Житие Сергия Радонежского - Борис Клосс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1) РГБ, ф. 304/I (Собр. библиотеки Троице–Сергиевой Лавры), № 199 (л. 490—518) — конец 40–х — начало 50–х годов XVI в.
Филигрань: Рука под короной с фестонами, на ладони сердце — Брике, № 10996 (1542 г.).
2) ГИМ, Синодальное собр., № 988 (л. 1002—1009 об.) — конец 40–х — начало 50–х годов XVI в. (Успенский список Великих Миней–Четьих).
3) ГИМ, Синодальное собр., № 176 (л. 1263—1272) — начало 50–х годов XVI в. (Царский список Великих Миней–Четьих).
4) РГБ, ф. 304/I (Собр. библиотеки Троице–Сергиевой Лавры), № 692 (л. 177—196) — 60–е годы XVI в.
Филиграни: Перчатка под короной с 6 фестонами, на перчатке литера F — Брике, № 11028 (1566 г.); Сфера под лилией — Брике, № 14028 (1559 г.).
5) РНБ, F.I.278 (л. 142—162 об.) — 60–е годы XVI в.
Филигрань: Гербовый щит — Тромонин, №№ 481, 482 (1564 г.).
6) РГБ, ф. 304/I (Собр. библиотеки Троице–Сергиевой Лавры), № 657 (л. 76—95) — 70–е годы XVI в.
7) РГБ, ф. 37 (Собр. Т. Ф. Большакова), № 421, ч. 1 (л. 742—763 об.) — 70—89–е годы XVI в.
Описание см. в разделе Пространной редакции.
8) РНБ, собр. М. П. Погодина, № 822 — 1607 г.
9) РГБ, ф. 209 (Собр. П. А. Овчинникова), № 317 (л. 53—73) — 20–е годы XVII в. Почерк книгописца Германа Тулупова.
Филигрань: Кувшин с одной ручкой под короной с полумесяцем, на тулове литеры FA и O—Дианова и Костюхина, № 667 (1620—1621 гг.).
10) РГБ, ф. 304/I (Собр. библиотеки Троице–Сергиевой Лавры), № 699 (л. 381—412) — конец 20–х — начало 30–х годов XVII в.
Описание см. в разделе редакции Германа Тулупова.
11) РНБ, Соловецкое собр. (Анзерский скит), № 79/1445 (л. 322—352) — начало 30–х годов XVII в.
Описание см. в разделе редакции Германа Тулупова.
12) БАН, собр. Ф. А. Каликина, № 156 — 30–е годы XVII в.
Описание см. в разделе редакции Германа Тулупова.
13) РГБ, ф. 173/I (Фундаментальное собр. библиотеки Московской Духовной Академии), № 146 (л. 664 об. — 693 об.) — вторая четверть XVII в.
Описание см. в разделе Пространной редакции.
14) РНБ. Q.I.1136 (л. 487—529)—сер. XVII в.
Филигрань: Щит с лилией под короной, контрамарка ID — Дианова и Костюхина, № 912 (1653 г.).
15) РГБ, ф. 138 (Костромское собр.), № 18 (л. 594 об. — 611 об.) — сер XVII в.
Филиграни: Голова шута с 5 бубенцами, контрамарка литеры DV — Гераклитов, № 1283 (1647 г.); Щит с рожком, под ним лигатура из букв WR — типа Лауцявичюс, № 3017 (1649 г.).
Пространная редакция жития Никона опубликована:Службы и жития и о чудесах списания преподобных отец наших Сергия Радонежского чудотворца и ученика его преподобного отца и чудотворца Никона. М., 1646 (л. 176—192);
Великие Минеи–Четьи, собранные всероссийским митрополитом Макарием. Ноябрь, дни 16—22. М., 1914. Стлб. 2891—2912 (по списку Син. № 988);
Яблонский В. Пахомий Серб и его агиографические писания. СПб., 1908. Приложение, С. LXIV—LXXXI (по списку РНБ, F.I.278).
Глава 13. Житие Сергия в составе Троицкой летописи
Первые биографические материалы о Сергии Радонежском были собраны автором Троицкой летописи. Сама летопись, к величайшему сожалению, погибла в московском пожаре 1812 г. Но еще до ее гибели с рукописью работал Н. М. Карамзин и оставил многочисленные выписки, вошедшие в примечания к «Истории государства Российского». В начальной части (до 907 г.) текст Троицкой известен в разночтениях незавершенного издания 1804 г. Лаврентьевской летописи. По свидетельству Н. М. Карамзина, Троицкая летопись была написана на пергамене и доводила изложение до 1408 г., заканчиваясь описанием Едигее–ва нашествия[246]. Сохранилось описание рукописи 1768 г. (в течение XVIII века Троицкая летопись хранилась в Троице–Сергиевой Лавре): «Летописец российской, в малой лист, писан на пергамене самым древним уставным письмом. Начинается от Рурика и продолжается до княжения великого князя Василия Дмитриевича, на 371 листе»[247].
Возможность реконструкции Троицкой летописи открыл А. А. Шахматов, заметивший, что Симеоновская летопись (она начинается с 1177 г.) до 1390 г. сходна с Троицкой (судя по цитатам Н. М. Карамзина)[248]. Капитальный труд по реконструкции Троицкой летописи осуществил М. Д. Приселков[249].
Не во всех случаях проведенная реконструкция может быть признана достаточно надежной. Еще А. А. Шахматов обнаружил, что в Си–меоновской летописи статьи 1235—1237, 1239—1249, 1361—1365 гг. представляют вставки из Московского свода 1479 г. (необходимо лишь уточнить, что в перечисленных статьях объединены тексты Троицкой и Московского свода). К этому следует добавить, что и статьи 1402—1408 гг., пропущенные в Рогожском летописце, заполнены в Симеоновской текстом Московского свода (Рогожский летописец и Си–меоновская летопись отражают уже переработку Троицкой летописи, выполненную в Твери)[250]. Поэтому М. Д. Приселков при реконструкции Троицкой летописи вынужден был обращаться к дополнительным источникам: Лаврентьевской летописи, Рогожскому летописцу, Воскресенской летописи.
В настоящее время возможности решения задачи реконструкции Троицкой летописи значительно увеличились. Исследователям стал доступен экземпляр издания 1767 г. Радзивиловской летописи, правленый Г. Ф. Миллером по Троицкой (М. Д. Приселков учитывал правку Г. Ф. Миллера по изданию М. А. Оболенского)[251], кроме того, в «портфелях» Миллера обнаружена копия первых трех листов Троицкой летописи[252]. М. Н. Тихомиров ввел в научный оборот Владимирский летописец, текст которого, по его мнению, вплоть до конца 80–х годов XIV в. сходен с Троицкой. Правда, на наш взгляд, во Владимирском летописце представлен текст тверской переработки Троицкой, кроме того, в нем использованы и другие источники[253]. Вместо Воскресенской летописи, в которой Московский свод 1479 г. использован в компиляции с другими источниками, следует привлечь к реконструкции Троицкой непосредственно свод 1479 г., известный по нескольким спискам. Необходимо сказать, что в полном виде еще не решена задача выделения текстов Троицкой летописи в составе свода 1479 г. (между тем, некоторые чтения Московского свода явно предпочтительнее чтений Симеоновской летописи).
Но уже в том виде, как он реконструирован М. Д. Приселковым, текст Троицкой летописи позволяет судить и об идейной направленности памятника, и о его авторе. Как будет показано ниже, автор Троицкой летописи принадлежал к братии Троице–Сергиева монастыря. Естественно поэтому сравнить текст летописи в первую очередь с произведениями крупнейшего писателя средневековой Руси, монаха Троице–Сергиева монастыря, ученика самого Сергия Радонежского—Епифа–ния Премудрого, жившего во второй половине XIV—начале XV в., т. е. примерно в то же время, когда создавалась Троицкая летопись.
Обратимся теперь к изучению литературной манеры Епифания Премудрого. Выявив тексты Епифания в сохранившихся редакциях Жития Сергия Радонежского, мы можем теперь их присоединить к написанным ранее произведениям — Житию Стефана Пермского и Похвальному слову Сергию Радонежскому — и составить более полное представление о литературном стиле Епифания и его мировоззрении.
Епифаний в Житии Сергия Радонежского создал портрет идеальной по тем представлениям личности. В его изображении Сергий окружен всенародной любовью и почитанием — от князей и вельмож до простых тружеников, слава о нем долетела даже до Царьграда. И не смотря на это, святой старец, в изображении Епифания, отличается необыкновенным смирением, не стремится к власти, как другие его современники, даже отрекается от митрополичьего престола; одевается Сергий в рубище и носит по многу лет, не гнушается простой работой сельских «поселянинов». Сергий близок к народу и печется о его интересах. Эти черты демократичности Сергия, острые выпады против «санолюбивых» и жаждущих богатства церковников и другие критические тексты Епифаниевской редакции постепенно стираются в переделках Пахомия Логофета, в которых удаляются также те элементы социальной справедливости, которыми окружал личность Сергия в своем произведении Епифаний.
Сравним теперь текст Троицкой летописи с произведениями Епи–фания Премудрого. Обратившись к тексту летописи, как он передан в Рогожском летописце и Симеоновской летописи, а также в реконструкции М. Д. Приселкова, то бросается в глаза повышенный интерес составителя Троицкой летописи к истории Троицкого монастыря и особенно к личности его основателя — Сергия Радонежского. Можно сказать, история Троице–Сергиева монастыря вписана в общерусскую историю и рассматривается на этом фоне как важнейший компонент.
В составе Троицкой летописи имеется целый ряд биографических материалов о Сергии и его соратниках, помещены данные по истории Сергиевой обители. Так, под 6882 г. рассказывается о заложении Сергием монастыря в Серпухове, на Высоком, по просьбе князя Владимира Андреевича — «бяше бо князь любяи монастыри и честь велику въздая мнишьскому чину». Обратим внимание, в каких выражениях говорится о Сергии и его монастыре: «Живяше же въ его области и странѣ въ нарица–емѣи въ Радонѣжѣ, въ его предѣлѣ, въ его отчинѣ, нѣкто по истинѣ рабъ Божии, мужь святъ, старець преподобенъ именемъ Сергии, иуменъ мнозіи братии, отець многымъ монастыремъ, о немъ же суть многа сведетельства. Сего чюднаго старца умоливъ, подвиже и понуди потружатися, дабы своима рукама трудоположныма церкви основу положилъ и монастырь назнаме–налъ. Да якоже князь въсхотѣ мыслию, сице честный старець дѣломъ сътвори, умоленъ бывъ. Исшедъ от великиа своея обители, честнаго монастыря, и пришедъ въ Серпохов, изглядавъ мѣсто подобно и пригоже монастырю и молитву сотворивъ и основание церкви положи своима рука–ма, и тако чюдно есть»[254]. Далее подробно рассказывается об основании монастыря, причем подчеркивается его «общее житие» (в летописи вообще делается акцент на общежитийном уставе монастырской жизни), повествуется о судьбе Сергиева ученика Афанасия Высоцкого и уходе его в одну из константинопольских обителей, где он жил «в молчании» (исихаст–ский идеал Епифания). Под тем же годом сообщается о рождении у великого князя сына Юрия — «и крести его преподобныи игуменъ Сергии, святыи старець»[255]. Под 6883 г. составитель считает необходимым рассказать о болезни «преподобного игумена Сергия, святого старца», сообщает дату начала болезни («въ великое говѣние») и выздоровления («къ Семенову дни»), помещает соответствующее поучение по этому поводу[256]. Под 6887 г. говорится о заложении «Сергием, преподобным старцем» монастыря на Дубенке по повелению великого князя, игуменом которого Преподобный поставил своего ученика Леонтия, «изведе отъ болшаго монастыря, отъ великыя лавры»[257]. Под 6888 г. помещено известие, что великий князь Дмитрий Иванович послал «отца своего духовнаго» игумена Федора Симоновского (Сергиева племянника) в Киев по митрополита Киприана»[258]. Под 6889 г. упоминается о крещении Сергием, «преподобным старцем», и митрополитом Киприаном сына у князя Владимира Андреевича Серпуховского[259]. Под 6890 г. составитель помещает заметку о крещении Федором Симоновским сына Андрея у великого князя, а рассказывая об отъезде митрополита Киприана в Киев, нашел нужным заметить, что вместе с митрополитом отъехал и Афанасий Высоцкий (Сергиев ученик)[260]. Под 6891 г. сообщается, что великий князь отпустил в Константинополь «отца своего духовнаго игумена Феодора Симоновьскаго о управление митрополиа Русскыя»[261]. Под 6892 г. в общерусскую летопись включено известие из чисто внутримонастырской жизни Сергиевой оби–тели—о смерти троицкого келаря Ильи «на Пяндикостнои недѣли» и дается развернутая его характеристика: «добрыи, послушливыи, живыи святымь житиемь въ послушании у святого старца, бывъ послушливъ и до смерти»[262]. Далее читается известие о возвращении из Царьграда Федора Симоновского, которого «патриархъ въ Царѣградѣ постави въ архимандриты и лишшу честь поручи ему паче инѣхъ архимандритъ»[263]. Под 6893 г. сообщается о крещении Сергием сына Петра у великого князя и о поездке «въ Филипово говѣние» игумена Сергия, «преподобного старца», в Рязань с дипломатической миссией: «преже бо того мнози ездили къ нему, не возможе утолити его, преподобныи же старець кроткими словесы и тихими рѣчми и благоувѣтливыми глаголы, благодатию, вда–ною ему, много бесѣдова съ нимъ о ползѣ души и о мирѣ и о любви. Князь же Олегъ преложи сверѣпьство свое на кротость и покорися, и ук–ротися, и умилися душею, устыдѣся толь свята мужа и взя со княземъ съ великымъ миръ вѣчныи»[264]. Таким образом, рассказывая о дипломатической миссии Сергия, автор одновременно создает панегирик прославляемому им старцу.