Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов (СИ) - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич

В чаше площади плескалось солнце, что-то кричали рекламщики, шипел обезвоженный фонтан. Накликаев уверенно продвигался к офису, думая о скором дне рождения младшенького. Вроде, тот хотел телескоп…

Под ногу неудачно подвернулась банановая кожура. Накликаев охнул, взмахнул руками, а через секунду в одной из них что-то недвусмысленно треснуло.

То, что мозг принял за кожуру банана (классическая предтеча большинства кинематографических падений), оказалось стопкой агитлистовок, кем-то оставленной на тротуаре под грузом небольшого камня. Теперь бумажки разлетелись по всей площади. «Защищены знанием проблем! Мы предупреждаем случайности!» – обещал прочитанный кусочек лозунга.

«Вот и началось. Сто лет жили без бед…», – подумал Накликай, стискивая зубы и прижимая покалеченную бордюром руку к туловищу. Было больно, но он улыбался.

«Справлюсь. Если потребуется, как прадед, себя в расход пущу – ради новой безоблачной сотни для потомков».

Едкой мелодией взвыл сотовый. Бухгалтерия. Ага…

Здоровой рукой он мужественно нажал «ответить».

– Что там у вас, Эмма Дмитриевна? Так, так… Вы успокойтесь, не надо плакать… вот, умница… Давайте с очень плохой.

«Ничего. Выдержу. Отдохнём, расслабимся – в будущем. Не я – так дети».

В иллюминаторе

Посвящается Антону. Спасибо за плесень. Ты в курсе, брат.

12 февраля

Второй день на станции. Мой второй визит на «Мир». И раз уж я начал дневник своей «второй жизни» в космосе с числа два – пускай оно принесёт удачу. Удачу в квадрате!

Послезавтра закончится «Кошкин дом» – уйдут Безяев и Луцкий. Уплывут в транспортный корабль, расстыкуются и начнут снижение, любуясь цепочкой огненных шаров, скользящих по обшивке спускаемого аппарата.

А мы останемся на «Мире» до конца лета.

Второй раз «принимать» комплекс намного проще. Не надо учиться перемещаться по станции, пытаться понять всё и сразу, глушить в себе страх не справиться. Правда, есть и минусы. Теряется новизна ощущений, радость открытий, эйфория невесомости. Красо́ты за иллюминатором по-прежнему завораживают (и серебро облаков на теневой части орбиты, и гроза над океаном), но ты видишь их не в первый раз.

Из-за трудностей с пилотируемой машиной (не было головного обтекателя) мы причалили к «Миру» на десять дней позже. Возможно, именно поэтому ребята, Безяев и Луцкий, ведут себя странно: точно не рады встрече, точно не домой завтра летят, а в открытый космос выходят. Не так встречают преемников. Нас два года назад принимали иначе – были и улыбки, и тёплые слова, и хлеб-соль с вином в шприцах на подносе из крышки рационного контейнера. А сейчас… выгорели как будто ребята лицом к лицу с космосом, словно уже приземлились, а станция осталась сном. Помалкивают, на вопросы отвечают безразлично, почти машинально, про Землю ничего не спрашивают… вот это самое странное! Наш командир, Алексеевич, первый подметил. Сказал: «Словно по новым лицам и не истосковались. Новости им не нужны, а ведь внизу без них полгода прошло».

В первый день я не мог долго уснуть, всё думал об этом. Вспоминал свою первую экспедицию, как всем экипажем готовились к возвращению после шести месяцев на орбите, как с нетерпением ждали смену, как радовались тогда прилетевшим Нурлану и Юрке.

Ну да ладно…

Что-то, безусловно, изменилось.

Изменилась станция. Она другая. Чужая, что ли. И дело вовсе не в добавочном модуле, оборудовании… Возможно, всё дело в том, что теперь у меня иная роль. Я уже не новичок, а опытный «волк», должен сам помогать: минимизировать адаптацию Володи, подсобить как «старший товарищ». Возможно, дело в этом.

Надеюсь, всё получится.

Как иначе! Земля ведь по-прежнему смотрит на нас, красуется в иллюминаторе. Большая и родная, как и два года назад.

14 февраля

Луцкий и Безяев даже не попрощались: не с нами, не со сменой Центра управления полётами. Закрыли за собой люк, проверили герметичность, надели скафандры – и «привет».

Вооружившись фотоаппаратами и видеокамерами, мы ждём появление транспортного корабля в «окне», чтобы снять его манёвр около комплекса, а после вход в атмосферу. Крюки, удерживающие транспортник, давно открыты, корабль отошёл от станции, но мы его не видим.

Вдруг слышим голос Безяева: «Сейчас врежемся». Спокойный такой голос, не вяжется со смыслом сказанного. А транспортника всё нет.

Алексеевич командует: «На корабль! Всем!»

Мы гребём в бытовой отсек, закрываем люк и чего-то ждём. По мановакуумметру контролируем давление, затем возвращаемся в станцию. В иллюминаторах – транспортный корабль, в 60—80 метрах. Руководитель полёта и операторы связи из ЦУП спрашивают, что мы видим. На Земле нервничают. Транспортник отдаляется от комплекса и теряется из виду, мы в тени.

Разлетаемся по отсекам. Когда выходим из тени, снова находим ребят – транспортник похож на яркую звезду, прикреплённую к чёрной простыне. Между «Миром» и кораблём метров 500.

Мы с Володей в Базовом блоке, Володя снимает фотоаппаратом. ЦУП приказывает снова укрыться в спускаемом аппарате, но мы не можем оторваться от «окон». Транспортник снова приближается к станции, которая полностью вышла из тени, расстояние стремительно уменьшается.

Ребята включают тормозной двигатель, чтобы сойти с орбиты. Корабль раскручивается. Мы можем только с ужасом наблюдать за этим приближающимся вращением. Если произойдёт столкновение, спускаемый аппарат не спасёт.

Но они проскакивают! Всего в каких-то 20—30 метрах. Мы с Володей плывём в каюту командира и видим в иллюминаторе, как удаляется транспортный корабль. Мы были очень близки к… Жутко это понимать.

Безяев и Луцкий не ведут репортаж о спуске. Об их приземлении нам сообщает ЦУП. Оператор дотошно расспрашивает о том, что мы слышали и видели. Случилось столкновение – так утверждает телеметрия. ЦУП говорит, что неисправно работала ручка управления, и корабль на облёте задел станцию. Мы этого не почувствовали.

Давление, к счастью, не падает. Мы поглядываем на приборы каждые 10 минут. Словно заново родились. Но Земля встревожена, могли потерять комплекс.

15 февраля

Пятый день на «Мире». Входим в работу, осматриваемся, подстраиваем под себя. Не хочется жаловаться, но прошлая смена оставила много вопросов, подошла к сдаче станции безответственно. Нота недовольства Безяеву и Луцкому.

Выполняем медицинскую программу по адаптации к невесомости. У Володи острый период (отекает лицо, болит голова), я вхожу без проблем.

Мой талисман – игрушка, которую дал в полёт сын, – пёс Гуфи, друг Микки Мауса, поглядывает в «ночной» иллюминатор. Запоминает, чтобы потом рассказать Данику. И ведь будет что! Как прекрасна ночная Москва, как ошеломительна Арктика – лёд, горы и сыплющий из облаков снег! Настоящая фантастика!

16, 17 февраля

Со стулом и аппетитом норма. К невесомости полностью привык.

Неприятное открытие: Володя обнаружил в интерьере белый налёт. Плесень. Её нашли также на тягах тренажёров и в углах обитаемых отсеков.

Связь с ЦУПом плохая, едва дозвонились. На Земле заинтересовались плесенью, но как-то вяло. Дали пару советов, просили прислать образцы.

Сделали гигиеническую уборку. Алексеевич орудовал пылесосом, я и Володя салфетками. Там, где бактерии успели сильно разгуляться, обработали фунгистатом.

Вроде вывели эту гадость, но с плесенью надо быть начеку. Космические микробы хоть и похожи на земные (зеленовато-белая плёнка), но дай свободу – колония живо разрастётся.

18 февраля

Сегодня состоялся ТВ-сеанс связи ЦУП – БОРТ – ЦУП, поговорили с семьями. Качество картинки и звука было плохим. Настя вела себя как-то неестественно. Словно и не женаты восемь лет. Крутила головой, отвечала односложно, не спросила о касании транспортника со станцией (а ведь журналисты настоящую орбитальную драму раздули). Даник сидел и смотрел на свои колени. А потом картинка накрылась. ЦУП извинился и чуть позже наладил телефонные переговоры. Разговор с Настей без телекамер немного успокоил, но она меня не слышала, говорила сама, будто переключилась, расслабилась, сказала, что в гости приехали мои родители и вообще всё хорошо. Вот и славно.