Подарите Наташе семью - Ольга Владимировна Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго я собиралась. Все-таки пошла. Наверное, с полчаса ходила возле дома, вот уже пять лет , как я не была у мамы.
Звонок в дверь.
– Кто там?
– Это я, Наташа.
Дверь открылась на цепочке, в щелке показалось лицо мамы.
– А, вспомнила, что у тебя мать есть?
– Я и не забывала.
– Значит, так хорошо живется, что и мать не нужна?
–Почему мама ты так говоришь, ты мне всегда нужна была и раньше и сейчас.
– Что проблемы взрослой жизни замучали, пришла.
– У меня все замечательно, просто хотела узнать, как твои дела.
Я развернулась и ушла. Вот так сходила к маме. Она даже цепочку не сняла, даже на порог не пригласила.
Как ни странно, у человека есть способность ко всему привыкать, и я привыкла к скандалам и побоям. Смотрю на его вечно пьяную физиономию и сама напьюсь. Сразу будто на одном языке разговаривать начинает и живется легче.
«25-е число, сегодня пенсия, опять драки» – думала я, подходя к дому. Ноги совсем не шли, хотелось развернуться и уйти в другую сторону. Возле подъезда стояла скорая помощь, я даже внимания на нее не обратила.
Дверь в квартиру открыта, куча людей, скорая, милиция.
– Что случилось? – спросила я.
–Ваша мама умерла, – ответили соседи.
Я залетела в комнату, она лежала на носилках.
– Что случилось?
– Инсульт, обычное дело в таком возрасте.
– Инсульт? Я посмотрела на нее, когда проносили мимо. Голова была окровавлена и большая вмятина в черепе.
– А это что?
– По всей видимости, когда случился приступ, она стояла и упала. Вот и проломила череп.
Все это было сомнительно. Я посмотрела по сторонам в поисках своего мужа. Он сидел на кухне и наливал следователю чай. Без эмоций, его мать выносят, она умерла, а он сидит, чай пьет. «Добил, скотина» – одна мысль была в голове. Потом появилась еще одна, еще более страшная: «Я осталась одна, следующая моя очередь».
Без пенсии стало жить намного сложнее. Теперь мои деньги уходили на выпивку, я не сопротивлялась, отдавала все и сразу. Я хотела жить. Ему все было мало и мало. Еду я носила из садика, но и там было не густо. Времена были такие, многие дети только в садике и питались, потому что дома нечего было есть. Поэтому отходов было мало, а котлеты вообще редко когда оставались.
– 5 лет сидишь в своем садике – возмущался муж, копейки получаешь. Шла бы в магазин, там больше платят.
Так мне хотелось сказать, что если ты пойдешь работать, будет намного легче, но боялась и молчала, а он все равно бил.
Как то получилось так, что, кроме овсяной каши я ничего не принесла, даже хлеб весь съели. Подогрела, сижу, жду, когда он заявится неизвестно откуда. Кстати, овсянку я с тех пор не ем.
– Ты что, издеваешься? – Сергей открыл крышку кастрюли. Я, что, по-твоему, Шерлок Холмс, чтобы овсянку есть?
«Надо же, думала я, стоишь, еле на ногах держишься, все деньги забираешь, а я где их еще возьму?
– Что молчишь? А может, тебя на панель заслать, у тебя раньше хорошо получалось мужиков обслуживать и деньги там платят, а хотя кому ты сейчас нужна? – он засмеялся диким хохотом.
Я молчала.
– Овсянка, сэр, овсянка, сэр, ха-ха-ха. А ты сама ела свою овсянку? – Он резко наклонился ко мне и смотрел в глаза. Страшный, вонючий, я зажмурила глаза.
– Я так и знал, не ела, – Сергей схватил горячую кастрюлю.
– На, жри! И бросил ее на меня.
Кастрюля, конечно, отскочила, но каша оказалась на мне и предательски затекала под халат. Я соскочила со стула и пыталась ее вытряхивать, но она прилипала к телу, оставляя ожог.
– Что, горячо? – он дико смеялся.
Я забежала в ванную, пыталась смыть ее , но она смывалась вместе с обожженной кожей. Когда я вышла, он ходил по комнате, размахивая сковородой и что-то напевал.
– Что, отмылась овсянка? Я мясо хочу, мясо!
– Где я тебе его возьму?
– А меня это не волнует!
Он начал замахиваться сковородкой. В любое другое время я бы убежала к Алексеевне и попросила бы у нее в долг, но не сейчас. Грудь горела, я ревела от страха и от боли, терпение мое кончилось.
– Ну че, давай.
– Нет.
– Что ты сказала? – его дикая улыбка превратилась в какой-то оскал бешеной собаки. Да я сейчас врежу, от тебя мокрое место останется.
Он замахнулся сковородкой, но я ее перехватила и ударила его первой, от удара он упал…
Первой в комнату вошла следователь, женщина лет 30, ухоженная, серьезная. Медиков еще не было, оперативники пошли за понятыми.
– Что случилось? – спросила она.
Я молчала, испугалась не того, что Сергей мертв, а того, что из-за этого гада я буду сидеть.
– А это что? – Она показала на мои ожоги с кашей.
– Обожглась.
– Чем?
– Кашей овсяной.
Она зашла на кухню, прошлась по комнате. Я так и сидела на полу у дивана, а возле меня лежала сковородка.
– Понятно…, -сказала она,– и, конечно, ты сама обожглась?
Я взглянула в ее лицо. «У нее добрые глаза» – решила я.
– Давно бил?
– Со свадьбы.
– Зачем терпела?
– Некуда было идти.
В коридоре появились понятые. Следователь запнула сковородку под диван так, что никто не видел и пошла к ним.
– Господа понятые, прошу заметить и подтвердить: мужчина в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения упал и стукнулся головой об угол стола, имеется характерное повреждение, там самым пробив себе череп. Установлен факт несчастного случая.
Людмила Алексеевна, как пообещала, помогла мне поступить в педагогический институт на заочное отделение. Сессии сменяли работу, работа- сессии. Время шло…
Я частенько вечерами стала приходить к дому мамы. Просто садилась на качели напротив ее окон и качалась. Я видела ее силуэт на кухне, она всегда сидела одна…
Я сидела и мечтала, как наберусь смелости и позвоню в дверь, как она откроет без цепочки и обнимет меня, мама все-таки… Но смелости не хватало, я боялась опять получить холод от нее и обидные слова.
Учеба шла хорошо и работа тоже. Наконец-то я стала такой, чтобы мама могла мною гордиться. Я решилась идти. Звонок в дверь. Тишина. Я так переволновалась, что слышала стук своего сердца в этой тишине. Еще звонок. Слышу шаги, шаркающие. Я уже представляла, что не буду ее слушать, а просто обниму и все. Дверь открылась, но там не мама. Соседка тетя Валя открыла дверь.
– Наташенька, ты ли это?
– Да, а где мама, почему вы?
– Во- время ты пришла, худо