Удравшие из ада - Дмитрий Казаков

– Что вы тут делаете? – спросил шейх, с трудом сохраняя подобающую гордому сыну пустыни невозмутимость. – Он же может убежать!

– Нэт, нэ убэжит, – ответил Ахмед Черный, и на его шее брякнули ожерелья, унизанные коренными зубами тех, кого Ахмед отправил в Нижний мир с помощью любимой зубочистки. – Шэйх, это тот, о ком говорится в Пророчэствэ!

– В каком?

– О том, что придэт Голос из Внэшнэго Мира и Дюна станэт цвэтущим садом, – подал голос Тарик Горячий, чьей любимой забавой было вырезать пленникам сердца и поедать их сырыми, без соли и перца.

Муслим Беспощадный никогда не слушал бродячих сказителей, в обмен на чашку лапши развешивающих лапшу другого сорта по ушам доверчивых простаков. Но даже он знал, что многие верят в явление некоего типа, с рождения умеющего правильно носить бурнус и подковать верблюда, в то, что он то ли найдет под землей воду, то ли нагонит достаточно туч, чтобы превратить Капец в подобие фруктового сада…

Знал, но никогда не думал, что это пророчество как-то коснется его самого.

Заглянув в глаза Тарика и Ахмеда, Муслим отправился в свой шатер, где курил кальян до тех пор, пока дым не пошел у него из ушей, а мысли не завязались в тугой и горячий узел.

Да, шейх может приказать убить пленника.

И тем самым расписаться в слабости, в том, что Муслим Беспощадный больше не гордый сын пустыни…

Но если не убрать Васю, свирепые осасины превратятся в стадо овец, годных лишь на то, чтобы блеять и бежать за чужаком.

– Вах! – сказал Муслим Беспощадный, когда кальян булькнул в последний раз, а в голову пришла достойная мысль.

Шейх поднялся и важно зашагал к шатру, где все так же зачарованно, как дети перед телевизором, сидели воины, а высунувшийся из шатра пленник махал руками и брызгал слюной.

– Люди! – сказал Муслим Беспощадный. – Кто мы такие, чтобы мешать Пророчеству?

Вася, чье горло несколько подсело, благодарно замолк, а воины повернули головы в сторону шейха.

– Ведите сюда лучшего верблюда, несите лучший бурнус и острую саблю, – возгласил Муслим Беспощадный. – Нашего гостя ждут великие подвиги, не будем же задерживать его!

– Э? – сказал Вася.

На суровых, прокаленных солнцем и иссеченных злыми ветрами лицах осасинов отразилось недоумение.

– Нехорошо заставлять гостя ждать, – Муслим покачал головой и слегка нахмурился.

Через пару минут черный верблюд гневно наблюдал, как ему на спину водружают парадное седло, а Вася горбился под тяжелым бурнусом, пытаясь удержать в руках и саблю, и сверток с обломками меча.

– Следуй навстречу Судьбе, – напыщенно проговорил шейх, глядя, как двое осасинов пытаются усадить Васю на верблюда, – и пусть путь твой будет усеян головами врагов и чадрами женщин…

Воины, оценившие красноречие предводителя, одобрительно кивнули, а Муслим Беспощадный похлопал верблюда по мохнатому боку и незаметно вонзил в него колючку, до сего момента спрятанную в ладони.

Животное издало недовольный вопль и помчалось прочь.

«Опять?» – подумал Вася, вцепляясь в мотающийся горб.

Муслим Беспощадный проследил, как вздымающий тучи песка верблюд скрылся за барханами, вытер со лба честный трудовой пот и зашагал обратно к шатру.

Военный совет проходил после заката, около веретенообразной дюны, похожей на закопавшуюся ящерицу.

В вышине мерцали звезды, ветер уныло пересыпал песок.

– Ну что, какой план? – спросил кусок темноты, на самом деле являющийся Стукнутым Черным.

– Идем и всех убиваем, – ответило ему облако чесночного запаха, ночная ипостась Старого Осинника.

– Нет, надо подкрасться тихо и незаметно, – возразил Агрогорн.

– А ты уверен, кхе-кхе, что мы это сможем?

– В молодости я воровал эльфиек прямо из дворцов их папаш, – гордо заявил хозяин «Сломанного меча», – а у эльфов слух – не чета людскому.

– Но ты тогда выглядел немного худее, – заявил Чапай, в очередной раз проводя точильным камнем по лезвию сабли.

Действие это было в основном данью привычке, так как заточить чудовищно длинное и тяжелое лезвие, покрытое царапинами, сколами и пятнами ржавчины, не смогли бы и боги.

– Это верно, – согласился Агрогорн. – Но все равно, зачем врываться? Можно убить их всех по очереди, растягивая удовольствие.

– Такой подход мне нравится, – Старый Осинник с кряхтением распрямился. – Ну что, пойдем?

Оазис, принадлежащий осасинам, угадывался в темноте шелестящим бесформенным пятном.

Глядя на него, герои не гадали, где находятся часовые, не вслушивались, не вглядывались и не принюхивались, пытаясь определить их местоположение. Благодаря длительному опыту ведения боевых действий, они просто и без сомнений ЗНАЛИ, каким образом размещены посты.

Поэтому Чапай испытал настоящее потрясение, когда в удобной темной ямке за кустами, где полагалось сидеть дозорным, не обнаружилось никого.

– Вот беляки проклятые! – прошептал он сердито, тыча саблей в заросли. – Куда делись-то?

– Беляши? – удивился Старый Осинник, за десятилетия охоты на вампиров утерявший слух. – Они тут при чем? Или ты есть хочешь?

– Тихо вы, – прервал занимательную беседу Агрогорн. – Двигаем дальше. Около шатров наверняка есть дозорные…

И они поползли сквозь набитую листьями и стволами тьму, как большие и почти бесшумные (а все проклятый артрит) тени. Но около шатров оказалось так же пусто, никто не охранял становище осасинов, точно свирепые воины пустыни вместе со своими гаремами и сокровищами улетели в небеса.

Не ожидавшие такого подвоха герои в замешательстве остановились.

– Никого нет, – с разочарованием в голосе сказал Долговязый Эрик, чьи мозги в боевой ситуации начинали работать чуть быстрее.

– Надо разобраться, кхе-кхе, – проговорил Стукнутый Черный. – Вон там шатер для молодых воинов, еще не заслуживших право на собственный гарем. Там точно кто-нибудь есть. Пойду притащу языка.

– Отлично, беляши с языком – это самое то, – понял все по-своему Старый Осинник. – И горчички прихвати…

Стукнутый Черный растворился во тьме, но довольно быстро вернулся, волоча за собой связанного осасина.

– Давай его допросим, – оживился Долговязый Эрик, любивший всякие шалости с использованием щипцов, раскаленных иголок и маленьких, украшенных гравировкой тисков.

Особый ужас допроса в исполнении Долговязого Эрика состоял в том, что герой сначала начинал пытать, и только через час-другой вспоминал, что нужно задавать вопросы.

– На твои шутки у нас нет времени, – прорычал Агрогорн. – Эй, ты, молокосос, ты понял, кто мы?

Глаза начинающего осасина, полные гашишного тумана, слегка выпучились.

– Отлично, нам не придется тратить время на объяснения, почему тебе лучше быть покладистым и разговорчивым.

Осасин кивнул, Агрогорн вытащил у него изо рта кляп.

– Где вы держите пленника?

– Никто не в силах удержать Муад Диба, когда он прыгает по пустыне на задних лапках…

– Что? – Агрогорн вытаращил глаза, став похожим на страдающую запором гору. – Что это за бред?

– Он пришел, и рассказал о том, что будет, – продолжал осасин, истово сверкая глазами и брызжа слюной, – слова его были как мед, как молоко…

– Обкурился, собака. Эх, молодежь, – сказал Чапай уныло. – Дозу и ту не могут правильно рассчитать. Дай я ему голову отрублю, что ли?

– Брось, – Агрогорн небрежно запихал кляп на место и швырнул осасина в кусты. – Придется потолковать с их вождем.

Шатер главного осасина обнаружился на положенном месте. Герои, прорезав в нем аккуратную дыру, забрались внутрь.

Муслим Беспощадный успел оторваться от кальяна и повернуться на раздавшийся от стенки шорох. Затем шейх обнаружил, что в живот ему упирается что-то длинное, сверкающее, как мост из серебра.

Держащийся за другой конец «моста» белобрысый верзила улыбался.

– Где пленник? – прохрипел Старый Осинник, обрушив на шейха волну чесночной вони, по мощи сравнимую с химической атакой.

– Я его отпустил, – ответил Муслим Беспощадный, осознавая, кто заглянул к нему в гости, и покрываясь «гусиной кожей».

По сравнению с этими стариками самый злобный из осасинов выглядел невинным ягненком.

– Что? Я не верю своим ушам! – пророкотал Агрогорн. – Не вырезал ему кишки? Не отдал на съедение термитам? Не бросил в яму со скорпионами?

– Нет, отпустил, – шейх ощутил, как краска стыда медленно заливает его щеки.

Подобное случилось первый раз за последние сорок лет, и непривычное к такому лицо неистово зачесалось.

– Он говорил что-то такое, что растопило сердца моих воинов, – сказал Муслим. – Они стали мягкими, как вода, и все обкурились гашиша. Но завтра мы отправимся в набег, будем убивать, грабить и насиловать до тех пор, пока кровью не смоем сегодняшний позор…

– И ты даже не ограбил его? – уточнил Стукнутый Черный. – Кхе-кхе.