Большая игра (ЛП) - Слейд Стюарт

И это тоже было верно. Тяжёлый влажный воздух будто заглушал все звуки, душил их прямо во рту. Даже рокот дизелей казался слабым. Канонерские лодки, транспорты, безмолвные джунгли по обе стороны и мутная коричневая вода, мягко текущая навстречу. Широкая река, широкая и мелкая, а дно её — отвратительная липкая грязь.

При взгляде на свой небольшой конвой Натану мерещилось, будто ничего не изменилось, и сам Киплинг с ними на борту; Британская империя простирается на весь мир, а морями неоспоримо владеет Королевский флот. Только он знал: империи пришёл конец, она рассыпалась, а с нею и флот. Часть его всё ещё служила в Канаде, Индии и Австралии, да и в крошечном фрагменте, самой Великобритании, но от той осталось только имя, которое когда-то было синонимом морской державы.

Внезапно тишину разорвало бешеное завывание. Прямо над канонерками, разрушая давящую тишину, промчалась пара тайских F-105. Капитан посмотрел вслед им в бинокль. Самолёты были тяжело нагружены. Подвесные баки на внутренних пилонах крыльев, шесть связок бомб на средних и ещё по четыре на внешних. Ну вот, добро пожаловать в 1959 год, подумал Натан. А через несколько дней наступит 1960.

Его первый помощник вжал голову в плечи, когда самолёты прошли буквально по головам.

— Как они это делают? Двадцать лет назад они были ещё одной непонятной страной где-то на карте, которую не вдруг отыщешь. Сейчас наши пилоты водят F-84, если повезёт, или F-72, если нет. А они вон на чём летают.

— Деньги. Когда складывался Тройственный Союз, тайцы подписали со всеми торговые соглашения. Хорошие, честные соглашения, от которых все получают прибыль. Вот только с их помощью Таиланд стал финансовым центром. А потом был наплыв компаний, банков, торговых объединений. Все сдёрнули из Гонконга, пока его не заняли японцы. Теперь всё это в Бангкоке. У тебя же есть банковский счёт?

— Конечно, в Гуджаратском банке.

— Который на тридцать процентов принадлежит Тайскому Сельскохозяйственному банку. Когда ты платишь ежемесячную комиссию за обслуживание, треть из неё уплывает в Таиланд. Беда в том, что и мы, и австралийцы думаем о сегодняшнем дне, ну максимум на пять лет вперёд. Просто приходится, так как мы вынуждены заниматься проблемами, которые надо решать, если мы собираемся прожить эти пять лет. А они думают на десятилетия и заглядывают в следующий век. Конечно, у них есть краткосрочные заботы, но они способны смотреть на них в контексте стратегических перспектив. Слава богу, мы союзники.

Вернулась тишина, и с ней недолгая иллюзия мира. Жаркое влажное спокойствие как будто приглушило взрыв, потому что столб воды, взметнувшийся из реки вместе со «Стрекозой», на мгновение был бесшумен. Потом, конечно, звук разлетелся над водой. Канонерка быстро погрузилась по самые борта, перевернулась и затонула. В этот момент Натан услышал другой протяжный взрыв, только картина выглядела куда хуже. Транспорт вёз бензин, и груз воспламенился. Судно погружалось в центре озера горящего топлива, и крики его команды доносились даже сквозь плотный воздух.

Потом появилась и причина. По воде, покачиваясь, к «Цикаде» приближалась рогатая чёрная сфера. Уворачиваться смысла не было. Канонерка всё равно не успеет, к тому же при манёвре создаст разрежение, которое притянет мину к ней. Он не мог оторвать взгляд, пока один из австралийских солдат на борту не начал действовать. Сержант Шэйн лёг плашмя на палубу, передёрнул затвор «Ли-Энфилда» и выстрелил. Мина взорвалась, не доплыв метров пятидесяти. Встав, он воздел винтовку вверх.

— 303-й рулит! Осилят такое таи со своими «Говняшниковыми»?

— Пулемётчиков с «Бреном» на нос! Отстреливайте чёртовы мины. И передайте на транспорты, чтобы сделали так же.

Зазвучало рваное стаккато выстрелов, донеслись ещё три взрыва. Потом всё стихло — перехватили последнюю мину. Через несколько минут конвой возобновил движение, только теперь со стрелками и пулемётчиками, высматривающими помехи. Но вскоре ещё грохот снова разорвал тишину реки. В отличие от предыдущих подрывов, когда столбы воды вздымались у борта жертв, ТДК был буквально окутан брызгами. Удар перебил киль, и судно затонуло мгновенно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Сэр, что это? Почему брёвна плывут не от места взрыва, а к нему?

— О боже. Это крокодилы. Стрелки! Огонь! Отгоните их, чтобы не доели выживших.

Раздались залпы винтовок и глухие хлопки единственной 45-мм пушки «Цикады». Проектировщики никогда не задумывали использовать её против таких целей, но получилось как нельзя лучше. Крокодилы разлетались кровавыми брызгами. Стрелки перенесли огонь на другие «брёвна», которые были уже в опасной близости от затонувшего транспорта.

— Подойдём к ним и подберём людей.

Капитан почувствовал, как «Цикада» набирает ход. Его передёрнуло. ТДК поймал донную мину, скорее всего, сработавшую от перепада давления. Другая может покончить с ними раньше, чем они поймут, что случилось. Разумнее было бы обойти… но всего месяца полтора назад Джим Лэдоун на «Худе» победил два самых больших линкора в мире, потому защищал конвой. Планка была поставлена весьма высоко, и Натан не собирался искать лёгких путей.

Как и «Худ», «Цикада» вышла из воды сухой. Оставшиеся в живых были приняты на борт, включая нескольких обгоревших членов экипажа с первого подбитого транспорта, и кое-кого со «Стрекозы». Караван неуклюже развернулся и встал на обратный курс, в Мандалай. Если плавающие мины ещё можно разглядеть и расстрелять издалека, донные просто так не обнаружишь. Пока реку не протралят, путь по ней закрыт. Глядя на раненых, лежащих на кормовой палубе, Натан вспомнил последние строки из баллады:

— На дороге в Мандалай, где суда стоят у свай, мы кладем больных под тенты и идем на Мандалай.

Бирма, Твинге[107], дорога Мандалай — Мьичина

«Грязь, грязь, чудесная грязь, так здорово влезть в неё и завязть!»

Его маленькая дочь любила песенку про счастливого гиппопотама[108]. Он мог петь ей несколько часов подряд, а она слушала с очарованными глазёнками. Но дочка осталась в Австралии, а он был в Бирме и возился в грязи. Гиппопотам ошибался. Никакая грязь не чудесная, она ужасная. Жирная, густая, оранжево-красная жижа, которая проникала повсюду. Она забивала подвеску, рулевые тяги и выхлопные трубы. Американские полноприводные грузовики справлялись с нею без особого труда, но их не хватало. Большинство машин были старыми британскими колымагами, без мощных двигателей и полного привода. Они слишком часто застревали, «6х6» вынужденно возвращались и вытаскивали их. Некоторые участки вообще можно было преодолеть только на буксире.

Дорога разрушалась и самими грузовиками. Вместе с дождями они перемешивали её, превращая в густую грязь. Первые конвои прошли до Мьичины без особых проблем, но каждому следующему приходилось тяжелее. Дожди усиливались, колонны превращали колею в болото. Австралийцы думали, что пришли муссоны, но оказались неправы. В Рангуне стояла тайская часть, глубинная зафронтовая разведка. Австралийцы с ходу обменялись с ними любезностями — да так, что разгромили на проспекте три бара на отрезке всего лишь в сто пятьдесят метров. Естественно, они потом подружились, и тайцы пояснили, что такое настоящий муссон и когда он придёт. Дней через десять, сказали они позавчера, и поведав о таких дождях, когда не видно дальше пары-тройки метров. Или о потоках воды, возникающих из ниоткуда и способных снести всё на своём пути. И о страшных ливнях, когда на открытом месте можно утонуть, стоя на ногах.

Тайцы подсказали много других дельных вещей, которые, но главное, «В сезон дождей не работают». Было очевидно, что они любят муссон и боятся его. Дожди несли плодородие и богатство. Но австралийцам никто не сказал заранее, что в это время грунтовые дороги превращаются в грязевое месиво. Где-то далеко позади сапёры их асфальтируют, превращая во всепогодные, но здесь и сейчас это грузовикам никак не помогало. Капитан Голконда понимал, что его конвой уже выбился из графика, но способа наверстать время не видел.