Человек с Золотым Торком (ЛП) - Грин Саймон

Он милостиво склонил голову. - Конечно, моя дорогая. Со мной она будет в безопасности. Даю вам слово.

И, как ни странно, я ему поверил. Я не думал, что он солжёт Молли. Он протянул Сабвей Сью руку, и она с благодарностью опёрлась на неё.

Молли открыла пространственный портал, и мы как можно быстрее пропустили через него выживших пленников. Я постоянно оглядывался по сторонам, готовый к новой подлой атаке, но её так и не последовало. Огромная пещера оставалась безмолвной, как братская могила. В конце концов, остались только Молли и я.

- Итак, теперь у нас есть два смертельных врага на нашем пути, - сказал я. - Моя семья и “Манифест Судьбы”. Этот день становится всё прекраснее и прекраснее. Остался ли кто-нибудь, кому мы можем доверять?

- Может быть, - сказала Молли. - На ум приходят несколько имён. Но даже если бы это были только ты и я, я бы не отступила и не расплакалась. Я добьюсь справедливости, даже если для этого мне придётся убить всех в этом мире.

- Знаешь, - сказал я, - из тебя получился бы превосходный Друд.

- Теперь ты ведёшь себя просто отвратительно, - сказала она.

Мы прошли через портал и вернулись в холодный, чистый воздух Лондона.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В постели с врагом

Мы с Молли вышли из её портала именно там, где я попросил её высадить нас: в доках Гринвича, прямо напротив старинного парусника “Катти Сарк”. Рассветало, ранний утренний воздух был восхитительно прохладным и чистым после нездоровой атмосферы загонов “Манифеста Судьбы”. Длинные багровые полосы окрашивали светлеющее небо, резко выделяясь на фоне высоких мачт военно-морского музея “Катти Сарк”. И это было абсолютно правильно. Нормальные люди сейчас всё ещё в постели, и я был полон решимости последовать их примеру и как можно быстрее. День и ночь были долгими, то одно, то другое…

- Ты приводишь меня в самые приятные места, Эдди, - сказала Молли. - Могу я спросить, какого чёрта мы делаем здесь, где даже падшие ангелы побоялись бы ступить без вооружённых телохранителей и письменной гарантии безопасного прохода?

- В наши дни Гринвич весьма цивилизован, - сказал я. - Практически облагорожен, кое-где… Я держу здесь баржу, привязанную к берегу, со всеми удобствами и предметами первой необходимости. Ещё одно из моих безопасных мест, когда мне нужно где-то укрыться от всех, даже от собственной семьи.

- Они не знают об этой барже?

- Они никогда не спрашивали. Моей семье никогда не было дела до того, как я делал то, что делал, до тех пор, пока я делал то, что мне говорили. Сюда. Несколько минут ходьбы по пристани привели нас к моей барже “Lucky Lady”. Просто ещё одна из пары дюжин баркасов и барж, пришвартованных к причалу. Довольно недорогой способ жить в дорогой части Лондона. Здесь много актёров… “Lucky Lady” лениво танцевала на тёмной, мутной воде; её цвета были ярко-красными и зелёными, а вся её латунная отделка сияла в янтарном свете уличных фонарей. (У меня есть маленький брауни, который приходит раз в две недели и следит за чистотой старой лодки в обмен на то, что я оставляю чашу односолодового виски. Я сторонник соблюдения старых традиций… - Особенно если это означает не вставать на четвереньки с “Дураглитом”. Я ненавижу полировать латунь). Я бы предпочёл отвезти Молли обратно в свою милую квартиру в Найтсбридже, но не решился. Моя семья знала о квартире. В лучшем случае на месте могли бы быть, агенты - наблюдатели; ставка на дурака… В худшем случае - что гораздо более вероятно - они уже разнесли квартиру в поисках улик или уличающих документов, которые могли бы привести их к тому, где я нахожусь и что я могу делать. Я знал процедуру. Я сам делал это достаточно часто. Ну, пусть смотрят. Я никогда не оставлял ничего ценного в своей квартире. Или где-нибудь ещё, если уж на то пошло. Полевой агент должен быть готов в любой момент отказаться от всего и никогда не оглядываться назад. Нам не разрешается быть сентиментальными или формировать привязанности. Наши единственные корни - в семье. Семья следит за этим.

Я сказал об этом Молли, и она кивнула.

- Они, наверное, вдребезги разбили все твои личные вещи, просто назло. Я видела, как работает ваша семья. Ты уверен, что там нет ничего, что они могли бы использовать для слежки за тобой? Я могу найти тебя где угодно, просто держа в руках какой-нибудь предмет, который когда-то принадлежал тебе.

- Нет, пока я ношу Торк, - сказал я. - Моя броня защищает меня от всего.

Я помог Молли спуститься на палубу моей баржи, а затем прогулочным шагом спустился вниз. Молли задумчиво посмотрела на меня.

- Твоя броня досталась тебе от твоей семьи. Ты уверен, что у них нет какого-то секретного способа найти тебя через броню?

- Уверен. Это всегда было нашей силой и нашей слабостью. Та же броня, которая делает нас такими сильными, также изолирует нас от всего остального в мире.

- Так ты всегда один?

- Да. Вот почему так мало Друдов могут выжить в мире, вдали от всеобъемлющих объятий семьи. Пойдём, здесь холодно. Давай спустимся ниже.

Я открыл люк, и мы спустились в роскошно обставленный интерьер “Lucky Lady”. Где бы я ни жил, я люблю жить в комфорте. Несколько лет назад я выиграл баржу в покер, играя с одним неудачливым частным детективом. В конце концов, бедняге пришлось жить в собственном офисе. За попытку обмана он получил по заслугам. Нет ничего приятнее, чем обмануть мошенника. Я могу доставать дополнительные тузы из самых невообразимых мест… Я суетился в длинной гостиной, зажигая старые морские штормовые лампы и поправляя фитили, наполняя интерьер баржи тёплым золотистым свечением.

Молли охала и ахала над роскошной мебелью и восхищалась старинными деталями. В “Lucky Lady” нет современных удобств, нет электричества. Весь смысл пребывания на барже заключался в том, чтобы быть отрезанным от современного мира. (Имеется химический туалет. И портативный проигрыватель компакт-дисков.) Наконец мы оба устроились в шезлонге с мягкой обивкой, и я расслабился впервые за, казалось, целую вечность.

- Мне нравится у тебя, Эдди, - сказала Молли, подогнув под себя ноги. - Это так не похоже на тебя. Правда, немного одиноко.

- В этом вся суть, - сказал я.

Она серьёзно посмотрела на меня. - Я не могу представить, каково это для тебя - жить в одиночестве… отрезанным от всего и всех. И никогда не доверять тем, кто не является членом семьи.

- Это входит в обязанности, - сказал я. - После того, как я вырос в семейном Холле, который просто трещал по швам, я был рад уехать.

- Неужели никогда не было никого другого..? Кого-нибудь, кто имеет значение?

- Нет. Никогда. Я не могу ни с кем сблизиться, не рассказав о том, чем я занимаюсь. А семья этого не позволяет. Браки, даже дружба, всё происходит только по усмотрению семьи… Они должны быть одобрены. Особенно для тех из нас, кто работает в полевых условиях и открыт для соблазнов мира. С того момента, как мы рождаемся, и они надевают золотой обруч на наши младенческие шеи, мы принадлежим семье, телом и душой. Я живу один, где бы я ни жил, и хотя я могу время от времени приглашать людей в гости, им никогда не разрешается оставаться. Ради их собственной безопасности.

- Значит нет подруг? Нет близких людей? Нет настоящих друзей? Что это за жизнь?

- Жизнь в служении великому делу, - сказал я. - Это было то, во что я верил. То, чему меня учили. Откуда мне было знать, что всё это ложь?

- Есть ли здесь что-нибудь поесть и выпить? - спросила Молли, любезно меняя тему. - Я не прочь перекусить, если у тебя есть что-нибудь.

- Конечно, - сказал я. - Только позволь мне выбить долгоносиков из галет.

Я занялся приготовлением скромной холодной еды, используя консервы, которые всегда держу под рукой, и открыл бутылку бренди, которую держу для экстренных случаев. Молли занялась тем, что рассматривала мою коллекцию компакт-дисков и делала пренебрежительные замечания по поводу моего музыкального вкуса.