Наша игра - Джон Ле Карре

– Ты был отвратителен, – сказала она тихим, зловещим голосом, глядя мне прямо в глаза. – Ты действительно дошел до предела.

Она хотела сказать, что, к ее облегчению, я вел себя достаточно плохо, чтобы оправдать все ее грешки.

Тем же вечером она поднялась к себе, чтобы продолжить свое печатание: «Ты не понимаешь самого главного в вовлеченности».

Я вернулся к «Голгофе для народа». Я читаю об истории, читаю о ней слишком быстро, и я не в настроении читать о ней, пусть она даже и объясняет настоящее. Ученые споры по поводу основания города Владикавказ: был он построен на ингушской или на осетинской земле? Ссылки на «фальсификацию исторических фактов» осетинской стороной. Рассказы о храбрости равнинных ингушей в восемнадцатом и в девятнадцатом веках, когда они были принуждены взяться за оружие, чтобы защитить свои жилища. Рассказы о спорном Пригородном районе, священном Пригородном районе, теперь яблоке раздора между осетинами и ингушами. Рассказы о местах, которые действительно могут быть размером только с букву на карте, но таких, что сотрясается вся Российская империя, когда их жители восстают. Рассказы о надеждах, порожденных приходом советской власти, и о том, как эти надежды улетучились, когда оказалось, что красные цари еще грознее белых…

И вдруг из моей временной прострации возникла вспышка света, и я снова в возбуждении вскочил на ноги.

К каменной стене был прислонен старый школьный ранец, в котором я хранил архив ЧЧ. Из него я вытащил связку папок. В одной из них были донесения о слежке, во второй – заметки о привычках и в третьей – микрофонные записи. Захватив папку с микрофонными записями, я вернулся к своему столу и возобновил чтение. Только на этот раз это была Голгофа самого ЧЧ, и в ушах у меня звучала его выразительная русская речь – можно сказать, речь образованного человека, когда они с Ларри сидели в напичканном микрофонами гостиничном номере в Хитроу и пили солодовое виски из стаканчиков для зубных щеток.

Во встречах Ларри с ЧЧ для меня всегда было что-то волшебное. И если Ларри ощущал свое родство с ЧЧ, то ощущал его и я. Разве не был Ларри тем общим, что нас связывало? Разве он попеременно не восхищал и тревожил, не воодушевлял и разочаровывал, не бесил и покорял нас обоих? Разве мы оба не были заинтересованы в том, чтобы он хорошо выглядел в глазах наших хозяев? И, когда я читаю записи и слушаю ленты, разве не оправдана моя гордость тем, что я держал все это в своих руках?

Гостиницы при аэропорте Хитроу – одно из любимых мест Чечеева. Номер здесь можно было взять на полдня и анонимно, гостиницы можно было менять, но благодаря Ларри слушатели обычно поспевали в них раньше Чечеева. В данном случае согласно последующему отчету Ларри ЧЧ вынул из своего бумажника пачку старых снимков.

– Это моя семья, Ларри, это мой аул, каким он был, когда был жив мой отец, это наш дом, который все еще занят осетинами, это их белье, которое сохнет на веревке, повешенной моим отцом, это мои братья и сестры, а это железная дорога, по которой мой народ был вывезен в Казахстан… В пути многие умирали, так что русским приходилось останавливать поезд, чтобы похоронить их в братских могилах… А это вот место, где был застрелен мой отец.

После снимков Чечеев вынул из кармана свой дипломатический паспорт и помахал им перед носом Ларри. Английский расшифровщика был, как всегда, бесстрастен:

– Ты думаешь, я родился в 46-м. Это не так. 1946-й – это год рождения человека, за которого я себя здесь выдаю. На самом деле я родился в 44-м, в День Красной Армии, 23 февраля. В России это большой государственный праздник. И родился я не в Тбилиси, а в промерзшем вагоне для перевозки скота, направлявшемся в заснеженные казахские степи.

– …А ты знаешь, что случилось 23 февраля 1944 года, когда я родился и когда вся страна отмечала большой праздник, а все русские солдаты отплясывали в наших деревнях и веселились? Я тебе расскажу. Весь ингушский народ и весь чеченский народ приказом Сталина были объявлены преступниками и вывезены за тысячи миль от плодородных кавказских равнин в пустыни к северу от Аральского моря…

Я пролистал несколько страниц и жадно продолжил чтение:

– В октябре 1943 года сталинисты уже депортировали карачаевцев. В марте 44-го они добрались до балкарцев. А в феврале они пришли за чеченцами и ингушами… Лично, ты понимаешь? Берия и его заместители лично приехали, чтобы руководить нашим выселением… Представь себе, что ты берешь калифорнийца и переселяешь его в Антарктиду – примерно таким было и то переселение…

Я пропустил полстраницы. Сухой юмор ЧЧ пробивался через банальный стиль расшифровщиков.

– Старых и больных избавили от переезда. Их согнали в симпатичное здание, которое было подожжено, чтобы они не замерзли. Потом это здание поливали из пулеметов. Моему отцу повезло немножко больше. Сталинские солдаты застрелили его в спину за то, что он не хотел, чтобы его беременную жену силой заталкивали в вагон… Когда моя мать увидела труп моего отца, она решила, что теперь она одинока, и разродилась мною. Сын вдовы родился в вагоне для перевозки скота, везшем его в ссылку…

Здесь аккуратный расшифровщик сделал примечание о естественном перерыве в беседе, во время которого ЧЧ сходил в туалет, а Ларри долил виски в их стаканы.

– …Пережившие дорогу попали в ГУЛАГ, им предстояло осваивать замерзшие степи и по шестнадцать часов в день добывать в шахтах золото… – именно поэтому ингушей сегодня так интересует золото… На них смотрели как на рабов, осужденных за приписываемое им сотрудничество с немцами, но ингуши честно сражались с немцами. Сталина и русских, правда, они ненавидели еще больше.

– И еще они ненавидели осетин, – догадливо вставил Ларри, как школьник, рассчитывающий на отличную отметку.

Он тронул, вероятно, намеренно, больное место, потому что ЧЧ разразился длинной тирадой:

– А как же нам не ненавидеть осетин? Они не из наших мест! Они не нашей крови! Они – персы, объявившие себя христианами, но тайно почитающие языческих богов. Они – лакеи Москвы. Они украли наши поля и наши дома. Почему? Ты знаешь почему! – Ларри притворяется, что не знает. – Ты знаешь, почему Сталин выслал нас и объявил преступниками и врагами советского народа? Потому что Сталин был осетин! Не грузин, не абхаз, не армянин, не азербайджанец, не чеченец и не ингуш – видит Бог, что не ингуш, – а чужак, осетин! Тебе нравится поэт Осип Мандельштам?

Увлеченный страстным порывом ЧЧ, Ларри признает, что любит Мандельштама.

– А ты знаешь, за что Сталин расстрелял поэта Мандельштама? За то, что тот написал в одном из своих стихотворений, что Иосиф Сталин – осетин. За это Мандельштам был застрелен Сталиным!

Я не уверен, что в этом была причина расстрела Мандельштама. Я держусь более обоснованного мнения, что Мандельштам умер в психиатрической больнице. И я сомневаюсь, что Сталин действительно был осетином. Возможно, Ларри тоже в этом сомневался, потому что его единственным ответом на такой яростный напор было хмыканье, после которого наступило долгое молчание. Собеседники выпили. Наконец ЧЧ возобновил свой рассказ. В 1953 году Сталин умер. Три года спустя Хрущев развенчал его, и вскоре после этого Чечено-Ингушская автономная республика снова заняла свое законное место на карте.

– Мы вернулись из Казахстана в родные места. Это был долгий путь, но мы его прошли, пусть даже некоторым из нас он оказался не по силам. Моя мать умерла в дороге, и я поклялся ей, что похороню ее в родной земле. Но, когда мы приехали, двери наших домов оказались запертыми для нас, а из наших окон на нас глядели осетинские лица. Мы были нищими, мы спали на улице, мы украдкой пробирались по нашим полям. Неважно, что в законе говорилось, что осетины должны уйти. Закон им не по душе. Они не признают законов. Они признают только оружие. И Москва дала осетинам много оружия, а у нас отобрала наше.

Я помню, что на Верхнем Этаже было много споров, должны ли мы воспользоваться этим разговором, чтобы попытаться завербовать Чечеева, ведь он нарушил добрую половину правил кодекса КГБ. Он разоблачил свою собственную легенду, он проявил антисоветские настроения, он поднял запретный этнический вопрос. Однако в конце концов верх взяли мои бесстрастные доводы, и наши боссы нехотя согласились, что самым ценным нашим достоянием является Ларри и что нам не следует предпринимать ничего такого, что могло бы поставить его под удар.

Я снова стоял в центре своего убежища под свисающей сверху лампочкой и изучал остатки папки с информационными выпусками Би-би-си в виде печатных брошюр. Уцелевшие ключевые слова в них были выделены зеленым маркером. Тошнотворный стиль дешифровщиков был сохранен в них неизменным. 

Северная Осетия относительно спокой… вщину конфликта.