Британская империя. Разделяй и властвуй! - Джон Сили

Римская империя представляет крайний случай, – победившая держава была поразительно мала сравнительно с империей, которую она присоединила к себе. Свет исходил не из страны, а из города, который был скорее ярко светящей точкой, чем блестящим диском. Римская республика имела учреждения по существу своему городские, которые начали распадаться, лишь только их стали распространять по всей Италии. Но даже и тогда, когда побеждающая держава имеет гораздо более широкий базис, она обыкновенно видоизменяется под влиянием того напряжения, какое требуется для завоевания. Войны, ведущие к завоеванию, и затем учреждения, необходимые для удержания завоеванного, требуют новой системы управления, новой системы финансов. Из всех особенностей английской империи в Индии наиболее поразительна простота механизма, привязывающего ее к Англии, и незначительность ее влияния на Англию. Каким образом создалась эта особенность, мною уже было показано. Я показал, что приобретение Индии совершилось таким путем, который Англии ничего не стоил. Если бы Англия, как государство, предприняла ниспровержение империи Великого Могола, она должна была бы ликвидировать свою собственную конституцию точно так, как это сделал Рим ради завоевания Европы, ибо она, очевидно, принуждена была бы превратить себя в типичную военную державу. Но в действительности Англия только унаследовала престол империи, основанный в Индии некоторыми англичанами, ставшими во главе дела во времена анархии; потому-то домашние дела Англии чрезвычайно мало пострадали от этого приобретения. Оно, без сомнения, как я уже упоминал, значительно видоизменило иностранную политику, но не произвело никакой перемены во внутреннем характере английского государства. В этом отношении Индия оказала на Англию так же мало влияния, как те континентальные государства, которые были связаны с Англией так называемой личной унией, а именно Ганновер при Георгах или Голландия при Вильгельме III. Из этого следует, что действие высшей цивилизации на низшую в данном случае может быть гораздо более сильным и непрерывным, чем то, какое мы видим в древних примерах: Римской империи на западе или греческой империи на востоке. В обоих последних случаях низшая цивилизация убивала высшую тотчас же, как только высшая поднимала ее до своего уровня. Эллинизм распространился на востоке, но величие Греции пришло к концу. Нации толпами стекались в римское гражданство, но что сталось с самими римлянами? Англия, наоборот, не ослабевает от затрачиваемых ею сил; она стремится выдвинуть Индию из средневекового фазиса в современный, встречает при этом затруднения, даже подвергается опасностям, но не рискует опуститься под влиянием Индии на низший уровень развития или остановиться в своем естественном развитии.

Так сложились дела к нашему времени, но англичане были долго не уверены в том, что они сложатся так. В истории британской Индии есть две в высшей степени интересные главы; я готов, пожалуй, сказать, что во всей истории мира нет глав более поучительных. В этих главах мы узнаем, во-первых, каким образом было предотвращено вредное влияние Индии на Англию и, во-вторых, каким образом европейская цивилизация, после долгого промедления и колебания, стала оказывать решительное влияние на Индию. Первая глава хронологически относится к первой половине царствования Георга III, к тому бурному переходному периоду в истории Англии, когда она проиграла Америку и выиграла Индию. Эта глава обнимает великие подвиги Клайва и Уоррена Гестингса и окончание борьбы, отмеченное началом правления лорда Корнваллиса в 1785 году. Вторая глава обнимает приблизительно первые 40 лет девятнадцатого столетия и заканчивается генерал-губернаторством лорда Уильяма Бентинка (Lord William Bentinck).[131] Лорд Корнваллис и лорд Бентинк были двумя великими законодателями, наследниками Гестингса, точно так же, как лорд Уэльзли (Wellesley), лорд Гестингс и лорд Дальгаузи (Dalhousy) были великими победителями, наследниками Клайва; а когда мы рассматриваем, как это делаем теперь, прогресс цивилизации в империи, то великие законодатели, естественно, требуют с нашей стороны большого внимания.

Рассмотрим прежде, какое воздействие со стороны Индии угрожало Англии и каким образом эта опасность была предотвращена. Литература семидесятых и восьмидесятых годов восемнадцатого столетия полна тревоги, которая сильнее всего выразилась в речах Бёрка (Burke) против Уоррена Гестингса. Англия внезапно окунулась в бездну индусской политики. Англичане делались министрами финансов или полководцами наемных войск мусульманских навабов и возвращались обратно в Англию с добычей, приобретенной неведомо как. Отсюда возникали две опасности: во-первых, могла последовать порча английских нравов, ибо, даже при наиболее благосклонном взгляде на индусские нравы, нельзя не согласиться, что политика восемнадцатого столетия в Индии отличалась крайней испорченностью; во-вторых, разбогатевшие авантюристы, возвратившись в Англию и вступив в английскую политическую жизнь с понятиями, сложившимися в Азии, могли поколебать равновесие конституции. Этого можно было особенно опасаться при старой избирательной системе, допускавшей продажу мест в парламенте. Кроме того, в то время, когда правительство получало главную свою силу от продажи государственных мест, можно было опасаться, что одна из борющихся партий овладеет громадным патронажем Индии, который, кому бы он ни достался, королю или партии вигов, наверно, дал бы ее обладателю верховную власть в государстве.

Чтобы показать вам, как велики были опасения передовых людей, я прочту отрывок из предложения Уильяма Питта в пользу парламентской реформы в 1782 году. Он сказал: «Законы наши ревниво предусмотрели, чтобы ни один иностранец не мог иметь голоса при выборе парламентского кандидата; а между тем мы теперь видим, что иностранные князья не только подают голоса, – они покупают места в этой палате и посылают своих агентов восседать здесь в виде представителей нации. Всякому ясно, на что я намекаю. Среди нас сидят представители раджи танжорского и наваба аркотского, представители мелких восточных деспотов, и это все знают, об этом равнодушно говорят друг другу в обществе; и в чужих краях наш позор не скрывается: он совершается среди бела дня, он сделался слишком обычным явлением, чтобы возбуждать удивление. Мы не придаем значения тому, что некоторые избиратели Великобритании прибавили измену к своей деморализации и вероломно продали свое право голоса иностранным державам; что некоторые члены нашего сената находятся в подчинении у отдаленного тирана; что наши сенаторы не являются больше представителями британской добродетели, а представителями пороков и развращенности востока».

Крупными событиями этой борьбы были: падение коалиционного министерства на почве индийского билля Фокса и принятие индийского билля Питта, отдача под суд Уоррена Гестингса, принятие генерал-губернаторства лордом Корнваллисом и административная реформа, проведенная им в Индии.[132] Я лишь слегка касаюсь этих великих событий, чтобы отметить их значение и указать на вызванные ими последствия. Если бы я мог войти в подробности, я показал бы, что было много неверного в шумных возражениях против индийского билля Фокса и что было много несправедливой жестокости в нападениях на Гестингса. Я мог бы также отнестись критически к двойной системе, введенной индийским биллем Питта. Но при более широком взгляде на вещи я должен сказать, что грозившие Англии опасности были успешно отклонены, что лорд Корнваллис заслужил благодарность, а Эдмунд Бёрк – бессмертную славу. Пятно деморализации как бы по мановению волшебства исчезло из администрации Компании под управлением лорда Корнваллиса; генерал-губернаторам был дан урок, который никогда ими не забудется, и политическая опасность от связи с Индией миновала.

Англия порвала сети, грозившие опутать ее. Но сохранила ли она, освободившись от влияния Индии, право влиять на нее? Англичане не могли не замечать громадного различия между их цивилизацией и цивилизацией Индии; они сами не могут не предпочитать свою собственную, но, спрашивается, имеют ли они право навязывать свои взгляды туземцам? У них свое христианство, свои собственные взгляды на философию, историю и науку; но не обязаны ли они, по молчаливому соглашению с туземцами, держать все это при себе? Таков был первоначальный взгляд: тогда не допускалось и мысли, что Англии суждено играть роль Рима для ее империи. Отнюдь нет! Она должна отложить в сторону свою цивилизацию и управлять Индией согласно индийским понятиям. Этот взгляд был тем привлекательнее, что перед первыми поколениями англо-индийцев открывался новый и таинственный мир санскритской учености. Они находились под обаянием древнейшей философии и фантастической истории; они были, так сказать, браминизованы и не хотели допустить в свой волшебный восточный круг ни христианства, ни какого-либо другого западного учения.