Сквозь тени прошлого (СИ) - Лейк Оливия

Обстоятельства смерти жены Захария выдавал, как голые факты. По его голосу, выражению лица или глаз нельзя было определить, что на самом деле он чувствует. Ночь укрыла всё чернильным плащом, пряча от Габриэллы истинные эмоции и переживания, которые можно было бы разглядеть при свете дня. Наверное, от этого признания давались проще. Она слушала не перебивая, без каких-либо комментариев или вопросов. Не пыталась анализировать, делать какие-то выводы или подталкивать Захарию к дальнейшим откровениям. Просто слушала, просто сочувствовала. Габриэлла с поразительной ясностью осознала, что ей не нужны были внешние доказательства его боли. Она знала, что он переживает, до сих пор винит себя. Что не остался с женой, что уехал, что опоздал.

— Перед похоронами меня любезно попросили приехать в морг для ознакомления с заключением патологоанатома. Там мне сообщили, что Амелия была беременна. Срок был очень маленький и, вероятно, она и сама не знала, что в положении. По крайней мере так считал врач.

— Зак… — только и смогла выдавить Габриэлла. Как выразить сочувствие по такой невосполнимой утрате? Какие слова подобрать, чтобы донести, как тебе жаль? Можно с полной уверенностью полагать, что ты понимаешь, но пока на собственном опыте не познаешь эту невыносимо острую боль, по-настоящему понять невозможно.

— Я вернулся в поместье, взял ружьё и застрелил ту лошадь. — Захария замолчал, а она не знала, как подступиться к нему. Ей так хотелось прикоснуться к нему, обнять, но Габриэлла боялась, что он не примет сочувствия, что оттолкнёт. Она не знала, для чего Захария поделился с ней своей историей, но была уверена, что не для выражения соболезнований. Габриэлла осторожно коснулась его руки, чуть сжала пальцы, чутко прислушиваясь к языку его тела. Примет ли он ласку? Позволит ли себя утешить? Он позволил. Их пальцы переплелись, и она придвинулась к нему. Теперь его глаза были совсем рядом. Усталые, потухшие, серьёзные.

— Мы были очень молоды, когда поженились. — Захария смотрел прямо перед собой, говорил тихо, но Габриэлла находилась совсем близко и слышала каждое слово. Он хотел выговориться, рассказать, поделиться. Чтобы его просто выслушали. Без трагических вздохов и горестных заламываний рук, без моря слёз и потока сочувствия.

— Нам было легко вместе, мы были счастливы, я любил её, но… — Он опустил глаза и задумался, пытаясь подобрать подходящие слова для своих мыслей, которые на протяжении долгого времени оставались только его, и которые он ни разу не произносил вслух. — Амелия не была центром моего мира; не была самой сильной и обжигающей страстью; не была моей самой глубокой привязанностью. Я любил, но недостаточно. Ценил наш брак, но как что-то само собой разумеющееся. А потом всё закончилось, и я понял, что потерял. Именно тогда я был по-настоящему счастлив.

Габриэлла обняла его за плечи и, положив голову на плечо, уткнулась носом в шею. Сейчас слова были излишни. Она просто хотела поделиться с ним теплом, подарить нежность и окружить заботой. Габриэлла надеялась забрать его боль и сделать чуточку счастливее. Пусть ненадолго, пусть только сейчас.

Захария мягко отстранил от себя Габриэллу, заставляя посмотреть на него и, взяв её лицо в свои руки, произнёс:

— Я тону в тебе Габриэлла. Ни одна женщина не заставляла меня умирать и воскресать в своих объятиях. — Он поцеловал её глубоко, чувственно, волнующе. Сбивая дыхание и заставляя сердце биться чаще, потом на миг замереть в предвкушении и снова застучать в бешеном ритме. — Я хочу раствориться в тебе, течь по твоим венам, ласкать изнутри, — между поцелуями шептал Захария. — Хочу стать, пусть ненадолго, единым целым с другим человеком. С женщиной. С тобой…

Он бережно уложил Габриэллу на подушки и накрыл её тело своим, даря острое, ни с чем несравнимое наслаждение, и взамен получая такое же.

***

Захария включил автоответчик и, подхватив небольшой чемодан Габриэллы, ощутимо потяжелевший за время их пребывания в Лондоне, понёс его в машину. Он проснулся рано, но её будить не стал, давая возможность выспаться перед долгой дорогой. Никакой срочности в возвращении в Эйджвотер, кроме настойчивых звонков Элизабет, не было, поэтому он поддался на уговоры Габриэллы и согласился отправиться в Корнуолл на автомобиле. Шесть часов за рулём Захарию не особо прельщали, но чего не сделаешь ради прекрасных женских глаз, засиявших, как два бриллианта, и изящных тонких рук, радостно обвивших его шею, когда он всё же дал своё согласие.

К тому моменту, когда проснулась Габриэлла, Захария уже стоял одетый, гладко выбритый и готовый к новому дню. Он с улыбкой рассматривал такую сонную, тёплую и совершенно очаровательную женщину, которую ещё несколько недель назад совершенно не ожидал увидеть в своей постели. И в голос смеялся, когда она, увидев его и узнав, сколько уже времени, абсолютно не стесняясь собственной наготы, начала носиться по спальне, чередуя свой марафон с короткими забегами в ванную комнату. Габриэлла не хотела задерживать их отъезд и старалась как можно быстрее собраться. А на резонное замечание Захарии, что если она будет разгуливать при нём в таком виде, то поездка отложится ещё на неопределённый срок, Габриэлла только закатила глаза, ловко выскользнула из кольца его рук и, не принимая никаких возражений, отправила с вещами к машине.

Одевшись, Габриэлла в последний раз прошлась взглядом по комнате, убеждаясь, что квартира после её спешных сборов осталась в относительном порядке и что она точно ничего не забыла в чужом доме. Утро всё вернуло на круги своя. От неожиданных откровений и доверительных бесед, с которых началась эта ночь ещё там, в холодных объятиях на Пикадилли, не осталось и следа. Трепетность и нежность сменило насмешливое подтрунивание, а на место душевной близости вернулось сплошное сексуальное влечение. Хотела ли она большего? Возможно. А ожидала ли, что это «больше» может случиться? Наверное, нет. Так легче и проще. Она не хотела ничего усложнять. Пусть всё закончится также приятно, как и началось. Подхватив сумочку, она уже направилась к входной двери, когда зазвонил телефон, и тут же щёлкнул автоответчик.

— Закари, ты дома? Возьми трубку, нам нужно поговорить. Пожалуйста, любимый.

— Любимый?! — нахмурившись, вслух произнесла Габриэлла.

— Я умоляю тебя, Зак, ты так нужен мне!

Когда женщина начала всхлипывать и говорить, что не может жить без него, Габриэлла резко сорвала трубку, не выдержав такого невыносимого унижения.

— Закари! — В голосе такой щенячий восторг, такая сногсшибательная радость.

— Нет, это не он. — Она сразу же пожалела о своём решении ответить. Что она может ей сказать? Какую помощь оказать?

— Нет… — Горькое разочарование, прозвучавшее по ту сторону телефонной трубки можно было практически пощупать руками. — А кто это? — Из болезненного и надломленного голос превратился в подозрительный и ревностный.

— Я… друг, — подобрав самое безобидное определение их отношений, с большой осторожностью ответила Габриэлла. Женщина рассмеялась, очень неприятно и абсолютно неискренне.

— Друг, — протянула она. — Как же быстро Закари меняет друзей. Держись от него подальше, поняла?! — Габриэлла положила трубку, не желая вступать в дальнейший диалог.

«Ей явно нужна помощь хорошего психотерапевта», — подумала Габриэлла и обернулась на шум открывающейся двери.

— В первый раз я тебя так долго жду, — облокотившись о дверной косяк, с улыбкой заметил Захария.

— Тебе звонили, — сухо отозвалась она.

— Кто?

— Женщина.

— Ты взяла трубку? — вкрадчиво спросил он.

— Да. — Габриэлла заметила, что его взгляд стал жёстче, а лицо из приветливого превратилось в ничего не выражающую маску.

— Разве тебя не учили правилам хорошего тона? Одно из них: не отвечать на чужие телефонные звонки.

— Она рыдала в трубку, — резко бросила Габриэлла.

— Да неужели? Не знал, что ты такая чувствительная.