Меч Константина - Наталья Иртенина

— … кончилась обойма, новую ставить некогда — против него выходит каратист в галстуке, с нунчаками. Морду злую сделал, стойку взял, устрашительную разминку со своими железками на месте провел. Видит Матвей — серьезный мастер, не опозориться бы перед профессионалом. Достает из-за спины свою трофейную сабельку и без лишних затей, одним финтом с переворотом укорачивает мастеру руки по локти. На лоскутках висеть остались, чтоб пришить можно было, если б жив остался. Матвей даже сам удивился, как это у него так ловко получилось…

— Каратиста потом свои же подстрелили, — добавил Фашист, как будто оправдываясь. — Орал слишком громко, на нервы им действовал. Или они так сильно не любили его.

Ярослав собрался рассказывать дальше, но его перебил Леха.

— Ты правда думаешь, — повернулся он к Фашисту, — что тот предатель… которого повесили… был опасен?

— Он не предатель, — вместо Фашиста ответил Горец. — Этот человек не имел родины, ему нечего было предавать.

— Ну, может, он и не свой, — неуверенно произнес Леха, — но ты же сам говорил: сволочь отечественного производства надо перевоспитывать, мы за нее в ответе и все такое прочее.

— Говорил, — сказал Фашист. — Но мы же человеки, а не Господь Бог. Лично я не берусь перевоспитывать мутантов. Силенок не хватит, понимаешь.

«… И если уж невозможно ожесточенным обратиться, то положи преграду зла их…» — вспомнил я. А все-таки это повешение отдавало карательством Но я не стал об этом говорить вслух. Мы все были замараны в крови, и упрекать своих товарищей я не имел права Ведь и сам там присутствовал и на все смотрел. А после драки кулаками не машут.

— Это же гражданская война, — убито сказал Леха.

— Смута, — кивнул Матвей. — Согласен, ситуация — дерьмо. А главное, никто не понял, как это произошло. Нас всех обманули, соблазнили. Но почему это могло случиться? Да потому что мы оказались достойны обмана. Мы были слишком легкомысленны, у нас не было внутренней защиты. Кого просто обманули, кого обозлили, кого по рукам скрутили. А кто-то сам душу продал за бирюльки и моральным мутантом стал.

— А откуда ты знаешь, что тот парень мутант?

— По глазам видно. Загляни им в глаза, Леша, дорогой, многое поймешь. Оттуда на тебя мелкая шустрящая нечисть будет смотреть. Они оккупанты на собственной земле.

— На Западе любят такую фантастику, — вставил Руслан. — Пришельцы внедряются в людей. Снаружи тело человечье, а внутри — членистоногая гадость. Или в голове — такой паучок, мозгами управляет.

— Лора Крафт, — сказал я.

— Что? — одновременно спросили Горец, фашист и Леха.

— Ничего, — стушевался я. Кир посмотрел на меня понимающе и показал большой палец, опущенный вниз. Это должно было означать, что Лора Крафт тоже не избегнет.

— Поскреби любого оккупанта отечественного производства, — заговорил Монах, скребя ложкой в тарелке, — найдешь либо христопродавца, либо бандита, либо лицо нетрадиционной ориентации. Тех, кто в нормальном обществе никогда не имел бы никаких прав. Это люди с мстительной психологией изгоев, ущербного меньшинства. В них веками копилось желание отыграться, отомстить. Наконец они почуяли подходящий момент, ринулись в атаку, выползли из всех щелей. Они решили, что пришло их время и уже никогда не пройдет. И никакой фантастики. Сплошной голый расчет, В общем, ничего интересного.

Как же, ничего интересного, подумал я.. Лору Крафт как раз и сделали для того, чтобы размножать мутантов.

Я посмотрел на Кира, он подмигнул мне. Недавно я сказал ему, что его испытательный срок оруженосца закончен. Теперь я мог доверить ему свое оружие.

Глава 2. Выбор Константина

Самолет из Гамбурга прилетал в половине двенадцатого ночи. До аэропорта мы добирались на двух машинах. Хорошо, что не всем, как Монаху, пришло в голову разбить о придорожный столб драндулеты, на которых ехали от офиса страусиного фонда. Фашист свою тачку аккуратно спрятал в лесу, а Кир и Паша оставили прямо на дороге. За несколько часов ее никто не угнал, что удивительно.

Нас было шестеро, не считая директора: командир, Монах, Фашист, Варяг, Паша и я. Меня взяли потому, что Монах за меня поручился, а Матвей сказал, что мне полезно осваивать тактику боевых операций. Хотя в аэропорту нам предстояла скорее не боевая, а конспиративная задача по заманиванию Консультанта. Он должен был видеть в нас охрану, предоставленную ему птеродактильным фондом, и ни в коем случае ничего не заподозрить. Во всяком случае до того, как сядет в машину. А там, если что, его успокоит Паша. Малыш умеет успокаивать и производить нужное впечатление, габариты у него для этого подходящие и лицо доброе.

Для директора заранее сочинили табличку с названием его фонда. Он должен был встречать с нею прибывших. Перед выездом ему скормили какое-то количество успокоительных таблеток, чтобы не нервничал- Он глотал их под бдительным контролем того же Паши. Выражение директорского лица при этом было обреченное, наверное, он думал, что это медленный яд.

Все детали тоже были обговорены заранее. Директор уверял, что узнать Консультанта не сможет, так как никогда не видел его. Тот сам должен к нему подойти. Командиру это, конечно, не понравилось, но ничего другого от директора добиться было нельзя. Святополк предупредил его, что за нечестную игру — знак, поданный Консультанту, или что-нибудь вроде — директора пристрелят на месте. Наблюдателями были назначены Варяг, Фашист и я для довесу.

Когда объявили о посадке самолета из Гамбурга, директор с табличкой и Монахом — без меча — рядом встал напротив терминалов контроля. Со своего места на верхнем этаже, который шел по периметру здания, я отыскал командира, он притворялся встречающим. Паша чуть поодаль от директора честно и правдиво изображал охранника для прибывающего гостя. Все оружие было тщательно замаскировано. Варяг и Фашист тоже расположились на верхнем этаже. Матвея я видел — он стоял возле перил напротив меня. Варяга скрывал угол неработающего бара-кафе. У него была самая лучшая позиция, там ему никто не мог помешать. А у меня за спиной ходил туда-сюда народ, и я сильно переживал из-за этого.

Когда с контроля пошли пассажиры, у меня начали разбегаться глаза. Уследить за всеми казалось невозможным. Директор со своей дурацкой табличкой стоял вялой морковкой, и к нему никто не подходил. Через полчаса поток пассажиров начал иссекать. И тут случилась первая неожиданность. Директор выронил табличку и завалился навзничь. Народу вокруг него было немного, но сразу поднялась паника, раздались визги, началась беготня. Монах смешался с толпой, и я потерял его. У директора во лбу темнела дырка от пули. Паша тоже куда-то делся. Командир говорил в телефон. Фашист наблюдал, перегнувшись через перила. Я позвонил ему.