Божественный и страшный аромат (ЛП) - Курвиц Роберт

17. ХАРНАНКУР

За сто пятьдесят лет до этого на другой изоле, изоле Граад, в городе Мирове, идет снег. Вечер, середина зимы, но в порту толпятся тысячи людей. Пристань кишит народом, на заднем плане раскинулся императорский Граад — шпили церквей и дымовые трубы. Люди машут, прощаясь с поднимающимся в небо аэростатом. Лебедь из дерева и никеля уплывает в метель, из-за перил его балконов машут толпе в ответ пассажиры первого в мире интеризолярного рейса, нарядные буржуа; впереди у них небывалое приключение. Это Серость — пугающий, но такой возвышенный, незабываемый опыт. Современные технологии в виде роскошных дирижаблей сделали его доступным даже для обычного (хотя, возможно, с достатком чуть выше обычного) гражданина. А по ту сторону Серости — о, мистическая Серость! — ждет Ка́тламаа и Вааса, ее королевская столица.

Это эпохальный момент, повсюду снуют журналисты, сверкают фотовспышки. Магний сгорает в колбах, и свет заставляет снежинки замирать в воздухе. Точно так же свет заставляет замереть и Надю Харнанкур. Звезда оперетты запечатлена на фотографии об руку с главным инженером, у нее изящная длинная шея и пушистая меховая шапка. Она улыбается и машет платком своему тезке в небесах. На улетающем дирижабле красуется надпись старограадским алфавитом: «Харнанкур». Это вершина Надиной славы.

Два дня спустя совершавшее интеризолярный перелет судно вошло в Серость, а менее чем через шесть часов после этого отклонилось от курса. «Харнанкур» пропал без вести с тысячей пятьюстами пассажирами на борту. Считается, что он попал в не отмеченную на картах область сверхглубокой Серости.

Но кто так считает? Параисторики. Помешанные на исчезновениях чудаки и пара одержимых фанатиков Серости из СНР. Такие люди, как К. Вороникин, потерявший рассудок самарский энтропонавт-коммунист, или всемирно непризнанный авторитет в области истории Инаят Хан, возможно, уже не живущий у матери в подвале. Так или иначе, та часть исторической науки, которую люди из лагеря Хана и Вороникина презрительно называют мейнстримной, отрицает существование воздушного судна под названием «Харнанкур». Первым гражданским судном, совершившим интеризолярный перелет, была «Анастасия Люкс», и произошло это десятилетием позже.

Через семьдесят пять лет, когда отгремели революции рубежа веков, о «Харнанкуре» уже почти забыли. Документальные свидетельства и газетные архивы, вероятно, были утрачены в пожарах граадской революции, но всё же событие было слишком масштабным. Если даже в таких малозначительных случаях, как исчезновение комиссара Юлия Кузницкого, историческая память заявляет о себе отрезвляющей пощечиной — то куда мог пропасть первый в мире интеризолярный рейс с полутора тысячами человек на борту? В послереволюционные десятилетия «Харнанкур», казалось, окончательно исчез из истории. До пятидесятых годов, когда интерес к исчезновениям среди представителей среднего класса развитых стран внезапно приобрел масштаб субкультуры — феномен сам по себе не менее загадочный. Те, кого прозвали дезапаретистами в честь книги-бестселлера своего жанра Los Desaparecidos, — по большей части, молодые мужчины, не пользующиеся успехом у противоположного пола, — обратили внимание на одну фотографию: некто Надя Харнанкур, не представляющий особого интереса случай исчезновения, стоит на пристани. В меховой шапке на голове она машет платком, опираясь на руку главного инженера. Позади них несметные толпы людей, и все они машут чему-то в небе. Но в небе над ними лишь загадочная пустота.

Эта пустота — святой грааль дезапаретистов. Они считают, что именно там, посреди снегопада, находится самое убедительное из их доказательств. Демонстрационную модель названного в честь Нади дирижабля забрали с собой коммунисты, когда отступали из Граада в Самару — в свою тогда еще Революционную, а ныне Народную Республику. Оригинал выставлен в музее энтропонетики в Сапурмат-Улане, и коммунисты относятся к нему с большой серьезностью. Беда лишь в том, что никто не воспринимает всерьез самих коммунистов. Энтропонавт из СНР К. Саронович Вороникин в своих мемуарах приводит следующие аргументы: корабль должен был существовать, поскольку его модель инженерно целесообразна. Иными словами, он мог бы перевезти через Серость более тысячи человек в коммерческом рейсе со всеми удобствами. Подобный промышленный проект должен был стать выдающимся научно-техническим достижением своей эпохи. Зачем было оставлять незавершенной работу над чем-то столь коммерчески привлекательным? Это противоречило бы принципам диалектического материализма.

Критики говорят, что более двухсот экспедиций в Серость не проходят бесследно для разума. Вороникин же говорит, что проект был запущен в работу, но сам корабль — опять же, по словам Вороникина — без вести пропал в первом рейсе. Так был ли проект осуществлен? Мог ли «Харнанкур» быть неким неудачным прототипом «Анастасии Люкс»? Почему не сохранилось никакой документации?

Так или иначе, K. Вороникин утверждает, что на основе модели был создан корабль, который, в свою очередь, отклонился от курса во время полета через Серость и столкнулся с неизвестным энтропонетическим феноменом.

18. ТРИ ПИРОЖКА С МЯСОМ

Сто сорок восемь лет спустя за окнами высотного здания сияет Мирова, столица Граада. В горячечные ночи истории все памятники имперской архитектуры были снесены. Потом бунтовщиков изгнали, и демократия создала город заново, в виде сияющего призрака. Это ужасная, неуправляемая среда обитания, безостановочный бег отражений на стеклянных стенах небоскребов. Смотреть на Мирову можно только в зеркало, как на чудовище из мифов. Ее движение — это безудержный экономический рост Граада, перешедший в рост физический: наглядное доказательство термодинамической невозможности. Плавно скользят поезда метро, сверкающие потоки машин кружат по ней и днем и ночью. Всё это можно наблюдать с шестидесятого этажа ее нервного центра — «Ноо». «Ноо» — финансовый полуостров, вершина высокомерия одной нации, нации Граада. Здешние ученые утверждают: вначале земля была покрыта геосферой, затем биосферой; сейчас эпоха ноосферы. Разум опутал всю землю, а небоскребы «Ноо» — центр его паутины. Трон разума. Здесь он ведет свои расчеты с помощью междугородных звонков, невидимых сигналов. Его мысли — тайные финансовые инструменты. Никто не знает, что они такое и сколько они стоят. Зеркальное стекло черного цвета — это, очевидно, интеризолярный реал. Но что же тогда человек? Человек — это свет.

Научное сообщество Народной Республики, третье поколение изгнанных бунтовщиков, смеется над этим. В Самаре, кроме трех уже упомянутых, используется четвертый термин: энтропосфера. Волновые уравнения, расчеты самарских ученых, многообещающи. Это прекрасное явление может в любой момент смести Граад с лица Земли. И в той едва заметной точке, где коммунизм становится нигилизмом (грань, определенно, более тонкая, чем между любящими детей и любителями детей), верхушка партии начинает задумываться: почему бы нет? Наша идея больше не покоряет ваших сердец — и, будем честны, никогда не будет. Мы всё еще любим эту идею, а остальной мир почему-то нет. Если так, то пусть он исчезнет.

Когда Сарьян Амбарцумян поворачивается спиной к окну своих апартаментов под самой крышей «Ноо», до этого дня остается всего два года. Потом будет встреча одноклассников, потом обрушится Северный перешеек, и в развернувшейся цепочке событий станет очевидным, что то, что сияет за спиной Амбарцумяна, было не чем иным, как последним этапом развития этой стихии.

Темно, кроме того света, что падает снаружи. За окнами идет снег; он испаряется в излучении мыслей «Ноо», так и не долетая до улицы, лежащей шестьюдесятью этажами ниже. В Мирове больше никогда не будет зимы. Она осталась только здесь, под самым небом. В зале прохладно, из полутьмы проступают очертания колонн. Звонит телефон. Амбарцумян подходит, в костюме и босиком. Тени снежинок танцуют на стеклянных витринах вокруг; в них покоится крупнейшая в мире частная коллекция свидетельств исчезновений. Когда-то, задолго до того, как стать пятидесятилетним мазутным миллиардером, Амбарцумян был юношей, не имевшим успеха у противоположного пола. Он — один из первых. Торжественную тишину зала нарушает только трель телефона. Мужчина садится за стол и щелкает клавишей динамика. Свободную руку он кладет на стоящий на столе череп Рамута Карзая. Это подлинный.