Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине - Владимир Успенский

Буденный предложил одеться. Калинин и Петровский опять закутались в теплые долгополые шубы и сели в сани. Сопровождаемые отрядом всадников, поехали на окраину села. Метель за то время, пока они находились в доме, разыгралась еще пуще. Снег то валил сплошной стеной, то, подхваченный ветром, почти горизонтально летел над землей, больно хлеща по лицам.

Особенно ярилась метелица в открытом поле. Михаил Иванович недоумевал: какая уж тут атака, па-правление не определишь, куда требуется скакать, затеряешься в белой однообразной мгле.

Где-то далеко затрещали выстрелы, будто сухие ветки ломались под ветром. Треск усиливался, приближался, мерзлая земля чугунно загудела от какой-то невидимой тяжести. Из мглы вынеслось несколько стремительных всадников. За ними слитной черной массой выкатилась гудящая лавина, мгновенно надвинулась, взметая клубы снега. Тускло и страшно блестели сотни вскинутых для удара клинков. И вдруг ошеломляющее, дерзкое и ликующее «ур-р-ра-а-а!» заглушило все остальное: и гул катившейся лавины, и свист ветра, и треск пальбы.

Вихрем пронеслись эскадроны и скрылись за белой стеной, а гости все еще стояли молча, потрясенные увиденным. Наконец Калинин спросил:

- Семен Михайлович, это и есть ваш корпус?

- Нет, Михаил Иванович, это не корпус и даже не бригада, не полк. Это только резервный кавдивизион.

- Такая махина, такая лава...

Со стороны села гурьбой повалили спешившиеся бойцы, только что участвовавшие в показательной атаке. Завязалась беседа. Укрывшись от ветра за стеной сарая, Михаил Иванович потягивал самокрутку, отвечал на вопросы, делая вид, что не замечает нетерпения Буденного. Тот беспокоился: не простыли бы гости на таком дьявольском холоде. Да и ужин готов был в штабном доме.

Назад, в Воронеж, гости отправились, когда было уже совсем темно. Прощаясь с Буденным, Михаил Иванович пообещал:

- Все просьбы поддержу. И говорю от души, меня радуют не только победы, но и то, что простой крестьянин наносит поражения старым царским генералам, которые из поколения в поколение изучали военное дело. В этом и есть сила Советской власти!

Расстались по-дружески.

Сопровождать двух председателей Семен Михайлович отрядил усиленный взвод.

Удобно разместившись в санях, Калинин и Петровский обменивались впечатлениями.

- Молодцы, - говорил Петровский. - Настоящие воины: и смелые, и дело свое превосходно знают.

- Вот какие разные могут быть мнения, - ответил Михаил Иванович. - Мы считаем, что это красные орлы, а кое-кто именует их бандитами.

- Значит, не может или не хочет понять.

- Когда ему нужно, он все понимает...

За разговором не заметили, как доехали до реки Дон, а там уж и город был рядом. Хотели отпустить охрану, но всадники сослались на строгий приказ: сопровождать до самого поезда.

В вагоне, обогревшись с дороги, Михаил Иванович принялся за газеты и письма. Особенно порадовала его поступившая из Москвы телеграмма, в которой сообщалось, что части Красной Армии подошли к Омску.

Успех на одном фронте мог быть и случайным. Но одновременные успехи на разных фронтах - это прочная закономерность. Боевые действия все больше удалялись от центра страны.

3

Сыпной тиф выкашивал колчаковскую армию, беженцев, жителей прифронтовых городов и железнодорожных станций. В Омске были переполнены больными все лечебницы, лазареты, общественные здания, школы. За больными некому было ухаживать, они сотнями замерзали в нетопленных помещениях, на лестничных клетках и в коридорах. Трупы валялись на улице, их оттаскивали с проезжей части к заборам. На вокзале, где скопилось множество эшелонов и было особенно людно, мертвецов собирали с путей и платформ, укладывали штабелями.

В семье Яропольцевых тиф не миновал никого.В лазарет Кузьма больных не повез. Бесполезно. Там быстрей, чем дома, богу душу отдашь. И хозяйка-купчиха отсоветовала. Сами, мол, позаботимся.

Врача удалось привезти только один раз, поэтому купчиха и Кузьма лечили Яропольцевых, как могли: и святой водой, и наговором, и настоем целебных трав. Толк в этом купчиха знала. Утром и вечером пила густо-коричневый от какой-то травы самогон, и Голоперову выдавала в день пять стаканов этой отравы. А на закуску - лук и чеснок.

- Пей! Через силу, но пей, - говорила хозяйка, сама не протрезвлявшаяся ни на час, переставшая готовить обед, нечесаная и грязная, похожая на косматую ведьму. Только и делала, что возилась со своей настойкой.

Может, помогло зелье купчихи или так уж на роду было написано, только ни она, ни Кузьма тифом не заболели, хотя заразная вошь кусала их не меньше других. И Яропольцев перемог хворобу. А Галина Георгиевна и оба сына, как слегли вместе, так и померли в один день 13 ноября.

- Успокоились, - перекрестила их купчиха. Кузьма разыскал в сарае доски, взял инструмент.

Намерился гроб сколотить. Работа непривычная, да кого же попросишь? Только успел пилой провести - прибежал из штаба рыжеусый вахмистр Остапчук:

- Приказано господина полковника вакуировать.

- А что так приспичило?

- Красная разведка в десяти верстах.

- Чеши язык-то!

- Стрельбу слышишь? Это рабочие на заводе бунтуют. Наши бегут все. Арестантов постреляли, а сами за чемоданами. Дежурный к вам послал. Ежели до вечера не вакуируем - каюк!

- На чем ехать-то?

- Как смогем. Шевелись веселей!

С горя хватил Кузьма еще стакан коричневого хозяйкиного зелья. Угостил вахмистра и начал соображать, что делать. Гробы сколачивать некогда.

Распахнул ворота, встал у столба. Брели по улице женщины с узлами. Прошел взвод офицеров-каппелевцев, вооруженных винтовками. Над крышами розовато светилось небо, широким пологом наплывал дым с пожарищ.

Появилась зеленая двуконная повозка. Голоперов, ни слова не говоря, взял коня под уздцы, повел во двор. Пожилой солдат-возчик в грязной мятой шинели нехотя слез на землю.

- Господин прапорщик, не дозволено.

- Что здесь у тебя?

- Энти... Боеприпасы.

- Сваливай к чертовой матери! Бери сено в сарае, стели, - распорядился Голоперов.

Сам - бегом на второй этаж.

Мстислав Захарович Яропольцев был настолько обессилен болезнью, что почти не стонал, когда Голоперов и вахмистр одевали его, натягивали сапоги, китель и полушубок. Кузьма порадовался: лоб у Яропольцева не горячий, на спад хворь пошла...

- Голову ему забинтуй али шею, - посоветовал вахмистр. - Скажешь, что раненый. С тифом в вагон не возьмут.

Голоперов достал марлю, закрутил ее вместо шарфа, опластал голову. Сверху насунул ушанку.

До вокзала доехали без помех, но на железной дороге творилось такое, что Кузьма растерялся. Тысячи людей пытались пролезть, протолкаться, пробиться к вагонам. Перрон был оцеплен плотным строем солдат. Возле вагонов мельтешили белочехи, еще какие-то чужаки и почти не было русских.

- Эти смоются, а нас шашками посекут, - уныло сказал вахмистр. Слова его будто подхлестнули Кузьму. Не пропадать же, действительно, здесь вместе с барином!

- Жди! - велел он, а сам отправился разыскивать кого-нибудь из начальства.

В дальнем конце станции ему удалось незаметно нырнуть под вагон и миновать оцепление. Приглядывался, к кому обратиться, чтобы наверняка. Наконец увидел двух офицеров. Один иностранец - высокий и тощий. У второго на рукаве бекеши выделялась нашивка: красное поле и скрещенные пистолеты. Отличительный знак боевой Ижевской дивизии.

- Господин капитан, я от полковника Яропольцева.

- Отстань! - махнул рукой ижевец.

- Полковника нельзя бросить...

Ижевец шагал, не слушая. Высокий иностранец повернулся к прапорщику.

- Господин Яропольцев? Мстислав э-э-э...

- Мстислав Захарович, так точно! - заторопился Кузьма. - • В повозке он. Вакуировать надо.

- Что с ним?

- Ранен. В шею и в голову. Но уже поправляется, - самозабвенно врал Голоперов.

- Полковника оставить не можно, - четко произнес иностранец. Капитан неохотно козырнул ему.

Два солдата-ижевца растолкали толпу, помогли перенести Яропольцева к эшелону.

В пассажирском вагоне было не холодно и не очень тесно. Здесь лежали раненые офицеры, приходили греться те, кто озяб в оцеплении. Для полковника нашлось место на нижней полке. Голоперов и вахмистр, обрадованные удачей, устроились возле него на полу. Когда поезд тронулся, Яропольцев приоткрыл глаза:

- Где я?

- Все в порядке, ваше высокоблагородие, - успокоил Кузьма. - Вот водички испейте.

Яропольцев сделал несколько глотков и вновь погрузился в глубокий сон.

Поезд с ижевцами за ночь отмахал километров сто. Это был один из последних эшелонов, ушедших из Омска. На рассвете город заняли передовые подразделения 5-й армии, которую вел молодой командарм Михаил Тухачевский.