Инъекция страха - Александр Щёголев

– Пугаю я их… – проворчал гость себе под нос. – Знаешь, как пугают на самом деле? Пригласишь клиента в машину, посадишь сзади между двумя прапорами, и вперед. Вежливо, красную книжечку ему сунешь – комар носа не подточит. Покатаешь часа четыре, ни слова не говоря, не отвечая ни на какие вопросы, еще и за город выедешь, к сосенкам да березкам. Клиент весь на нет изойдет от страха, не понимает, что будет дальше. Потом, когда высадишь его на том же месте, где взяли, он выйдет, качаясь. И главное – претензий никаких, с ним ведь ничего не сделали! Просто покатали и отпустили. А ты говоришь…

Андрей не говорил, молчал. В воздухе висел стеклянный звон, очертания предметов перемещались в виде радужных струй – привычные, знакомые ощущения. За два предыдущих раза была возможность привыкнуть. Восприятие обострилось – будто ручку контрастности крутанули. Мозг бешено боролся, пытаясь определиться, что происходит в действительности, а что – нет. Сознание нереальности происходящего сплющило мир, окружив вязкую телесную оболочку беспредельным космосом.

– Ну, теперь все! – повторил Саша неоднократно звучавшую фразу. Какой смысл он вкладывал в эти простые слова? Впрочем, сейчас смысл лежал на поверхности – работа почти закончена. Осталось лишь собрать расчлененное оружие воедино.

– Смотри, это называется возвратной пружиной. После выстрела она ставит затвор в исходное положение. Говорю, чтоб ты представлял себе механику. Одеваем ее на ствол. Обрати внимание, одеваем тем концом, который более узкий. Присоединяем затвор. Вставляем магазин – и все…

«Зачем он меня учит? – вяло удивился Андрей. – Зачем представлять себе механику выстрела? А также физику полета пули, биологию сквозного ранения, психологию смерти… Так ведь ясно: жертва должна в деталях понимать процесс казни, в этом состоит высший пилотаж мщения. В этом – вывихнутая логика иррационального».

– Теперь пушку надо проверить, – честно предупредил Саша. – Я, конечно, не пьян, но выпил, так что всякое может случиться. Зажмурь уши. – Он огладил растопыренными пальцами скулу, хищно приоткрыв рот.

Проверить? Испытать?

– Подожди, подожди! – заторопился Андрей. – Я же тебе начал объяснять, но ты не дослушал.

– Чего подождать? – Саша выключил предохранитель и поставил затвор на затворную задержку.

– Я не стукач, ты все перепутал!

– Я разве говорил, что ты стукач? – Он на что-то нажал, и затвор с громким щелчком вернулся на место.

Андрей вздрогнул.

– Моего отца заставили сотрудничать, еще когда он профсоюзным боссом был. Но ваши с ним уже два года не контактировали, честное слово. У нас с отцом фамилии одинаковые, теперь понимаешь? А про тебя он вообще знать ничего не знает, я в доме не треплюсь о своих друзьях.

Саша как-то слишком уж равнодушно отнесся к услышанному, чуть ли не зевнул от скуки. Он поднял флажок предохранителя вверх. Курок сорвался с боевого взвода и заблокировался – очередной страшный звук.

– Порядок, – сказал Саша, имея в виду пистолет. – Можешь разжать уши.

– Да подожди ты! – взмолился Андрей. – Я же объясняю, с вами сотрудничал не я, а мой отец…

– И что это меняет? – грубо перебили его. – Какое мне дело до твоего отца?

– Как какое?!

– Все, пора. – Гость приподнял зад. – Хорошего понемногу. – Он откровенно избегал смотреть хозяину в глаза.

«Как это – пора? Что пора?»

НЕТ!!!

Голова была надутым воздушным шариком, болтавшимся на тоненькой нити.

– Мы про тебя никому ничего… – вскрикнул-всхлипнул Андрей.

Неприличная сцена…

В соседней комнате вдруг тоже вскрикнули-всхлипнули, будто передразнили, будто эхо откликнулось – без слов. Короткое междометие, оборвавшееся на взлете. И воздушный шарик лопнул, выпустив газообразный кошмар в окружающее пространство. Ирреальное состояние ослабило хватку – невероятное облегчение. «Подожди, я сейчас!» – то ли сказал, то ли подумал Андрей, бросаясь на странный звук. В спальне горела настольная лампа – вместо ночника. Спала жена, спала дочь, а мать сидела на детском прикроватном коврике, зажав себе рот рукой. Очевидно, вскрикнула она, поскольку в другой ее руке трепетали…

Две бумажки. Рецепт плюс аннотация.

Обнаружив рядом сына, женщина попыталась спрятать находку, сунуть куда-нибудь под себя. Затем указала на валяющуюся фланелевую рубашку (рядом, на полу) и растерянно сообщила:

– Грязная. Хотела в стирку отнести…

Это была рубашка, в которой Андрей проходил весь сегодняшний день и которую вынужден был переодеть, когда вспотел. Финал встречи с женой был бурным, еще бы! Но одежду, вероятно, следовало бы снять до любовной сцены, а не после – во избежание таких вот сюрпризов. Переодеться-то он переоделся, развесив рубашку и футболку на стуле, но про оставшиеся в нагрудном кармане улики забыл начисто. Мать, разумеется, нашла. Любопытное, ревнивое существо, полагающее себя ответственным за все происходящее в этом доме. Не могла не найти… Она поднялась с пола, развернула Андрея к себе спиной и легонько подтолкнула на выход («Тихо, Алиса только что заснула…»). Она свернула в сторону кухни, продолжая толкать любимого сына перед собой («Умоляю тебя – тихо, тихо…»). Ей мешала не столько девочка, сколько спящая невестка. А также незваный гость. И глаза у нее, наверное, были в этот момент ничуть не менее вытаращенными, чем утром, после папиных признаний.

Андрей покорно позволил переместить себя из одного помещения в другое. Он не тащил на плечах груз тяжкого потрясения и даже простого удивления не испытывал, потому что все было правильно. Та самая случайность, о которой он мечтал, не имея смелости задать прямой вопрос, была закономерна. Мечты идиотов всегда сбываются. Случайности находят своих героев…

Лишь бы от Саши подальше – это главное.

На кухне грянул монолог. В форме такого же стонущего шепота, какой получался у папы, но с добавлением слез. Мать плакала стесненно и неумело, не замечая сырости на окаменевших щеках, она вообще не привыкла в этой жизни плакать. Потому что Андрей неправильно думает и плохо смотрит – ну, зачем опять так смотреть? Ничего подлого или грязного в прошлом не спрятано. Участковая врачиха на бабулином участке – хорошая женщина («Ты же знаешь…»). Конечно, знает. Врачиха с матерью были знакомы много лет. Откуда в доме берутся бесплатные рецепты на дорогие лекарства, как не от этой хорошей женщины? Или, например, раньше, когда в дефиците были не деньги, а лекарства, кто помогал бороться с дефицитом и одерживать победу за победой? То-то. Правда, отец, в свою очередь, безотказно возил ее на машине, если возникала такая просьба, а в годы профкомовского изобилия таскал ей на примерку разнообразные заграничные шмотки. Короче, когда участковая врачиха прибежала к матери (сразу после смерти бабули), заламывая руки, умоляя найти рецепт и никому ничего не говорить – особенно родному сыну покойной, – трудно было ей отказать. Мертвую все равно не оживишь, а живая еще пригодится. Зачем отправлять человека под суд? Небрежность – да; вопиющий непрофессионализм – да; но не преступление же! Непознанная закономерность, понимать надо… Да, именно мать и покупала бабуле сахаропонижающее средство, жаль только, что делала это, ни во что не вникая. «Ты же помнишь, какие у нас были отношения?..» Инструкцию, к сожалению, она не прочитала – только потом спохватилась, когда участковая запаниковала, – а бабуля, как видно, сама не разобралась в дозировке и в этих циферках: «Манинил-1», «Манинил-5»… Мать весь дом перерыла, однако рецепт так и не нашла. Вынуждена была сказать врачихе, что рецепт выброшен, можно не волноваться, и стала с тех пор лучшей ее подругой. В самом деле, где же пряталась проклятая бумажка?