80000 километров под водой - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Консель! — укоризненно вскричал я. — Консель!
— Что? Разве хозяин не видит, что этот людоед первым напал на нас?
— Никакая раковина не стоит человеческой жизни, Консель!
— Ах, негодный!.. Я предпочел бы, чтобы он сломал мне плечо! — воскликнул Консель.
Консель говорил это совершенно искренне, но не убедил меня в своей правоте.
Между тем за последние минуты, пока мы были поглощены созерцанием раковины-левши, положение изменилось. Около двадцати туземных пирог окружили „Наутилус“. Эти пироги, выдолбленные в стволе дерева, узкие, длинные, приспособленные для быстрого хода, уравновешиваются на воде при помощи двойного бамбукового поплавка, укрепленного рядом с бортом
Было очевидно, что папуасы уже встречались с европейцами и видели раньше их суда. Но что они должны были подумать об этой железной сигаре, без мачт, без труб, еле выступающей из воды? Очевидно, ничего хорошего, так как они долго держались на почтительном от нее расстоянии. Однако убедившись, что мы не проявляем никакой агрессивности, они постепенно свыклись с видом „Наутилуса“, осмелели и теперь решили поближе познакомиться с ним. Но как раз этому-то знакомству и следовало помешать.
Наши ружья, стреляющие бесшумно, не могли произвести впечатления на дикарей, уважающих только могучие громы орудий. Так и молния, не сопровождайся она громом, не пугала бы людей, хотя общеизвестно, что опасна именно молния, а не гром.
В эту минуту несколько пирог сомкнулись вокруг „Наутилуса“, и туча стрел посыпалась на палубу.
— Чорт возьми! — воскликнул Консель. — Идет град! Да еще, может быть, отравленный…
— Нужно предупредить капитана Немо, — сказал я, направляясь к люку.
Я зашел в салон, но там никого не было. Тогда я попробовал постучать в дверь комнаты капитана Немо.
— Войдите, — ответили мне из-за двери.
Я застал капитана Немо погруженным в какие-то сложные вычисления; ворох бумаг, лежавший перед ним, был испещрен математическими знаками.
— Я потревожил вас? — из вежливости спросил я.
- Да, господин профессор, — ответил мне капитан, — но я полагаю, что у вас есть для этого серьезные основания?
— Очень серьезные. Нас окружили пироги туземцев, и, вероятно, не позже как через несколько минут много сотен дикарей нападут на нас.
— Ага, — сказал совершенно спокойно капитан, — они явились на пирогах?
— Да, капитан.
— В таком случае достаточно закрыть люк.
— Как раз это я и хотел вам посоветовать.
— Ничего не может быть проще, — ответил капитан Немо, И, нажав кнопку электрического звонка, он передал соответствующее приказание в каюту команды.
— Вот и все, — сказал он мне после минутного молчания. — Шлюпка водворена на место, и люк закрыт. Надеюсь, вы не боитесь, что дикари взломают борта, против которых были бессильны ядра „Авраама Линкольна“?
— Нет, не боюсь. Но есть еще одна опасность, капитан.
— Какая, профессор?
— Завтра в это же время придется открыть люки, чтобы возобновить запас воздуха.
— Совершенно верно, профессор, ибо мой корабль дышит так же, как киты.
— Но если в это время папуасы будут еще на палубе, я не вижу, как вы сможете помешать им ворваться внутрь корабля.
— Следовательно, вы уверены, профессор, что они поднимутся на борт „Наутилуса“?
— Совершенно уверен.
— Что ж, пусть… Не вижу никаких оснований мешать им в этом. Ведь это только бедные, темные дикари. И я ни за что не хочу, чтобы посещение острова Гвебороара „Наутилусом“ стоило жизни хоть одному из этих несчастных.
Я хотел откланяться и уйти, но капитан Немо удержал меня и пригласил сесть рядом с собой. Он с интересом расспрашивал меня о наших экскурсиях на остров, об охоте и сделал вид, что не понимает, почему канадец так соскучился по мясу.
Затем разговор перешел к другим темам. Не став общительнее, капитан Немо все-таки проявил больше любезности.
Разговор, между прочим, коснулся и положения „Наутилуса“, севшего на мель как раз в том проливе, где едва не погибли корабли Дюмон-Дюрвиля.
По этому поводу капитан Немо сказал:
— Дюрвиль был одним из величайших моряков и одним из просвещеннейших людей Франции. Это французский капитан Кук, Бедный ученый! Бороться со льдами южного полюса, с кораллами Океании, с людоедами тихоокеанских островов и в конце концов погибнуть при крушении поезда пригородной железной дороги! Если обстоятельства дали время на размышления этому мужественному человеку в последние минуты его жизни, представляете ли вы себе, что он должен был пережить!
Говоря это, капитан Немо казался взволнованным. Это волнение делало ему честь.
Мы проследили по карте все плавания великого французского моряка, все его кругосветные путешествия, его двукратную попытку открыть южный полюс, которая окончилась неудачей, но зато привела к открытию земель Адели и Луи-Филиппа.
Наконец, мы вспомнили о произведенных им гидрографических исследованиях вокруг важнейших островов Тихого океана.
— То, что Дюрвиль сделал на поверхности океана, я повторяю в его глубинах; по мои исследования полней и точней и стоят мне меньше трудов и усилий. „Астролябию“ и „Усердного“ — корабли Дюмон-Дюрвиля, которых все время трепали бури и ураганы, — конечно, нельзя сравнить с „Наутилусом“ — настоящим подводным домом, в спокойных кабинетах которого ничто не мешает работе.
— Однако, капитан, в одном отношении судьба „Наутилуса“ сходна с судьбой „Астролябии“ и „Усердного“, — сказал я.
— В каком, господин профессор?
— В том, что „Наутилус“ сел на мель так же, как и они, и в том же самом месте.
— „Наутилус“ не садится на мель, — холодно ответил капитан Немо. — „Наутилус“ просто отдыхает, лежа на морском дне, и мне не придется делать тех мучительных усилий, каких стоил Дюмон-Дюрвилю спуск на воду его судов, „Астролябия“ и „Усердный“ едва не погибли, между тем как мой „Наутилус“ не подвергается никакой опасности. Завтра, в назначенный мной день, в назначенный мной час, прилив плавно подымет его, и он возобновит свое плавание.
— Капитан, — начал я, — не сомневаюсь, что…
— Завтра, — прервал меня капитан Немо, вставая со стула, — в два часа сорок минут пополудни „Наутилус“ снимется с мели и без всякого повреждения выйдет из Торресова пролива!
Проговорив эти слова отрывистым голосом, капитан Немо слегка поклонился. Это означало, что он считает беседу оконченной. Мне оставалось только уйти, что я и сделал.
Вернувшись в свою комнату, я застал там Конселя, которого интересовал результат моих переговоров с капитаном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});