Ричард Длинные Руки – оверлорд - Гай Орловский

– Это хорошо, – сказал Беольдр одобряюще. – Рыцарь, пока молод, должен стремиться повидать свет и не обрастать имуществом.

Я спросил осторожно:

– А Ее Величество, королева Шартреза?

Беольдр вздохнул, я впервые увидел, как его лицо дрогнуло, а взгляд скользнул в сторону, словно стыдясь за своего хозяина. Азалинда тоже вздохнула, на ее лицо набежала печаль.

– Поднялась в башню, – произнесла она тихо. – Там, на самом верху, есть крохотная комната с распятием. Шартреза поклялась, что не выйдет оттуда, пока ее супруг не вернется. А если умрет, то и она… умрет.

Мои кулаки сжались, я сглотнул ком в горле и спросил больше для того, чтобы увести разговор в сторону:

– Мои высокородные друзья – сэр Ланселот, Бернард. Асмер… они в Зорре?

– Да, – коротко ответил Беольдр. – Повидайся с ними обязательно.

Я поднялся, отвесил обоим почтительный поклон.

– Не смею отрывать ваше высокое внимание. Государственные дела – превыше всего.

Глава 4

Все, что в избытке, обесценивается, в том числе и героизм. В любом другом королевстве Ланселот, Бернард, Асмер, даже отец Совнаролл – были бы предметом постоянных восторгов, но здесь, где все постоянно отражают атаки огромной армии императора Карла, где героизм – обыденность, они просто одни из лучших.

На длинном участке десяток стрелков азартно всаживали стрелы в мишень. Еще человек двадцать застыли под стеной, у каждого на ладони вытянутой руки большой камень. Я видел, как у некоторых дрожат руки и вздуваются жилы на шее. Один с жалобным всхлипом уронил камень и, закрыв лицо ладонями, со стыдом убежал.

Я зашел к стрелкам со спины, у Асмера лук за спиной, понятно, он здесь инструктор. Я постоял рядом, он не обращал внимания, весь там, у мишени, а что кто-то стоит рядом, ну и пусть стоит, даже в Зорре можно отыскать бездельника.

Я позвал тихонько:

– Асмер…

Он досадливо дернул щекой, взгляд провожает стрелы, затем лицо застыло, он резко повернулся, в глазах великое изумление.

– Дик?

Мы обнялись, лучники тут же прекратили стрельбу и с облегчением глазели на встречу друзей. Асмер хлопал меня по спине, по плечам не получится, я повыше ростом, хохотал и тормошил меня во все стороны.

Я глупо улыбался, в сердце защемило. Асмер был практически первым, кто встретил меня в этом мире и помогал, когда испуганного и непонимающего взяли в отряд, определив на должность слуги.

– Как ты здесь очутился?

– Долго рассказывать, – ответил я. Он повернулся к лучникам:

– Лоренц, замени меня. Гоняй этих лодырей без жалости. А вы все помните, что стрельба в цель упражняет руку и причиняет верность глазу!.. Пойдем, Дик, посидим у меня, расскажешь о своих скитаниях.

Я отмахнулся.

– Да какие такие скитания…

– Ладно-ладно, я же тебя знаю! Обязательно во что-нибудь ввяжешься!

– Ввязался, – ответил я невесело.

Мы прошли через двор, жилище Асмера отыскалось на самом верху северной башни: тесное, зато без лишней мебели, аскетичное, только широкая лавка для спанья, стол и простая лавка, да еще вещи на крючьях вдоль стены.

– Пить будешь? – спросил Асмер.

– Лучше без вина, – ответил я. – Если можно, конечно.

– Можно, – сообщил Асмер. – У меня это необязательно. Но еду сюда не носят, слуг нет, все обедают внизу сообща.

Я отмахнулся:

– Я уже перекусил.

– Кого? – спросил он в недоумении.

– Да это так говорится… Он покачал головой:

– Все еще чувствуется, что ты из дальних стран, Дик. Так во что ты ввязался?

Я вздохнул.

– Только не смеяться, хорошо? Я уже граф, коннетабль и гроссграф, а также не простолюдин, но потомок очень знатного рода. Это обязательно скажи Ланселоту… насчет потомка, а то он морщил свой аристократический нос, что простолюдину так быстро рыцарское звание!

Лавка, на которой уселся Асмер, простая, без спинки, и он в изумлении откинулся на стену, глаза как блюдца, медленно покачал головой.

– Ну, Дик… ты и успел… Извини, теперь уже не Дик, ты же Ричард…

Я отмахнулся.

– Для всех старых друзей я все тот же Дик. И для тебя, конечно. Но в то же время я гроссграф немалой провинции, что как стадо черепах расползается во все стороны. А я, как пастух или пастырь, должен снова все это собрать… желательно в некий монолит! Это я сразу к тому, что очень хотел бы помочь Зорру, однако у меня и власти такой еще нет, да и трудно посылать куда-то помощь, когда под ногами все рушится.

Он слушал внимательно, тонкие аристократические пальцы нервно постукивали по столешнице. Он спохватывался и убирал руки под стол, но увлекшись моим рассказом, снова усаживался поудобнее, а пальцы начинали быструю рваную дробь.

– А как ты вообще дожил до жизни такой?

– Асмер, не поверишь… Он бледно усмехнулся.

– С нами столько всего произошло, пока везли мощи, что всему поверю.

– Тогда слушай.

Вкратце, опуская некоторые детали, я пересказал свой путь из Зорра до океанского берега по ту сторону Великого Хреота, Асмер охал и крестился, хотя раньше я за ним излишней набожности не замечал. Закончил я предложением лордов Армландии принять титул гроссграфа, что если и даст какие-то привилегии, то потом, потом, а пока горы работы по разгребанию завалов, улаживанию конфликтов, укреплению границ и повышению благосостояния населения.

Он присвистнул в изумлении.

– Дик, твое ли это дело?

– Не мое, – признался я.

– Твое дело, – сказал он уверенно, – это скакать на великолепном коне и повергать противников в турнирных боях! Еще ты хорош в одиночных схватках, в бою… и даже когда отряд на отряд. Но держать на своих плечах огромную провинцию? Заниматься повышением, как ты мудрено сказал, благосостояния населения?

– Ты прав, – согласился я, – за исключением турнирных боев и жарких схваток. Их я тоже предпочел бы наблюдать, лежа на диване. Хотя, конечно, драться один на один куда интереснее, чем повышать вэвэпэ… это и есть уровень благосостояния… ну, с точки зрения государства. Но я даже для драк предпочел бы пригласить в Армландию доблестнейшего и отважнейшего сэра Ланселота, неустрашимого Бернарда, Рудольфа и, конечно, тебя, самого хитрого среди них, кто действительно знает, когда драться нужно, а когда можно и увильнуть.

Он смотрел на меня с подозрением, не намекаю ли на трусость, но я всем видом старался показать, что я сам такой, дерусь только в случае, если меня прижмут рогатиной к стене. Или моего друга прижмут так, что другого выхода просто не будет.