — удивился полковник. — Да ты еще глупее, чем я думал! Уехал в Европу, торговал неизвестно чем и с кем, а вернулся красным журналистом и редактором газеты…

— Про то не подумали, — растерялся Будяк.

— Так думайте, для того вас кормим и выпить даем. Теперь вот что: взять этого «товарища» Олексу под постоянный надзор, пусть наши люди по пятам за ним ходят, в спину ему дышат. И прятаться им особенно не надо, мы — власть здесь, имеем право. Ясно?

— Куда ж яснее, — ощерился в улыбке Будяк. — Чтоб испугался, значит…

Полковник тяжело задумался. Будяк почтительно молчал.

— Неспокойно в крае, — проговорил начальник полиции, — забастовки, демонстрации, к коммунистам тянутся уже не только рабочие, но и крестьянство, лесовики, те, кто от века политикой не занимался… И Фучик неспроста приезжал…

— А что Прага? — позволил себе поинтересоваться Будяк.

— Прага сообщает, что публицист этот — из готвальдовцев. Готвальд ему обычно ответственные задания дает. И к кому зря посылать не станет. Значит, наш редактор, этот товарищ Олекса, — у них перспективная фигура…

— Держится уверенно, — подтвердил Будяк. — И его слушают. Красиво выступает, — неожиданно для себя сказал Будяк.

— Займитесь паном редактором вплотную, — распорядился полковник. — И выясняйте, на чем его подловить можно, скомпрометировать — вдруг на горилку падкий, до дивчат ласый… Или еще чего… Нет человека без греха…

— Это уж точно. — Такое Будяку было понятно.

— Как твоя сотня? — спросил полковник.

— Формирую из надежных хлопцев. Соколы! По первому приказу будут резать и вешать, кого скажем.

— Про то не мели языком! Мы живем в стране, где законы соблюдают!

— Ага ж, в республике… — ухмыльнулся Будяк.

— Вот-вот! А если кто-то хочет, чтобы всякие лайдаки и голодранцы тихо сидели в своих курятниках, то это тоже понятное желание.

— Мы им пропишем права на том месте, на которое они и сесть не смогут, — мрачно пообещал Будяк.

— Но чтоб недоразумений не было! — повысил голос полковник. — Вы самостоятельно ведете борьбу. Оружие мы вам дадим, а дальше уж ваше дело…

«Хустское кровопролитие свидетельствовало о чрезвычайном обострении классовой борьбы»

Редакция «Трудящейся молодежи» — краевой молодежной газеты выглядела более чем скромно. Это несколько комнат, тесно заставленных столами, стульями, шкафами для книг, газетных подшивок, папок с вырезками.

Олекса поднялся из-за письменного стола с густо исписанными листочками в руке, сказал коллегам:

— Послушайте, что получилось…

Он читал четко, ясно, выделяя интонацией главное:

— «7 ноября трудящиеся Советского Союза вместе с мировым пролетариатом будут отмечать 13-ю годовщину победоносной пролетарской революции в России, годовщину новой эпохи, эпохи диктатуры пролетариата и строительства социализма».

Олекса — невысокого роста, неистраченные силы чувствовались в каждом движении.

— «Буржуазная Чехословакия 28 октября праздновала 11-ю годовщину своего господства, годовщину жестокого ущемления и угнетения трудящихся масс…»

Журналисты слушали редактора с одобрительным вниманием. Это были молодые люди, одетые просто, по-рабочему.

— Очень правильно сказано, — поддержали они Олексу. — Какое название выбрал?

— «Две годовщины», — ответил быстро Олекса, — в этом суть! По времени они почти совпадают, эти две даты истории, но какая социальная пропасть лежит между ними!

В комнату вошла девушка, очень строгая, неулыбчивая.

— Товарищ Олекса, — сказала она, — тебя приглашают в крайком.

— Ну улыбнись же, Мирослава, — шутливо сказал ей Олекса, — тебе будет к лицу улыбка, все это подтвердят!

— Товарищ Олекса, — все так же невозмутимо повторила Мирослава, — тебя просят не задерживаться…

— Иду… — вздохнул Олекса.

Секретарь крайкома КПЧ пожал руку Олексе, садиться не пригласил — времени в обрез.

— Через несколько дней, — сказал устало, — в Хусте начнется забастовка рабочих фирмы «Вейсхауз». Там уже находится сенатор Иван Локота, другие наши товарищи. Жандармы стянули в Хуст дополнительные силы. Крайком партии предлагает выехать тебе в Хуст…

— Еду! — сразу же решительно ответил Олекса. — Сейчас же!

— Возможны провокации, — предупредил секретарь крайкома. — Как стало известно, жандармам выдали боевые патроны.

— Вот уже до чего дошло… — протянул Олекса.

— Да, — подтвердил секретарь крайкома, — буря приближается… И это ее первые порывы…