Любовники - Кэтлин Уинзор

Поодаль молодые женщины, стоя возле костров на коленях, готовили пищу. Как только Шерри с Джасинтой увидели отвратительное варево, кипящее в котлах, они тут же отвернулись, зажав носы. Им было тошно смотреть на эту так называемую еду.

Даже в столь ранний час лагерь распространял какой-то особый запах: пахло луговыми травами — их рвали и топтали; доносился какой-то металлический запах свежей грязи; пахло помятыми полевыми цветами, конским навозом, несло гнилью от содранных бобровых шкурок, немытых тел трапперов и индейцев; пахло салом, потом, дымом костров и жареным мясом; еще доносился тонкий аромат хвои сосен и пихт, кипящего кофе и виски. И все эти многочисленные запахи смешивались с теми, что шли от огромной массы людей и животных, которых было примерно раза в два меньше.

Солнце поднялось выше и теперь светило с каким-то необычным рвением. Небо было совершенно синее, лишь кое-где его разрывали белые, словно из ваты, облака. И теперь каждое движение, каждый цвет были настолько отчетливы и живы, что казались почти ирреальными. Свежий горный воздух вдохнул в обеих женщин небывалую силу и удивительную легкость, и Джасинта ощутила сильное, но приятное головокружение, как в первую ночь пребывания здесь.

Они шли за Грантом, глядя по сторонам, уже более смело и даже дерзко, но при этом не бросаясь больше обсуждать каждый звук, каждое зрелище или впечатление, поскольку каждая из них воспринимала окружающее на свой собственный лад.

Однако Джасинту по-прежнему не покидало скверное предчувствие. Несколько трапперов, необузданных и пренебрегающих всем и вся гигантов, брели по дороге, пошатываясь от выпитого, и во весь голос нестройно горланили какую-то песню. Они толкали друг друга, приставали к молоденьким индианкам, которые со смехом вырывались из их неуклюжих объятий, а сами тем временем поглядывали по сторонам в поисках более достойного объекта мужского пола, чтобы можно было получить соответствующее вознаграждение.

«Ох, прежде чем мы выберемся отсюда, нас ожидает масса неприятностей», — мысленно предостерегала себя Джасинта.

Вдруг Грант остановился и ткнул куда-то пальцем со словами:

— Вон он!

Джасинта и Шерри повели глазами и увидели, что Грант подвел их к подножию Ревущей горы, и, хотя сейчас палатки и вигвамы стояли почти вплотную друг к другу, а повсюду толпились люди, женщины с трудом осознавали их присутствие, и снова раздался мерзкий голос Гранта:

— Ну же, пошли!

Женщины посмотрели вверх, на курящуюся белую скалистую гору, и увидели его, стоящего на самом краю горного уступа. В этом месте гора, поросшая лишайником, образовывала нечто похожее на трибуну оратора. Хотя Джасинта с Шерри не могли на таком расстоянии отчетливо разглядеть его лицо, они все равно поняли, что это он, по росту и могучей фигуре. Да и то, как он стоял, не оставляло никаких сомнений, что это был именно он. Он стоял, как обычно, широко расставив ноги, прижав кулаки к бедрам. Его окружали индейцы воины. Судя по головным уборам, среди них были несколько вождей.

Вот и еще раз обе женщины вместе встречаются с ним.

Насколько все выглядело бы проще, если бы можно было встретиться с ним поодиночке.

«Если бы Шерри оказалась одна, я бы изнывала от мук, думая о том, что случилось, — размышляла Джасинта. — Я бы мучилась в догадках, что между ними произошло, что они говорили друг другу. Наверное, просто бы сошла с ума, если бы пришлось еще раз вынести то, что выпало на мою долю вчера, когда они вместе ускакали верхом».

Она все время украдкой поглядывала на Шерри, наталкиваясь на быстрые взгляды матери. На какой-то миг их глаза встретились, послав друг другу немой вопрос; потом обе снова посмотрели вверх, на склон горы, и начали медленно подниматься, лавируя между камнями и курящимися испарениями, которые поднимались над поверхностью горы. Шлейфы их превосходных платьев тянулись за ними. Гора казалась живой; до них доносились шипение, какое-то бормотание и бульканье; их обволакивали облака неприятного дыма, испарений — создавалось впечатление, что сейчас склон взорвется под их ногами. Всюду виднелись искривленные стволы сосен, какие-то одинокие предметы на бесплодной белой земле, такой угрюмой и негостеприимной. От всего вокруг исходила смутная враждебность.

Они шли неторопливо, постоянно поглядывая себе под ноги и стараясь не сводить с него настороженных взглядов. Он казался полностью погруженным в беседу с отчаянно жестикулирующими вождями, часть которых были одеты в алые военные мундиры, сшитые в Европе, с эполетами и золотыми галунами. На их головах возвышались кивера. Все пребывали в отличном расположении духа, то и дело раздавался громкий бодрый смех. Очевидно, вожди не видели необходимости представать перед ним, полностью соблюдая военный этикет, что всегда производило неизгладимое впечатление на белых людей.

Наконец, когда женщины оказались в каких-то десяти футах от него, Джасинта остановилась. Они тяжело дышали после этого невыносимого подъема, сильно вспотели и теперь вытащили платочки, чтобы промокнуть ими влажные лоб и щеки.

— Полагаю, нас ждут, верно?

— Наверное. Вне всяких сомнений, он заметил нас, хотя делает вид, что это не так.

Они посмотрели на себя в зеркальца, встряхнули головами, поправили выбившиеся из-под шляпок локоны, каждые несколько секунд поглядывая на него. Однако смех и разговоры не утихали. Шерри с Джасинтой не понимали ни слова из этой беседы, поскольку она шла на диком языке какого-то племени. Совсем рядом с ними находилась глубокая котловина, в которой угрожающе побулькивала кипящая жидкость. Казалось, гора то и дело тяжело вздыхает. Услышав эти жуткие звуки, женщины тревожно переглянулись, ибо понимали, что их спокойствию скоро может прийти конец: кипящий поток грозит в любую секунду поглотить их маленькие фигурки.

А вскоре, поскольку он по-прежнему не обращал на них никакого внимания, озабоченность на их лицах мало-помалу сошла на нет, ведь их теперь почти не волновало, как они выглядят и с каким трудом дышат. И, словно по молчаливому обоюдному согласию, они обратились к действу внизу. Каждый раз, при появлении какого-нибудь нового чуда, касались друг друга руками; смеялись, увидев что-нибудь забавное; изумлялись, когда видели нечто потрясающее, — с каждой секундой раскрывающаяся перед их взорами панорама становилась все более впечатляющей. Теперь, в некоторой безопасности, это зрелище доставляло им намного большее удовольствие, чем раньше.

Даже здесь, на высоте, им слышался страшный шум, исходящий от лагеря. Надрывно лаяли собаки, пронзительно ржали лошади, то и дело раздавались плач и крики детей, неприличный гогот трапперов, бой барабанов, заунывные индейские песни, повизгивание девушек, вой шакалов, которые плотоядно облизывались, бродя вокруг лагеря в поисках добычи. Неожиданно раздался выстрел из ружья, гулко разорвавший свежий горный воздух. Наверное, кто-то выпалил в собаку, а может, в ссоре пальнул по приятелю.

— О, посмотри! — воскликнула Джасинта. — Да там же началась драка! Вон там! О, кого-то собираются убить, я вижу! Да, да, вижу!

— Лучше посмотри, как все сбегаются, чтобы поглазеть! До чего же все-таки кровожадны и ужасны люди!

Они наклонились вперед, опершись руками на колени, и стали внимательно наблюдать за сражением, которое отсюда, с высоты, выглядело каким-то причудливым калейдоскопом, составленным из смешавшихся в кучу человеческих тел. Внезапно Джасинта почувствовала, как кто-то дружелюбно хлопнул ее по ягодицам, и издала удивленный возглас. В тот же самый момент точно таким же образом поприветствовали Шерри, и обе женщины, выпрямившись, повернулись и с возмущением посмотрели на… Да, на него, который, ухмыляясь, смотрел на них.

— Ну как, нравится? — осведомился он, кивая в сторону лагеря.

— О! — воскликнула Джасинта, сурово оглядывая его с ног до головы, словно собираясь произнести гневную тираду.

Но он улыбнулся Шерри, а она… улыбнулась ему в ответ.

Значит, ей, Джасинте, снова придется наблюдать за ними. Он, не сводя глаз, смотрел на Шерри, забавляясь и в то же время буквально пожирая глазами ее тело. Шерри вызывающе посмотрела на него, ее подбородок приподнялся, а глаза, в которых светилось обожание, наполнились страстным желанием; она сияла от радости, словно одно лишь его присутствие действовало на нее завораживающе. Казалось, он околдовал ее.

Наблюдать за ними, когда они, даже не приближаясь и не касаясь друг друга, буквально поглощали один другого, а взоры настолько переполнялись чувством и страстью, что, казалось, их покинул всякий стыд, было для Джасинты невыносимой мукой. Она стояла как вкопанная и, не переставая наблюдать, вязала крепкие узлы на своем платочке, при этом ей безумно хотелось наброситься на них и жестоко избить, так жестоко, чтобы они никогда больше не осмелились даже краем глаза взглянуть друг на друга. Да, чтобы они не смели смотреть вот так, с таким обожанием и безрассудной страстью!