Охота на НЛО - Виктор Бурцев

— А что было с Ломоносовым? — недоуменно спросил Хейти. Сергей остановился с полуоткрытым ртом, сказал: «Э-э-э», помолчал и развел руками:

— Да ничего. Это я так, неудачный пример. А за старика я, жив буду, сто пятьдесят выпью и тебя заставлю. Так что ты не думай, чего не надо.

Сергей поднялся и стал мерить площадку, на которой они сидели, длинными шагами. Потом стал читать надписи, в обилии имевшиеся на стенах. Хихикнул:

— Видал? У вас небось такого не пишут. — У нас вообще не пишут,

— Не может того быть. Если стенки есть, значит, пишут. Другое дело, потом, может, специальные люди стирают, чтобы народ не видел. Но что пишут — это точно, — убежденно сказал Сергей. — Ладно, что делать будем? Я так думаю: не рвануть ли нам твою тарелку?

Хейти поднял на него свой обиженно-кроткий взгляд, и Сергей решил, что эстонец заметно исхудал. Жив будет, порадуется еще, вон вес сбросил, а ведь пухловат поначалу был, что твой Карлсон.

— Ты серьезно?

— Серьезнее некуда. А что предлагаешь? Отдать ее этим… Вневедомственным? Все равно проку с нее никакого, один вред, рано или поздно наши сами им продадут, торжественно и с салютами, в знак доброй воли. Я так думаю, это самый выгодный вариант.

— Смотря для кого, — сказал Хейти, и Сергей понял, что НИИ люпина взорвать будет не так уж просто.

ГЛАВА 32

Траурный мячик нелепого мира.

— Я много думал над всем этим, — продолжил Хейти. — Взорвать, наверное, можно. Только кому от этого хорошо станет?

— Кому?.. Нам, конечно, от этого лучше не станет, но и хуже точно не будет, — ответил Слесарев. — А может, даже и попроще будет. Под шумок слиняем куда-нибудь.

— Куда? — Хейти с интересом поглядел на капитана.

— Ну… Какая разница, куда. Я, положим, найду куда. Мотану к родственникам каким-нибудь или в деревню. У нас знаешь сколько деревень заброшенных? Целый полк спрятать можно, не то что одного человека. А ты, — Сергей потер усталые глаза, — ты через границу переберешься где-нибудь. Тебе главное через российскую перебраться, а там уже свои.

— Не переберусь я через границу… — выдохнул Хейти, вспоминая человека в квартире Мельникова. — Не дадут.

Сергей поморщился, отлепился от стены, возле которой стоял, и выглянул в проем окна. Сырой ветер трепал его волосы.

— Ну, не дадут так не дадут, — подвел он итог. — Поедешь со мной. Заныкаемся в глуши, будем раков ловить. У вас в Эстонии раки водятся?

Хейти ничего не ответил. Прикрыл глаза. После бессонной ночи, диковатых приключений в стиле Тарантино, погони и стрельбы наконец наступила реакция. Захотелось спать, глаза нещадно щипало.

«Вот так бы заснуть и не просыпаться…» — мелькнуло в голове.

Затем перед глазами встала темная, жирная лужа красного цвета и Екатеринбургский, лежащий рядом. Хейти быстро открыл глаза, протер их тыльной стороной руки. Сказал:

— He получится. И раков не получится ловить, и в деревушке отсидеться. Причешут мелким гребешком всю вашу Россию — и делу конец.

Сергей засмеялся.

— Россию? Причешут? Нет, брат, тут ты загнул! Ее, родную, еще никому причесать не удавалось. Тут в городском парке партизаны прятались, а ты говоришь — причесать. Так заныкаемся, что ни одна собака нас не разыщет.

— Я же не сам по себе тут. Я же по обмену. Скандал поднимется такого масштаба… Может, этого только и ждут. Это же не прикроешь.

— Кто? Кто ждет?

— Ну, мало ли кто… Найдутся желающие. России все как с гуся вода, но вот Эстонии может и перепасть.

— Каким это таким образом? — удивился Сергей.

— А таким. Повод… Раздуют скандал, и начнется обмен плюхами. Вы против всех остальных. Начиная с дипломатических нот и заканчивая экономическими санкциями. Россия это еще как-нибудь переварит. А наша экономика на вашем транзите крепко повязана. Нам в первую очередь навалят по самые ушки.

— Ну не война же…, — презрительно дернул щекой Сергей.

«Русские все меряют войной…» — подумал Хейти, а вслух сказал:

— Тебе напомнить, с чего Первая мировая началась? Это как провокация… Впрочем, почему как?.. Провокация и есть. Да и «жуки» у меня в голове. Ни ты, ни я не знаем, на что они еще способны…

Слесарев подхватил камешек и со злостью кинул его в окно.

— Ну и что ты предлагаешь?! А то у тебя всюду клин выходит…

Хейти молча рассматривал комнату, в которой они сидели. Кто-то из особо предприимчивых посетителей этого «заведения» размашисто начирикал на стене: «Светка — шлюха!» Надпись была неумело замазана, по всей видимости, этой самой Светкой, девушкой явно нетяжелого поведения. Ниже аккуратным девичьим почерком было приписано короткое, но емкое послание какому-то Женьке. В нескольких словах были сформированы его сексуальные предпочтения и возможности.

Ни с того ни с сего вспомнилось, как году эдак в восемьдесят пятом на центральной площади Таллина некими «борцами с режимом» были заклеены плакатиками стенды, пропагандирующие то ли дружбу народов, то ли стандартный «Мир! Труд! Май!». Плакатики были крайне антисоветского толка и ни к какой дружбе между народами не призывали, а совсем даже наоборот. Надписи были на эстонском и английском языках.

Наутро, вместе с отрядом солдат, счищающих «провокацию», местное КГБ начало шерстить всех, кого так или иначе причисляли к ненадежным. К отцу Хейти тоже приходили, долго беседовали о чем-то на кухне.

— Знаешь, — вдруг сказал Хейти, — а у нас на стенах тоже пишут. Только ерунду всякую. Слесарев удивленно поднял глаза.

— А в честь Кингисеппа назвали город, — продолжил Хейти. — Хотя он в Ленинградской области находится.

Сергей внимательно смотрел на него. Ждал.

— Мне вернуться надо. Тогда, глядишь, пройдет стороной в этот раз.

— А взорвать? — Хейти снова уставился в стену.

— Тебе-то зачем это нужно? — Не хочу я… — ответил Сергей. — Не хочу я, чтобы они по головам эти свои штучки рассовали. Я как этот… — Он усмехнулся. — Луддит. Стою на пути прогресса. Ломаю машины. Ты думаешь, откуда у тебя это дерьмо? Разработка наша. Только налево ушла. Тебе же ясно Корнелюк это сказал, только ты не услышал. Я уж и не знаю, откуда это все у нас… Но не нужно, это точно,

— А МиГи у вас откуда? — спросил Хейти. Слесарев опустил голову. Поиграл желваками, а потом ответил:

— Сами придумали. И еще придумаем, надо будет. Еще лучше.

— А может быть, там лекарство от рака?.. Сергей упрямо мотнул головой:

— Да не ищут они там лекарство от рака! На хрен оно им нужно, погонам этим вневедомственным. Им Власть нужна, понимаешь? Власть! Живут они, как государство в государстве, никто о них не знает. Завалились ворохом инструкций, сверхсекретными предписаниями и ждут. Как это случилось, я не знаю. Но не знает о них никто. Режим секретности, м-мать. Ни президент, гарант, едрена корень, ни уж тем более парламентарии, трепло на трепле, толстопузые. А эти, там, ждут… В бункерах, в комфортабельных квартирах, домах, дачах, тоже вневедомственных. Ждут! Примеряя косую челку на пробор справа… Старые погремушки. И вот когда болото забурлит, поздно будет. — Сергей от волнения метался по комнате, тер рукой небритую физиономию. — И я бы еще понял при Сталине или там… Когда порядок был. Сказано — сделано! Я тебе так скажу, ты, если хочешь, вали из города. Дойдешь до границы, а там разбирайся, получится — не получится. А бомбу мне оставь. Я сам все проверну… Сам. Что молчишь?

Хейти чувствовал, как засыпает. Мотнул головой, ответил Слесареву:

— Ты не думал, что она тут уже давно? И когда порядок был, и когда был самый страшный бардак. И ничего… Живы. Более того, — Хейти что-то прикинул в голове, — войну выиграли.

— Думал, — признался Сергей. — Очень хорошо думал. Пока Екатеринбургский по воздуху летел, думал. Пока в институт этот сраный лез думал. Когда на своего друга мертвого глядел, тоже думал. Когда твою морду увидел, бессмысленную, тоже думал, много думал.

Он замолчал и продолжил после небольшой паузы:

— Конечно, они были и раньше, институт и бункер этот чертов, не первый день тут стоят. А раньше тоже где-то стояли… Может быть, у тебя в этом… Таллине. Недаром тут скинхеды ваши сшиваются. И старичка завалили тоже недаром…

— Старичка? — перебил его Хейти.

— Да… Был тут такой… С чего все и началось-то… — Слесарев вспомнил, что Хейти не знает начала этой истории. — Для меня началось. Работал он с этой тарелкой долбаной и служил где-то у вас в Таллине. Энкавэдэшник бывший… когда его шлепнули, на земле рядом с ним надпись была… Что-то там типа… Про собаку.

— Кого?

— А? — Слесарев задумался. — Да вроде как так. И еще какой-то «сурм» там был…

— Собачья смерть, — перевел Хейти. — Идиотизм.

Хейти чувствовал себя погано, словно бы он сам убил того старичка, хоть и служившего ранее в НКВД, но все-таки старичка.