Второй шанс адмирала Бахирева - Борис Царегородцев

«В спешке неправильно выставляют трубки. Это нам на руку», – подумал Штрассер и стал рассматривать в бинокль вдалеке цеппелин, висевший над рейдом русской базы. Вокруг его взбухали редкие шрапнельные разрывы.

Внизу он заметил еще один русский дредноут; на палубе того что-то дымилось. Значит, его бомбили, и, видимо, не особенно удачно, ибо дыма мало и огня не видно. «И кто это был?» – вслух спросил себя Штрассер.

Цеппелин пролетел над линкором, оставляя его позади себя, и хотел развернуться на обратный курс.

Нет, ничего не выйдет, а если и выйдет, то займет слишком много времени. Нечего и пытаться, ветер не позволяет совершить маневр.

Наконец, Штрассер понял, чей это воздушный корабль. Судя по бортовому номеру, лейтенанта Штикера. Это он отбомбился по тому русскому линейному кораблю фугасками и зажигательными бомбами, это и были те самые вспышки в ночи, что он видел, но, видимо, самую большую из имеющихся в наличии бомб не успел сбросить на линкор, а возможно, и не понял. Не поэтому ли теперь пытается повернуть назад, чтобы ее сбросить.

– Он слишком низко опустился, и восьмисот метров не будет, мы летим на тысяча двести, – констатировал капитан-лейтенант Клаус Хирш, командира воздушного судна.

– Да, он низко опустился и может за это поплатиться. Хотя, гляди, у русских тут слабая противовоздушная оборона, по лейтенанту Штикеру от силы стреляют два-три орудия. Давай, Клаус, теперь наш черед испробовать нашу малютку вот на этом линкоре русских, раз он так торопится к нам навстречу.

На цеппелине все было готово к бомбометанию, все находились на своих местах в ожидании приказа. Вот внизу под воздушным судном проскочили русские эсминцы, по ним открыли огонь из пулеметов так, на удачу, вдруг попадут, хотя высота полета более километра, но и пуле лететь вниз, а не вверх. Русские же пули залетают сюда, столько понаделали дырок в баллонетах, даже капрала Шульца серьезно ранило. Только Штрассер об этом подумал, как пуля попала в бинокль, выбив его из рук. Еще чуть-чуть, на десять сантиметров в сторону, и получил бы пулю в лицо или, того хуже, под подбородок, и прошла бы она до самого мозга. От таких мыслей Штрассера прошиб холодный озноб, а на лбу у него выступил пот, хотя тут на высоте и так было прохладно. Он не подал виду, что ему стало страшно, но заметил, как на него смотрел Клаус Хирш. Как ни в чем не бывало, Штрассер попросил у него бинокль взамен разбитого.

– Приготовились, – скомандовал Штрассер, наблюдая за русским кораблем, – сейчас русский линкор будет в прицеле, и мы нанесем по нему удар. Немного взять влево, а то нас сносит ветер.

Он видел, что на палубе линкора матросы кто стоя, а кто лежа стреляли по их воздушному кораблю из винтовок.

«Кто-то из них чуть не попал в меня», – вспомнил Штрассер про пулю.

– Сейчас вы у меня побежите прятаться, как крысы, когда на вас полетят бомбы!

– Еще взять влево. Приготовиться, – командовал Клаус Хирш.

Но в этот момент русский корабль стал поворачивать влево, выходя из-под удара.

– Влево, еще влево! – выкрикивал Штрассер, увидя маневр линкора. – Моторы правого борта на полную мощность.

Цеппелин не реагировал на команды, он не хотел поворачивать влево. Нет, он поворачивал, но очень медленно и не так, как хотелось тем, кто им командовал. Это все из-за противного ветра, который не дает повернуть в сторону выходящего из-под удара русского дредноута. Хотя шанс его поразить еще был, но вот цель сокращается в площади поражения. Еще пару минуту назад можно было пройтись вдоль всего корабля и вывалить на него весь бомбовый груз, но момент упущен. Разве что поперек или немного наискосок, только точнее прицелиться и немного ниже опуститься для верности.

– Прекратить огонь из пулеметов, если не хотите превратиться в баварские колбаски. Стравить из носовых баллонетов тысячу кубометров газа. После этого нос нашего корабля немного опустится. При снижении скорость возрастет. Как только бомбы будут сброшены, нас поднимет вверх.

Так и поступили. Как только нос завис над палубой линкора, последовала команда на сброс бомб. Вначале от цеппелина оторвались четыре фугасные пятидесятикилограммовые бомбы, сразу за ними большая, и напоследок из кормового отсека успели сбросить несколько зажигательных и пару удушающих.

IV

Когда от цеппелина оторвались бомбы, я смотрел только на большую каплю, другие просто не видел. Мой мозг их не воспринимал. Успеем или нет выйти из-под удара? Попадет или мимо пролетит? Только эти два вопроса были в моей голове. Где-то в районе третьей башни один за другим прогремели два взрыва, с бортов взметнулись водяные фонтаны, вода обрушилась на корму, и за кормой еще один громаднейший столб воды. На корму обрушился гидродинамический удар, весь корабль содрогнулся от толчка.

«Пронесло», – выдохнул я с облечением.

Нам в кормовую часть линкора попало две фугасные бомбы. Одна упала между третьей башней главного калибра и рострами. Пробив палубу, она взорвалась в коридоре между каютами, повыбивав почти все двери и взрывной волной наводя там страшный погром. Другая бомба попала между кормовой боевой рубкой и башней, если точно, то в площадку кормового мостика, снеся ее и коверкая. Вот поэтому палуба не была пробита. Однако эта бомба убила двух зенитчиков, находившихся на башне, троих ранила, двоих травмировала, их отбросило взрывной волной на палубу. Кроме них в корабль попали еще две зажигательные, но с возгоранием быстро справились, а вот с паникой, что произвела удушающая, не сразу. Когда разорвалась эта бомба, начиненная какой-то фигней, и кто-то истошно заорал «газы», все, кто был на верхней палубе (не только стрелки, но и аварийная команда), ломанулись на нос линкора, их потом с трудом уговорили уйти, так как уже эту гадость давно унесло ветром. Но трое при взрыве пострадали от газа, не смертельно, так, немного хватанули.

Но налет на базу еще не закончился. Это мы успели выйти в море, за нами шли еще «Олег» с «Богатырем». Но вот почему другие не выходят? Понятно же, что в движущийся корабль труднее попасть. И почему «Гангут» и «Севастополь» до сих пор не снялись с якорей? На что они надеются?

V

– Промазали! – в сердцах выкрикнул Штрассер, видя, как в каких-то пятнадцати метрах позади линкора встал большой фонтан воды.

– Но мы же в него попали двумя бомбами, – возразил Клаус.

– Этого для него слишком мало, он даже не почувствовал. Нам всего-то не хватило секунды.

Тут он вспомнил, что на такую же секунду поспешил тот русский матрос, что выбил пулей из его рук бинокль.

– Курс на тот линкор. Лейтенанту Штикеру до него уже не достать, пусть ищет другую цель. Но вот где остальные, что-то их не видно.

Штрассер начал осматривать горизонт в поисках еще двух цеппелинов из его дивизиона, они должны быть на подходе.

На западе никого, горизонт чист. Он перешел к правому борту, осматривая горизонт на востоке, и вдали увидел цеппелин, который медленно приближался, преодолевая почти встречный ветер.

– И кто так промахнулся, придется поговорить с их штурманом, из-за этой бестолочи им теперь не меньше часа сюда против ветра выгребать. А что случилось с четвертым, куда его занесло, неужели они еще дальше проскочили.

А вот четвертому крупно не повезло, случился просто уникальный случай. Цеппелин L-13 под командованием капитан-лейтенанта Генриха Мати шел самым последним. Когда, по расчетам штурмана, они проходили линию русского дозора, сломался вал на кормовом правом двигателе. Решили было полет продолжить, но тут ветер поменял направление, и цеппелин начало сносить к югу, все попытки лететь к Гельсингфорсу не увенчались успехом. Оставалось два варианта: освободиться от половины полезной нагрузки и пробиваться к русской базе или поворачивать к югу в сторону курляндского побережья. Решили оставить только самую большую бомбу и четыре фугаски, остальное сбросить в море. Бомбы посыпались в море. И вдруг с поверхности моря кто-то выстрелил. В темноте они не заметили русский крейсер, это был «Громобой». Там подумали, что германец обнаружил их в темноте и бомбит, и открыли огонь. Того, что случилось после первого же выстрела, никто на крейсере не ожидал. В небе вспыхнул огромный огненный шар и стал падать в море. Снаряд попал в баллонет и там разорвался, водород воспламенился. Никто не выжил. Между тем на крейсере было всего две 47-мм зенитки, на них никто и не надеялся. Что можно сбить этой мухобойкой, кроме разве мухи, если в момент выстрела она решила заглянуть в ствол пушки.

Штрассер подходил к еще одному русскому дредноуту, этот не желал сниматься с якорей.

– Клаус, сколько и что у нас осталось после первой атаки?

– Шесть фугасных бомб, восемь удушающих и сотня зажигательных.

– Если все это вывалить точно на линкор, может, что-то и выйдет. Потопить не потопим, а серьезный урон нанести получится.