Коготь берсерка - Виталий Сертаков

— Это почему… ик!.. страшно? — Даг подумал, что охотники пляшут подозрительно быстро. Последнее время он никак не мог уследить за их прыжками.

— Да потому, — ответно икнула Нелюба, — потому как вся их царская семья смертью людской живет. Сам-то Туони и жена его, Туонен-акка, похожи на птиц когтистых. А еще у них есть сыночек, Туонен-пойка, до кровушки жадный, упырь такой… И доченьки евонные, ликом черные, низкие да злые. Одна из них, Кипу, порчи да хвори на род людской насылает, другая — девять мук рождает.

Даг устал следить за кошмарами Нелюбы. Ему было очень хорошо. Вот если бы еще сосны не вертелись вокруг в хороводе!

Спев несколько песен, женское население снова удалилось на соседнюю поляну. Мужчины разожгли два дымных костра, чтобы отпугнуть любопытных лесных духов, и принялись хоронить медвежий скелет. Место «похорон» тщательно заровняли, закидали травой, мхом и берестой.

Песнопения продолжились далеко за полночь. Потом Даг впервые сам правил хозяйскими оленями. Юкса тоже порядочно набралась, хихикала и порывалась обнимать березки. С помощью Нелюбы Северянин кое-как уложил хозяйку в повозку. Умные олени сами пошли домой.

— Ой, мальчик, скоро большой праздник, — прошамкала по пути пьяная Пиркке. — Ты слышишь его?

— Я слышу, как что-то звенит, — Даг задумался, подыскивая слова. Колдунья с волнением наблюдала за ним. — Что-то звенит и приближается, точно великан дышит на сосульки, и они тают разом.

У статуи громовика Пиркке вывалилась из повозки, долго сидела на земле и гладила подбежавших полудиких кошек.

— Я так и знала, что ты слышишь, — удовлетворенно кивнула колдунья. Дагу показалось, что она вовсе не такая пьяная, как раньше. — Это к нам идет Бальдер, он ведет за собой длинные дни. Скоро народ соберется к святым сейдам на большой праздник. Будем жечь костры, будем веселиться.

— Теперь ты покажешь мне отца? — напомнил Даг. — Ты ведь обманула меня? Я не подменыш? Меня никогда не подкидывали подземные карлики?

— Лучше не зли меня, — отводя глаза, пробурчала вельва. — Ладно уж… ик!.. Сегодня ты заслужил. Если тебе так хочется потерять мозг, я сварю тебе снадобье…

— Я хочу видеть… — запекшимися губами прошептал Северянин. — Покажи мне… я хочу увидеть своего отца.

— Что ты тогда видел? Что? — жадно склонилась к нему вельва. Тень от ее крючковатого бородавчатого носа скакала по стене чума.

— Я… там был Говоритель… он сказал… Не помню. Покажи мне еще.

— Этот напиток нельзя пить так часто, — поджала губы колдунья. — Он дает глаза, но забирает мозги из твоей головы. Можно остаться… ик!.. совсем без мозгов.

— Я хочу… прошу тебя. Там мой отец. Он великий викинг. Он предводитель. Он поверил… Ему сказали, чтобы бросить в море…

— Вот как, — задумалась вельва. — Я тоже кое-что видела. Хорошо, если я дам тебе еще снадобья, ты пообещай мне, что… ик!

Горячий отвар обжег горло. Дага еще мутило от недожаренного горького мяса, и после такого напитка он едва не вернул праздничный ужин на землю.

В полусне он слышал, как откуда-то прибежала запыхавшаяся Нелюба. И затараторила по-фински.

Пиркке встряхивала кожаным бубном, бормотала над Дагом слова мелкие, округлые, как речные голыши. На толстой нитке вертелись сушеные мышата.

— Что? Что случилось? — кое-что из речи служанки Северянин разобрал.

— Злые люди объявились на берегу.

— Норвежцы, — скрипнула зубами вельва. — Они говорят дома, что идут в викинг на далекого врага. На юг, туда, где много вина, золота и женщин. Так поступают мужчины, когда им нечего есть или не с кем делать детей. Но это не мужчины. Это подлые лисы. Они говорят, что идут воевать далеко на юг, а сами поворачивают корабли по северному пути. Они нападают на слабых.

— Им мало той дани, которую собирают саамы для ярла, — всхлипнула Юкса.

Но Даг не слышал ее плача. Словно листок, влекомый ветром времени, мальчик улетал в дымную ревущую воронку… туда, где трелли…

Глава двадцать вторая

В которой тул читает по костям младенцев, а конунгу Токи приходится принять крайне неприятное решение

…Трелли кинулись к тяжелым створкам, обитым темной бронзой. Со скрипом отворились ворота каменной башни. Внутри святилища Ньяда, вдоль пологой винтовой лестницы, горели факелы. Но Говоритель закона не пошел наверх. Дождавшись, пока запрут ворота, он свернул ко второй лестнице, ведущей вниз. Раб, прикованный цепью к стене, навалился на рычаги барабана. Со стоном отъехала железная решетка, из подвала пахнуло вонючим теплом. Внизу перед Торгейром услужливо распахнули занавес. Дохнуло жаркой вонью. Юный ключник вздрогнул и шепотом произнес имя Одина.

Слепой толстый тул как раз вытаскивал печень из трепещущего овечьего брюха. Он бегло ее ощупал и положил на прямоугольную бронзовую пластину, испещренную узорами. Каждый из десятков узоров изображал тот или иной вариант строения печени. Овца дергалась на полу, запрокинув голову. Другой оракул, тоже жирный и лысый, вынимал внутренности из громадной летучей мыши. Мышь подвесили на крюках, растянув в стороны крылья. Третий тул, безногая бородатая женщина, занималась самой ответственной работой. Она гадала на костях мертвецов. Перед ее грязной циновкой стоял открытый гроб, выдолбленный из мягкого вулканического камня. В гробу валялись кости двух младенцев, погибших когда-то от оспы.

— Добрых снов великим тулам, — Торгейр отвесил короткий поклон.

— И тебе добрых снов, — ухмыльнулся предсказатель. С его голых рук ручьями стекала кровь. — Ага, сегодня ты испуган? Лучше бы сам конунг испугался! Вы сделали, как я советовал?

— Он не желает и слушать, что мальчика надо утопить, — развел руками Говоритель закона. — Конунг сказал, что признал его сыном!

— Это очень плохо, — прошепелявила бородатая женщина. — Ты передал конунгу волю богов?

— Все, что я здесь слышу, я запоминаю, записываю и передаю конунгу, — заученно ответил старик. — Но я не жрец. Моя работа — помнить и толковать законы, составленные предками, а не богами…

— Тогда зачем ты ходишь к нам? — оскалился тул. — Зачем ищешь нашей помощи, если у тебя есть закон?

— Нет такого закона, чтобы убить его ребенка.

— Я не уверена, что все следует передавать конунгу, — неожиданно заявила третий оракул. — Останься с нами наедине, Говоритель.

— Да, останься с нами один, — приказал толстяк.

— Ждите наверху. — Старик повелительно махнул своим спутникам.

— Храни нас Один, что еще случилось? — спросил он, когда шерстяной полог опустился.