Асфодель, цветок забвения - Евгения Перлова

жестко отрезал Мика, – а даже если и так, то это наши с ней дела. Мы сами разберемся.

– А ты мне не груби, зятек! – взвизгнула теща.

– Я вам не грублю. Просто не лезьте в нашу жизнь, если хоть немного хотите нам счастья, – сказал Мика.

– Мамочка, мы сами, – Катя поцеловала мать в щеку, – тут правда недалеко, мы пешочком дойдем или Мишенька такси вызовет сейчас, все хорошо, поезжайте. Извинись за нас перед тетей Таней, пусть не обижается.

Родители Мики накрыли стол, бабушка тут же забрала малышку и носила ее на руках, пока все обедали. Через пару часов они засобирались и поехали домой в Октябрьск, наказав на прощание звонить в любое время, приезжать в гости и звать на подмогу, если нужно.

Элина уснула на руках у Кати, не выпуская материнскую грудь изо рта, Мика лег рядом.

– Я нашел работу. Правда, пока разнорабочим в цех, но если покажу себя, уверен, меня возьмут в проектный отдел. Восстановился на заочке, так что все отлично, Кать.

– Это замечательно, милый, – улыбнулась она.

– Мы с ребятами так и не сделали альбом, – начал он.

– Ну, он-то может подождать, верно? – нахмурилась Катя.

– Да, конечно, – вздохнул Мика, – потом запишем. В другой жизни.

– Вот и хорошо, – поцеловала его Катя.

Начались рабочие будни и бессонные ночи. Элина кричала громко и вдохновенно, и сил ее хватало на несколько часов. Они по очереди укачивали ее, пока она не засыпала у кого-то из них на руках. Катя худо-бедно немного отдыхала вместе с малышкой днем, Мика клевал носом на работе, но держался изо всех сил.

Дома его встречала мрачная измученная раздраженная женщина, у которой на лице было написано: «Разве по мне не видно, как сильно я устала?» и «Не заметно, что ребенок не слезает с рук?», чтобы Мике сразу стало понятно, как тяжело ей быть матерью, при этом держать квартиру в чистоте и постоянно готовить. А Мика включал режим «отключка», потому что у него по возвращении домой было всего два желания: что-то закинуть в желудок и пойти поспать, пока никто не кричит. Страдальческое выражение лица и молчаливый укор оставались для него незамеченными, поэтому молодую мать засасывала вселенская печаль. В конце концов, однажды она не приготовила ужин и не прибралась в квартире. Казалось бы, какая ерунда.

Мика, вернувшись домой, на автомате побрел на кухню.

– Кать, что у нас на ужин? – спросил он.

– Ничего. Я доела вчерашний суп, – равнодушно ответила она. – Если ты хочешь есть, приготовь себе уже сам что-нибудь. Картошку пожарь. А я пойду подремлю еще, пока Эля спит.

Мика достал пакет, вывалил картошку в раковину и молча стал чистить. В голове не было ни одной мысли, а в груди поднимались обида и раздражение. В чем дело-то? Он пашет целыми днями, чтобы прокормить семью, а жена с ним так разговаривает? Сказала бы, что устала, заказали бы вместе еду или еще что-то там. Но ведь она явно нарывается на скандал, хочет поругаться!

– На меня пожаришь? – спросила Катя.

Она открыла дверь в кухню. Мика посмотрел на нее, неряшливую, сонную, в замызганном халате, с грязными волосами и темными кругами под глазами, и его замутило от отвращения. Плохо соображая, что делает, он схватил пустой мешок из-под картошки и бросил в нее, уверенный, что тот не долетит до ее лица.

Мешок долетел, и пыль осела на бледные щеки и шею, засыпалась в ложбинку между грудями.

Катя взвизгнула и убежала в ванную.

– Ну вот, помоется хоть теперь, – пробормотал Мика и продолжил чистить картошку.

Элина заплакала, и Мика бросил нож в раковину, помыл руки и пошел к дочери. Из ванной фурией вылетела мокрая Катя, схватила ребенка и крикнула, чтобы он, Мика, не приближался к ним обеим. Мика пожал плечами и вернулся к картошке. А через десять минут в дверь позвонили. Мика открыл дверь. На пороге стояла теща со своей старшей сестрой и еще несколько представителей родни жены.

– Где моя дочь, подлец ты такой? – грозно спросила теща.

Мика открыл рот, но его ответ никому не был нужен. Все заговорили одновременно, перебивая друг друга. Вокруг него начались активные действия, все замелькало, и сквозь шум он слышал обрывки фраз:

– От мужиков одни беды! Катенька, вот сюда складывай…

– Катенька, хорошо, что написала, видишь, как быстро мы!

– Какой козел оказался все-таки, но этого следовало ожидать!

– Он же психопат, не дай бог, на ребенке сказалось…

– Гад такой, Катеньке всю жизнь испортил…

– Танечка, да, да, вот эти пакеты и сумку большую. Коленька, кроватку не трогай, я дома Катенькину достала, чемодан забери с вещами, он тяжелый.

– Катя! – крикнул сквозь гул голосов Мика. – Катя, что все это значит?! Какого черта здесь делают твои родственники?

– Ты меня достал, – холодно ответила уже одетая Катя, засовывая в комбинезон плачущую Элину. – Ты плевать хотел на меня и дочь, мы уезжаем к маме, там нам будет намного лучше.

– Катя! Прости меня, я идиот! Пожалуйста, скажи, чтобы они все ушли, – взмолился Мика, – прошу тебя! Катя, Катя, не делай этого!

– Катенька, мы все забрали, идем! Перестань разговаривать с ним, он же придурок последний! – крикнула теща с лестничной площадки.

– Прощай, теперь ты сможешь дописать свой альбом, наконец, – сказала Катя, закрывая дверь.

Мика рванул за ними, но дорогу ему перегородил Коленька – сын тещиной сестры, большой качок с туповатой ухмылкой. Легким ударом он вырубил Мику, занес его обратно в квартиру, выключил свет и удалился.

Мика очнулся и, лежа в темноте, какое-то время силился понять, что произошло. Потом вспомнил, пошел на кухню, включил свет, дочистил картошку, поставил сковороду и налил в нее масла. Чтобы картошка получилась хрустящей и быстро прожарилась, нужно нарезать ее ровными тонкими ломтиками, и у Мики это получалось отменно.

Дымящаяся, ароматная с золотистой корочкой – что еще нужно для счастья! Забудь о проблемах, пожарь картошку!

Мика уплел целую сковородку и лег спать прямо в одежде. Он впервые за этот месяц выспался. Утром пошел на работу, написав Кате: «Хватит дуться, возвращайтесь, люблю вас», уверенный, что вечером жена и дочь будут ждать его дома.

Но вечером его никто не встречал.

Он снова пожарил картошки, позвонил Кате. Та не взяла трубку. «Перебесится», – решил Мика. Нужно дать ей время.

Через день написал: «Катя, завтра после работы приеду за вами, собирайтесь».

«Даже не мечтай, ты нас больше никогда не увидишь» – пришел через минуту ответ. Он набрал номер, но тот уже был недоступен.

На следующий вечер после работы он полчаса звонил в домофон, пока не вышел кто-то из соседей,