Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник - Идзуми Сикибу

96

96 «Разве годится…» — стихотворение построено на игре слов: «ками» значит одновременно и «бумага» и «боги».

97

97 «Нижним… зовется…» — святилище Камо состоит из Верхнего святилища (Камигамо) и Нижнего святилища (Симогамо).

98

98 «Даже ограду…» — образ из стихотворения Неизвестного автора из антологии «Манъёсю», 2663: «Даже страшную ограду, за которой // Скрыты боги, сокрушающие мир, // Я могу перешагнуть. // Отныне // Именем своим не дорожу…» (перевод А. Е. Глускиной).

99

99 «И все же разве возможно…» — Идзуми Сикибу нарочно делает вид, что поняла присланное ей начальное трехстишие (в котором намекалось на страсть, способную преодолеть любые преграды) буквально. То, что преодолевает ограду святилища, недоступную для людей, становится приношением богам, раз ты говоришь, что я готова ее преодолеть, значит, я должна стать таким приношением, но разве это возможно?

100

1 «…печалясь и вздыхая о связях этого мира…» — незадолго до описываемых в «Дневнике» событий Идзуми Сикибу потеряла своего возлюбленного, принца Тамэтака (977?—1002). Принц был главой Дандзёдай (буквально Обвиняющей и исправляющей палаты), фактически Тайной императорской канцелярии (которая уже с начала IX века была ведомством чисто номинальным, ибо все ее функции перешли к Полицейско-судебному ведомству «Кэбииси»). Поэтому его чаще всего называют Дандзё-но мия.

101

2 «…остался позади десятый день четвертой луны…» — речь идет о четвертой луне пятого года эры Тёхо (1003 г.). Через два месяца исполнялся год со дня смерти принца Тамэтака, и по этому поводу должны были проводиться поминальные службы.

102

3 «…деревья составляют такую плотную сень…» — в эпоху Хэйан, когда время исчислялось по лунному календарю, четвертый, пятый и шестой месяцы были летними; тень под деревьями, образующаяся от густой листвы («коно сита ями», буквально «тьма под деревьями»), — один из признаков наступления лета.

103

4 «…на насыпи вокруг дома…» — во времена Идзуми Сикибу внешней границей аристократической усадьбы обычно служила земляная насыпь. Такие насыпи быстро оседали и разрушались, зарастая травой. Изгородь, о которой идет речь дальше (как правило, она состояла из расположенных вертикально досок или бамбуковых шестов с зазорами между ними), окружала сам дом.

104

5 «…попросила дам передать ему следующее…» — благородная дама никогда не разговаривала сама с людьми низкого звания, тем более мужчинами; посредницами при таких беседах всегда бывали ее прислужницы.

105

6 Принц Соти-но мия — младший брат принца Тамэтака, принц Ацумити. Он имел звание Дадзай но соти — наместник западных земель, то есть был правителем острова Цукуси (соврем. Кюсю). В то время ему было двадцать три года.

106

7 «Так пахли когда-то…» — строка из стихотворения Неизвестного автора, антология «Кокинвакасю» (начало X века), 139: «Пятой луне // Навстречу расцвел померанец. // Его аромат // Вдыхая, вдруг вспомнил: так пахли // Когда-то ее рукава».

107

8 «разросся тростник…» — цитируется стихотворение поэта Ямабэ Акахито из антологии «Кокинвакарокудзё» (вторая половина X века): «Ни слова // Не в силах я вымолвить, горести // Все растут и растут. // Разросся тростник у берега. // Целыми днями лишь плачу…»

108

9 «…положив наведаться к женщине в не совсем обычное время…» — судя по всему, принц предполагал, что Идзуми Сикибу, несмотря на завуалированный отказ встретиться с ним, все равно будет ждать его. Поскольку их отношения находились на самой начальной стадии, и поскольку к тому же принц был гораздо выше женщины по своему положению в обществе, этикет предписывал ему появиться в ее доме ночью, однако принц, желая показать, сколь велика его любовь, решил приехать раньше обычного для таких визитов часа.

109

10 Укон-но дзё (или Укон-но дзо) — Старший стражник Правой личной императорской охраны. Придворный из свиты принца Ацумити. Далее говорится о том, что прежде он прислуживал и старшему брату принца Ацумити, принцу Тамэтака. Некоторые исследователи предполагают, что этим Укон-но дзё был Фудзивара Тиканари, троюродный брат принца по материнской линии.

110

11 «..непривычной для него скромной карете…» — каждый официальный выезд сановника высшего ранга, а тем более члена императорского семейства, обставлялся весьма торжественно, он должен был выезжать в роскошной карете в сопровождении пышной свиты. Поэтому, отправляясь на тайное свидание, знатные особы, желая остаться неузнанными, как правило, пользовались каретами своих слуг.

111

12 «…женщина велела дамам положить круглое сиденье у западной дверцы…» — благородная дама не могла непосредственно беседовать с гостем, особенно если он впервые пришел к ней. Человека более низкого звания вообще бы не впустили в дом, но не впустить принца было невозможно, поэтому его посадили на окружающей дом галерее возле западной дверцы, через которую в дом обычно проходили гости. Сама женщина сидела с другой стороны дверцы, отделенная от принца шторами и церемониальным занавесом. Беседа велась через посредницу, роль которой выполняла одна из прислужниц.

112

13 «…а тут и луна выплыла на небо…» — в этой фразе содержится намек на то, что Идзуми Сикибу беседовала с принцем довольно долго, ведь, как говорилось выше, он приехал к ней еще до наступления сумерек.

113

14 «Не припомню, чтобы мы с вами прежде встречались…» — принц хотел сказать, что не будет вести себя так, как прежние воздыхатели Идзуми Сикибу, но она притворилась, будто не понимает его.

114

15 «Право, здесь и в самом деле жутковато…» — возможно, принц имеет в виду стихотворение Сонэ Ёситада (X век): «Солнце заходит,// И внизу под деревьями // Сгущается тьма.// Что-то есть жутковатое //В вечерних сумерках летом».

115

16 «…уехал же он, когда совсем рассвело…» — во времена Идзуми Сикибу этикет предписывал мужчине (особенно если он, как в этом случае, был выше женщины по своему положению) приезжать к возлюбленной после наступления темноты и уезжать незадолго до рассвета. Идзуми Сикибу все время хочет подчеркнуть, сколь сильно было чувство к ней принца, он увлечен ею настолько, что позволяет себе пренебрегать правилами приличия — приехав к ней еще до наступления темноты, он покинул ее дом уже после того, как окончательно рассвело.

116

17 Госпожа Северных покоев — официальная супруга принца. (Обычно официальная супруга занимала Северные покои в доме мужа, отсюда и название.) Супругой принца Ацумити в те годы была вторая дочь военачальника левой императорской охраны Фудзивара Наритоки (941–995). О ней в историческом повествовании «Великое Зерцало» («Оокагами», XI век) говорится так: «А другая дочь (Наритоки) после смерти отца по своей воле всего года два-три пробыла старшей супругой четвертого сына монаха-императора Рэйдзэй, называемого принцем-наместником соти-но мия (Ацумити). Когда же принц обратил свои чувства на Идзуми Сикибу, разочарованная вернулась в дом Коитидзё и с тех пор, говорят, совершенно обеднела и живет в несказанно стесненных обстоятельствах» (цит. по: Оокагами — Великое Зерцало / Пер. с яп. Е. М. Дьяконовой. СПб.: Гиперион, 2000. С. 77).

117

18 «…если не получу утешения, то случайной росинкой…» — возможно, реминисценция из стихотворения Неизвестного автора, антология «Госэнвакасю» (951): «О, если ни слова// Утешения не сорвется // Теперь с твоих уст, // Жизни моей росинка // Тут же исчезнет — растает».

118

19 «Когда же еще я смогу услыхать, кукушка…» — считалось, что во всю силу кукушка кричала в пятом месяце. В конце четвертого она только начинала пробовать свой голос. Первые робкие крики кукушки особенно ценились, их всегда ждали с нетерпением. Этим стихотворением Идзуми Сикибу намекает на свое желание увидеть принца, просит его о «тайной встрече». См. стихотворения в начале «Дневника», в которых за образом кукушки тоже скрывается принц.