Озомена - Чикодили Эмелумаду

– А я говорю, что это негигиенично, да и просто опасно. Как вы вообще могли принести эту гадость в дом, да еще помазали ею руки моей дочери? – Приска говорила ровным тоном, но уж Озомене были прекрасно известны все оттенки материнского гнева.

Мбу сидела, откинувшись на стуле, демонстративно заткнув нос бельевой прищепкой. Ясно, что именно она нажаловалась маме, из-за чего и разразилась ссора.

– Я же фармацевт. Неужели вы думаете, что я не подобрала для нее правильных лекарств?

– Ну ладно, ладно, прости, – миролюбиво сказала бабушка. – Я женщина темная, деревенская, в школы не ходила, делаю как умею, как учила меня моя матушка.

Но это никак не смягчило гнев Приски. Встав из-за стола, она прошла мимо вжавшейся в стул Озомены и отправилась собираться на работу. Озомена осторожно поглядывала на сестру, понимая, что приняла сторону бабушки. Мбу что-то гундосила с заткнутым носом, а бабушка молча себе ела хлеб с маслом, запивая его чаем Lipton.

Озомена положила руки на стол и попробовала пошевелить кистями. Ничего не болело, раны затянулись. Развернувшись, она побежала к маме, чтобы та сама убедилась и перестала злиться. Мама поймет, обязательно поймет. Да вот только Озомена не посмела постучаться к ней в комнату, зная мамин крутой нрав.

А вот бабушка хоть бы хны, она никак не реагировала. Накануне ночью она повторно позвала Озомену и намазала ее руки этим вонючим питоньим жиром. Озомена так боялась, что сейчас войдет мама, а еще заранее знала, что утром Мбу обязательно что-нибудь устроит.

– Я тут что подумала, – сказала той ночью бабушка. – Конечно же, мне ничего не положено знать ни про леопардов, ни про это самое общество, но ведь Одиого был мой сын. Так что матери видней. – Улучив удобный момент, бабушка нанесла на руки внучки еще один слой питоньего жира, хотя Озомена ужасно нервничала. – Но вот что я тебе скажу, – продолжала свои наставления бабушка. – Уж коль леопарды чаще всего рождаются во время войн, тебе следует быть осторожной, тем более что в стране сейчас все очень сложно. И если вдруг снова начнется война, как тогда… – Прокашлявшись, бабушка нанесла остатки масла себе на кожу. – Не хотим мы больше такой войны, потому что знаем, что из этого вышло. Именно поэтому мы и назвали тебя Озоменой, что переводится как «да не случится больше никакого несчастья». Но поскольку демократы, скорее всего, заберут власть у военных, то война может случиться. Поэтому один леопард пришел на смену другому. Я помогу насколько хватит сил – все-таки в деревне со мной считаются. Пусть больше никогда война не застанет нас врасплох.

– Бабушка, ты сказала, что тебя послал папа. Как он? С ним все хорошо? И когда он вернется?

– Вернется, когда найдет то, что ищет. Иди-ка ты спать.

Бабушка уехала рано утром на следующий день после ссоры, и Приска даже не успела попросить дядю Фреда, чтобы он увез ее на машине. Мама здорово разозлилась – мол, к ней как к невестке проявили неуважение. Поэтому она разбудила Озомену не очень-то нежно, сняла с кровати все постельное белье и потребовала, чтобы его выбросили вместе с вонючим матрасом. Затем она приготовила воду, чтобы сделать дочери перевязку, но кожа на руках уже была гладкой как у младенца.

Глава 26

Ясно же, что мне нужно найти какую-то девочку и отдать ей семечко. Мы с мамой начали ходить в местную церковь, люди уже знают нас в лицо, так что можно умыкнуть какую-нибудь потенциальную невесту прямо оттуда. Дух предупредил, что у такой девочки не должно быть парня, ничего такого – нужна непорочная девочка, у которой еще не начались месячные. Хотя я уже не знаю, верить ему или нет. Если б не папа, я бы давно на все плюнула, но папа стоит моих стараний, потому что у него доброе сердце и он не заслужил смерти.

Мы отправляемся на утреннюю мессу. Мама специально опаздывает, чтобы все обратили на нее внимание – и священник, и служка, и даже попрошайки на паперти. Мама уже немного поправилась, и лицо у нее – как спелый манго. После службы мама подходит к фада[124]. Тот пожимает ей руку, но так и не успевает с ней поговорить, отвлеченный другим прихожанином. Мама кривит лицо. Я вижу, что это ее ранит.

– Это надо же, я столько пожертвовала денег, а он даже не уделил хотя быть пять минут новой прихожанке, – говорит она.

Мы едем домой на новой машине: мама скинула туфли, без них она чувствует себя более уверенно. Водить ее научил папа, но за рулем всегда сидел он, а когда был занят, для этого у нас имелся свой персональный шофер.

– Я бы обустроила эту церковь, вложила бы туда кучу денег, но для этого меня нужно уважать. Я не какие-то там профессора, которым задерживают зарплату. – Мама так распалилась, что не может остановиться. – Когда был жив твой папа, они были недостойны даже смахнуть пыль с моих туфель, не говоря уж о том, чтобы подержать мою сумочку.

– Но ты же видела, с каким восхищением тебя все разглядывали. – Я просто пытаюсь успокоить маму, но одновременно говорю чистую правду. Да, я не хочу, чтобы она сердилась, расстраивалась, но у меня нет таких слов, которые мог подобрать папа.

Мама молчит, но все еще продолжает хмуриться.

– Точно тебе говорю, – продолжаю я. – Я видела, как они тайком поглядывали на тебя, а потом быстро отводили глаза.

– Да кто из них может позволить себе носить такую одежду, как у меня? Кто может позволить себе все эти золотые сережки и кольца?

Я смотрю на нее, пытаясь понять: неужели все это принес для нее дух? Или же мама что-то продала, чтобы приодеться? Дух говорил, что мама умеет пробиваться в этой жизни, но что он имел в виду? Я ничего у нее не спрашиваю, но мне хотелось бы понять.

Мама слишком импульсивный водитель: она резко дергает ручку скоростей, словно этот похожий на черепашку фольксвахен[125] обладает упрямым нравом. Когда этот красный фольксвахен появился под нашими окнами, мама сказала, что это подарок от друга. Я спросила, что за друг, потому что знаю, что со смертью папы все друзья от нас отвернулись. Но мама говорит – не моего ума дело. Машина эта, должно быть, токунбо[126], хотя блестит как новенькая, а я в жизни не видела новых фольксвахенов.

– Проблема в том, что мы давно себя не проявляли в полную силу, – говорит мама. – Нас тут не знают. Думаю, стоит со всеми перезнакомиться.

На дороге возникает небольшая пробка, так как все возвращаются домой после