Братья Старостины - Борис Духон

А главное недоумение, которое может вызвать письмо у читателя: не противопоставлял ли себя Александр остальным, не пытался ли выйти за свободу, что называется, «за их счет»? Вот только нам не дано знать, о чем говорили братья, оказавшись вместе в камере в ночь после суда. Ведь практичный Николай вполне мог предложить Александру именно такую линию поведения: хуже все равно не стало бы никому.

Одновременно на воле за мужа хлопотала жена Зинаида. Родственники потом удивлялись: как ее саму не посадили? А мать, Александра Степановна, хлопотала за всех сыновей:

Москва, Кремль

Иосифу Виссарионовичу Сталину

От Старостиной Александры Степановны, прож. в г. Москве по Ново-Рязанской ул., д.7/31, кв.43, тел. Е-1-81-47

Дорогой Иосиф Виссарионович, мои четыре сына, бывшие орденоносцы и заслуженные мастера спорта, футболисты и спортсмены, братья Старостины: Николай, Александр, Андрей и Петр были арестованы органами НКВД 21 марта 1942 г., а 18/Х-42 г. приговором Военной Коллегии Верховного Суда СССР осуж-

дены по ст. 58–10 УК к 10-ти годам лишения свободы каждый.

Я, старая мать, слезно прошу Вас оказать милость моим сыновьям и разрешить им сражаться на фронте против проклятых фашистов. Знаю я, что они или геройскими поступками на фронте с немецкими захватчиками искупят свою вину или отдадут свою жизнь за отчизну, перед которой так провинились.

В течение 25-ти лет, т. е. с малого возраста до зрелых дней, они были ведущими спортсменами Советского Союза. Десятки раз защищали честь Советского спорта за границей, являясь поочередно капитанами сборной команды футболистов Советского Союза. Все они являются командирами запаса, а сын Александр окончил Высшие Артиллерийские курсы «Выстрел». Физически они вполне подготовлены для зачисления в ряды Красной Армии, а их полное раскаивание и всемерное стремление искупить свою вину сделают из них бойцов, способных на героические подвиги на фронте.

Умоляю Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, откликнуться на просьбу моих сыновей и их старой матери и дать мне спокойно умереть, зная, что родина доверила моим сыновьям право с оружием в руках бороться против ненавистных захватчиков под Вашим мудрым руководством.

12 марта 1944 г.

Старостина.

Не будем придираться к неточностям в словах пожилой женщины: конечно, и братья не были арестованы все в один день, и суд состоялся на год позже, и ведущими спортсменами Советского Союза Старостины никак не могли являться в течение четверти века. Решение все равно было бы отрицательным. Прошение было переправлено Берии, который не стал ничего изменять.

Между тем Александр все же не оставлял надежды на пересмотр дела. Сохранилась справка-характеристика на него, в которой утверждалось: «3/к Старостин А. П. со дня прибытия в Печорский ИТЛ НКВД работал на общих работах на жел. дор. транспорте. За хорошую работу впоследствии был поставлен бригадиром. Его бригада являлась фронтовой бригадой, ежемесячно перевыполняя норму. С июня месяца 1944 года был взят на работу мастером спорта „Динамо“ при Упр. Печорского ИТЛ НКВД, где передавал новым спортсменам свои знания. Адм. взысканий и нарушений лагрежима не имеет». Тем не менее на характеристике стояла резолюция «Б/у», что можно расшифровать, как «без удовлетворения».

Как и Андрей, Александр переписывался с двоюродной сестрой Тамарой Малиновцевой. Одно из этих посланий, написанное на тетрадном листке в линейку, у родных сохранилось:

Пос. Абезь, Заполярье, 26/5—1944 г.

Здравствуй, Тома!

Вчера получил твое письмо от 14/04 — с/г и спешу тебе ответить. Во первых очень тебя за него благодарю, а во вторых, надеюсь, что и в будущем среди своих важных дел ты найдешь время чиркануть мне пару-другую слов.

Меня очень интересует, как ты живешь? Чувствуешь себя? и т. д. Вообще все, все, что ты найдешь нужным написать, будет для меня очень интересно.

Я лично забрался очень далеко. За полярный круг, где зимой почти сплошная ночь, а летом ей и не пахнет. В 11 час. 30 м. солнышко заходит, а в 12 ночи оно уже опять появляется. Ночи нет. Но все же погода скверная. Вот сейчас у Вас уже лето в разгаре, тепло, зеленеют (цветут — зачеркнуто. — Прим. авт.) деревья, а у нас еще лежит снег, и вчера была отвратительная снежная метель. Но, ничего…

Чувствую себя вполне удовлетворительно. Здоров. Условия и жизни и работы приличные. Работаю в спорт о-ве «Динамо», организую на Крайнем Севере спортивную жизнь. Желающих заняться этим делом много, т. что думаю работку развернуть. На месте встретил много знакомых, среди которых большинство москвичей, так что есть с кем перекинуться словом.

С домом и с братьями переписку имею более или менее регулярную. Все они также как будто бы устроились неплохо. Все, в том числе и я, конечно не теряем надежду перевестись в Армию, чтобы принять участие в добивании гитлеровских гадов, правда, это конечно, трудно, т. к. наша практика работы не позволяет рассчитывать на перевод, но мы все принимаем к этому меры. Возможно, что все же будем гадов добивать. Ну вот, Томочка, как будто бы и все. Жду от тебя писем, подробных и скорых, а пока крепко жму тебе руку и не менее крепко по братски целую. Александр.

К футболу его действительно приобщили, и Николай Петрович даже писал в своих мемуарах, что стал свидетелем телефонного разговора начальника Ухтлага генерал-лейтенанта Бурдакова с его коллегой по Интлагу генералом Барабановым. Начальники спорили о том, у кого сильнее футбольная команда, и каждый уповал на то, что тренирует ее знаменитый Старостин. Старшему брату, конечно, приятно было узнать, что младший пребывает в здравии, но встретиться у кромки поля им так и не довелось. Правда, память рассказчика слегка подвела. Согласно справочнику «Система исправительно-трудовых лагерей в России», изданному в Москве в 1998-м, среди руководителей Интлага не было человека с такой фамилией, а вот в Северо-Печорском ИТЛ действительно командовал Барабанов, правда, в чине полковника. Вероятно, здесь сыграл роль тот фактор, что под Инту Александра действительно перевели, но позднее, и через много лет эти детали в памяти просто перемешались.

Но два героя нашего повествования действительно повидались в неволе! Произошло это в начале 1945-го, в молотовской пересылке с подачи тюремного врача, который из уважения к знаменитым спортсменам не только организовал им свидание, но и определил на несколько недель в лазарет, где они могли вдоволь пообщаться. Александр рассказал о своих попытках добиться пересмотра дела, на что Николай ответил: «Ты поторопился. Не время еще сейчас. Не та пока что обстановка».