Империя. Пандемия (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Соплячка!

Презираю тебя!

Горе не пришло. И не придет. Если не сдашься.

Не смей отступать!

Иди! Ты уже сделала первый шаг! Иди!!! Или беги…

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ИМПЕРАТОРСКАЯ ЯХТА «ЦАРЕВНА». 6 октября 1918 года.

‑ Кому вы служите, Анатолий Юрьевич?

Емец склонил голову.

‑ Государю Императору Михаилу Александровичу и России‑матушке.

‑ Именно в такой последовательности?

‑ Да, Государыня. Да простит меня Ваше Величество, но мне чужды абстрактные рассуждения о патриотизме. Но, я знаю слишком много алчных или глупых людишек, которые путают себя с Россией. И лишь Император не дает этим делягам поживиться и разорвать Империю на куски во имя своей глупости, прихоти или корысти. Государь указал новый путь для всех нас. Поэтому Михаил Второй – мой вождь и суверен. И я знаю множество людей, которые будут верны ему до конца именно по этой причине.

Императрица помолчала, глядя в тьму.

‑ Граф, есть что‑то, что мне следует знать сейчас? Вы понимаете, надеюсь, о чем я.

Емец попытался уйти от ответа.

‑ Ваше Императорское Величество, я уверен, что вы осведомлены о характере операций, которые проводит ЭСЕД помимо ловли зверушек.

Царица обернулась к нему и заговорила с нажимом:

‑ Не лукавьте, Анатолий Юрьевич. Каждая тайная операция имеет свою папку, а у этой папки есть перечень лиц, которые имеют допуск к ее материалам. Я знаю, что ряд ваших операций засекречен по наивысшему разряду, как «особая тайна государственной важности». И чаще всего такая папка существует в одном экземпляре. И мое имя указано далеко не во всех папках. О существовании многих из них я даже не осведомлена, не говоря уж об их содержании. Но, если… ‑ Маша сглотнула и суеверно переформулировала свою фразу, ‑ если мне, так или иначе, придется принять всю полноту власти, то вы обязаны будете мне сообщить обо всех операциях ЭСЕД, так?

Главный Ловчий Империи склонил голову.

‑ Да, в этом случае, это так, Государыня. Но, слава Богу, такой случай не наступил.

Она серьезно смотрела ему в глаза, благо рост Императрицы позволял ей не слишком задирать голову для этого.

‑ Помогите мне удержать власть, Анатолий Юрьевич. Не ради меня. Ради Государя и его Наследника. Наши недруги погубят Россию, и вы это знаете. Помогите России. Я не приказываю, я прошу вас. Уверена, что Государь одобрит ваше решение.

Емец внутренне еще раз отметил, что молодая Царица, хоть и совсем еще юна, но весьма умна и чрезвычайно коварна, этого у нее не отнять. Утонченная и беспощадная итальянская школа интриг у нее в крови, и она с младых ногтей жила в центре ядовитого шипящего змеиного клубка, именуемого Рим и Ватикан. Но…

Но, с другой стороны, это все было там, в Италии. В России же она пребывала в довольно комфортной обстановке всеобщего восторга и почитания. Михаил Второй, хоть и всячески выпячивал ее статус, а имя Императрицы все время звучало в пропаганде, однако к реальным серьезным операциям ее мягко не допускал. Емец видел, как Царь всячески оберегал свою жену, стараясь не омрачать ни ее беременность, ни месяцы заботы о родившейся Августейшей двойне. Да и какой смысл был в допуске к текущим операциям, если Царица жила на Острове и на реальные дела никак не влияла? Меньше посвященных в тайну – меньше шансов на утечку сведений. Но, с другой стороны, если она станет Правителем Государства и настоящей Кесариссой, то он будет обязан ее проинформировать. Более того, если Император вдруг умрет, то совершенно очевидно, что несмотря на весь свой ум и коварство, молодая Царица власть не удержит, если не будет иметь всех необходимых рычагов и важной информации уже сейчас.

Императрица, уловив колебания Егермейстера Двора, мягко подтолкнула его к принятию решения:

‑ Я слушаю вас, граф. Сообщите мне то, что я сегодня должна знать.

Емец‑Авлонский поклонился, отметив про себя, что Царица показала, что отдает на его усмотрение выбор того, что ей рассказывать, а что – нет. Пока отдает. Мягкость тона монарха – это мягкость лап дикой кошки. Она красива, но верить в ее мягкость весьма и весьма чревато для здоровья. Но, в конце концов, а какой у него сейчас есть выбор? Если не она станет во главе Державы, то кто?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Поклонившись, Емец попытался сделать последнюю попытку увильнуть, пытаясь выиграть дополнительные мгновения на раздумье.

‑ Повелением Государя Императора ЭСЕД действительно сейчас выполняет некоторые операции особого характера, предусмотренные на подобный случай. Особа Вашего Величества действительно присутствует не во всех списках лиц, имеющих допуск к тайне. Уверен, что Государь не хотел… не хочет оскорблять вашу честь некоторыми щекотливыми подробностями. Тайная война – это всегда отвратительнейшая грязь.

Но Императрица твердо повелела:

‑ Продолжайте, граф, я настаиваю. Мне сейчас не до щепетильности.

‑ Не смею перечить вам, Государыня. Прошу меня простить, но это действительно грязь и кровь. Много крови, которую вам придется пролить…

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ. 6 октября 1918 года.

Васильев шел сквозь толпу. Тысячи и тысячи людей. Десятки костров в металлических бочках. Густой и въедливый запах дыма. Ночь во время комендантского часа на Красной площади. И с каждым часом народу на площади становилось все больше.

Алексей Тихонович не знал, как отразится на его будущем принятое им решение не препятствовать сбору москвичей. Решение, принятое им вопреки приказу Министра внутренних дел Анцыферова. Что может понимать в текущем положении министр, который сидит в изоляции? Разве он видит глаза этих людей? Как может он, начальник Департамента полиции России Васильев, воспрепятствовать собирающимся здесь?

Более того, попытка как‑то помешать была бы этой толпой воспринята крайне агрессивно. Прямо скажем, такая попытка была бы сродни провокации.

‑ Царствуй на славу, на славу, нам…

Толпа пела вразнобой, но пела единодушно, глядя туда, на стены и купол Дома Империи, где доктора боролись сейчас за жизнь Государя Императора. Туда, где на флагштоке дворца развевался сейчас Императорский Штандарт.

И все со страхом ожидали того, что в какой‑то миг этот Штандарт дрогнет и поползет вниз…

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ОСОБНЯК КУПЦА ПЕРВОЙ ГИЛЬДИИ БОРИСА ФИЛИППОВА. 6 октября 1918 года.

Вихри за окном. Не видно во тьме ничего. Лишь отдельные снежинки появляются на миг в свете лампы, чтобы тут же исчезнуть и сгинуть без следа.

Высохшие дорожки от слез немилосердно щипали щеки.

Уже не было молитв, не было слов, не было слез.

Лишь тьма и буря за окном.

Оба ее Миши сейчас где‑то там…

* * *

ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА:

                ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. КЛИНИКА. 6 октября 1918 года.            

                Свет. Яркий свет. Солнечный зайчик пробрался ко мне через листья опушки. Не дал поспать. Всю ночь как заведенные гнали. Пальцы до сих пор покалывают. Медленно расплываются в глазах серые, а потом цветные пятна. Вот уже могу разобрать и кроны укрывшего нас березняка, широкую опушку перед ним, а дальше бескрайнее как стол поле. Русское поле. Эх, покосить бы.            

                «По машинам!» ‑ зычно будит нас капитан. Перед тем как нырнуть внутрь приподымаюсь с подножки, приглядываюсь. На краю поля в пыльно‑маревой дымке появляются черные точки. Что‑ж, сегодня покосим.            

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

                Стоящие перед нашей полянкой в леске «Гончие» выдвигаются в предлесок. Разросшаяся в весенней промоине стыть укрывает бронеходы с верхом. Красота. Вторая их рота застывает в соседнем малиннике. Везунчики. У них и калибр побольше и так каждый третий экипаж женский…