Электра. Жизнь или игра - Владимир Нестерцов

знака и не может быть, она открылась передо мною и прямо указывала на дальнейшие действия. Хоть я и находился как бы под гипнозом от её очень близкого присутствия, но голова еще соображала, и я понимал, что с этой женщиной спешить не стоит. Это тебе не современная эмансипированная женщина, которая и сама разденет, и сама всё сделает, а твоя задача только состоит в том, чтобы наблюдать и контролировать весь процесс, чтобы он не зашёл слишком далеко. После того как всё заканчивается, у тебя остается ощущение чего-то непонятного. Вроде что-то было, а что? И где она – радость от близости? Где тот полёт, который не раз описывали классики, где все те чувства, которые ты должен был испытывать? А нигде. Их просто не было и всё то, что произошло, было одномоментным. Самое неприятное в этом деле, когда потом к тебе начинают приставать с вопросами: «А я тебе нравлюсь? А ты меня любишь?» Но ещё больше достаёт вопрос: «А хочешь, я останусь у тебя?» Какой там хочешь. Тут мысли только об одном, как бы ты скорее слиняла отсюда. Но там была проблема, что тебя хотели. А здесь всё заключалось в том, что я желал её так сильно, как только может желать мужчина женщину, которая заполнила всё его сознание, взяла его под свой контроль и ведёт, так как считает нужным. Я это понимал и сознательно шёл на риск, так как она была нужна мне и в прямом и переносном смысле. Кроме этого, я понимал, что эта женщина очень тонкая и чувственная и сразу может отличить, где тут фальшь, а где истинные чувства. Поэтому её «брать» надо осторожно без кавалерийской атаки, когда «шашки наголо» и ты уже на коне скачешь неизвестно куда, только пыхтишь от усердия. Нет, в этих делах, как я убедился во многих случаях, главное – прелюдия. Она создаёт вдохновение, и что ты в неё вкладываешь – то и получаешь на выходе. Поэтому я решил, что именно она должна быть тем ключиком, который откроет мне, нет, не сердце, я на него не претендовал, а сокровенные чувства и эмоции этой удивительной женщины. Именно в этот период она должна осознать, как я к ней отношусь, и принять меня, раскрывшись во всей своей красе. Вот, тогда я и получу, все то, ради чего я затеял все это – и женщину, и кое-какие сведения об интересующих меня вопросах.

Поэтому выйдя из полуобморочного состояния, я не форсировал события, а медленно, постепенно поднимался вверх, ощущая своими губами её податливое тело. Теперь она оказалась на моём месте, опустив руки вдоль тела, и полуоткрыв рот, чтобы лучше ощущать то, что происходит с её телом внизу. Начав с руки, я уверенно продолжал свой сольный номер, приближаясь к её лицу. Вот мои губы наткнулись выше на упругий и в то же время податливый бугорок, который было очень трудно обойти, так как он в качестве обороны напряг все свои силы и грозился не пропустить меня выше. Но встретившись с той деликатной нежностью, с которой я попросил его не стоять на моем пути он недолго сопротивлялся, а затем, обмякнув, сдался на милость победителя, маня своей стыдливой неприкрытой плотью. Вот тут я впервые в своей жизни ощутил, что это такое «молоко любимой женщины». За этим последовал легкий стон из приоткрытых губ моей дамы. Что это было? Или выражение неудовольствия столь лёгкой сдачи позиции в «обороне» или наоборот, чувство удовлетворения от того, что вскоре мы станет одним целым. Я с упорством маньяка миллиметр за миллиметром продвигался вперёд. И чем выше я поднимался, тем больше предметов женского туалета становились моим трофеем и бессильно кружась, падали вниз, под ноги победителя, постепенно открывая мне такой желанный «оперативный» простор. И вот, наконец, я губами ощутил пульсирующую жилку на белой тонкой шее, которая призывно манила вверх, туда, где призывно алели полуоткрытые губы. Это был непередаваемый момент, когда я наконец прикоснулся к ним. Она со стоном вся подалась вперёд, и обхватила меня руками, со всей силой прижимая к себе. Но я сдержался, чтобы еще больше накопить той непередаваемой мужской энергии, перед которой пасуют все женщины, продолжая нежно целовать её податливые губы, которые оставляли горьковатый вкус на моих устах. Они, то скользили по моим щекам, то вбирали в себя мои губы, вызывая непередаваемые эмоции. Увидев, что все прелести женского гардероба уже принадлежат мне и наступил тот последний момент, ради которого мы так «страдали», я бережно обнял свою даму и понёс на свое холостяцкое ложе. Оно знало немало баталий, которые разворачивались между мужчиной и женщиной в ходе периодических «схваток» и любовных поединков. Не скажу, что я всегда выступал победителем. Бывало, побеждали и меня, заставляя молча лежать внизу, и выполнять команды, раздающиеся сверху со стороны лучшей половины человечества. И моя холостяцкая кровать всегда выступала надежным партнером, подсказывая как лучше разместиться с удобствами, перед тем как познать «истину». Поэтому в ней, казалось, навечно запечатлелись, и вмятины от пятой точки, и изгибы коленно-локтевых суставов, и другие следы шалостей, в зависимости от характера партнёров. И если раньше умозрительно строил схему контакта, то в этот раз у меня все вылетело из головы, и была только одна мысль: выпить до дна эту женщину.

Я бережно опустил её на кровать и в восхищении стал рассматривать своё «богатство», которое полное неги лежало передо мной. Очевидно, во мне включились те силы, которые давали возможность действовать на женщину на расстоянии, потому что она по мере продвижения моего взгляда очень наглядно реагировала всем своим телом, призывно извиваясь и протягивая ко мне руки. Но я как настоящий мужчина сдерживал свой порыв, опуская взгляд всё ниже, и ниже, пока он не упёрся в то место, от которого сильный пол всегда теряет голову. И тут мой «змей», доставшийся мне по наследству от первобытного Адама, взбунтовался и попав в умелые руки мгновенно был направлен туда, куда и стремился с самого начала. Мы стали одним целым, обнимая друг друга, то сжимая в объятиях, то улетая в заоблачную даль, когда хочется петь и кричать от счастья полёта. Но когда всё закончилось на очень высокой ноте, я был опустошён как никогда ранее. Просто лежал с широко открытыми глазами, физически ощущая прерывистое дыхание моей дамы, лежащей на моем плече. Никто ничего не говорил, просто хотелось тишины и покоя, и этого особого чувства, которое охватило нас. Когда дыхание