Во все Имперские ТОМ 9 Зов Перводрева - Альберт Беренцев

военный вертолет класса «Один» мог развивать скорость до полутысячи километров в час.

Вот только погодка была на грани нелетной — вскоре пошёл снег, валивший в океан крупными хлопьями, задул ледяной пронизывающий ветер, который, казалось, хотел уронить нашу машину прямо в море и упокоить нас всех на дне.

Был уже вечер, но благодаря продолжавшемуся полярному дню вокруг было светло, хоть и сумрачно. Небо покрыли тяжелые серые облака.

Окружающий пейзаж давил на психику — бескрайние воды внизу и такие же беспредельные облака наверху. Пару раз я даже ловил какое-то странное ощущение, я чувствовал себя парящим в беспредельной серой пустоте за пределами мира, как будто я был космонавтом в невесомости или как будто я вообще вывалился куда-то за текстуры Вселенной.

Снег, облака, беспредельный водный простор и больше ни хрена...

Я раньше никогда не бывал в Арктике, но мне потребовалось десять минут полёта, чтобы словить типичную болезнь полярника — когда пейзаж вокруг столь уныл и однообразен, что мозг просто отказывается воспринимать его, как реальный.

А тут еще и Полётов упорно отказывался закрыть дверь, так что по вертолету метался бешеный ветер, залезавший и под шинель, и под ушанку, и даже, казалось, под самую кожу.

Летели мы вшестером — пилот, я, Полётов, Кабаневич, мой любимый дядюшка и Тая.

Мою телохранительницу и верного мне барона Рукоблудова с женой мне взять в это путешествие не позволили.

И спорить тут было бесполезно, я отлично понимал опасения Полётова. Понятное дело, что Арум и Рукоблудовы верны мне, так что, обнаружив Перводрево, я смог бы вместе с ними легко разделаться с остальными участникам экспедиции и забрать Перводрево себе.

С другой стороны, теперь возник явный дисбаланс сил в пользу самого Полётова. У него был Кабаневич, и вдвоем с Великим Князем он мог бы попытаться заковырять меня.

Однако ж была еще и Тая, и я не был уверен, кого поддержит девушка — меня или своего деда Кабаневича, если начнется заварушка.

Вообще по Имперскому закону Тая должна быть верна мне, как мужу... Но я отлично отдавал себе отчет в том, что закон и девичье сердце — разные вещи. Так что предсказать, как Тая себя поведет, было невозможно.

Но хуже всего приходилось моему дядюшке. Ему желали смерти мы все, и мы все понимали, что Перводрево ему в любом случае не достанется. Даже если он предложит мне обменять Древо на Таню, то Полётов и Кабаневич этого не позволят.

На что дядя вообще рассчитывал — было совершенно непонятно. Судя по всему, ему просто ударила в башку исконная Нагибинская дерзость. А может быть, он надеялся, что в решающий момент появится Либератор лично и всех нас перебьет.

— Нужный квадрат, дамы и господа, — сообщил по рации пилот.

— Дерьмо, — выругался Полётов, глаза у Великого князя уже раскраснелись от ветра и созерцания океана, как будто Полётов только что выкурил огромный косяк, — Дерьмо! Я ничего не вижу!

Я всмотрелся в океан, но тоже не увидел ничего интересного.

Этот нужный квадрат ничем не отличался от любого другого квадрата Баренцева моря. Ни суши, ни островка, вообще ни хрена. Тут даже льдины не плавали.

— Пора бы уже Либератору придти нам на помощь, — я поглядел на дядю.

Дядя в своей обычной манере улыбнулся в черные усы:

— Посмотрим, что можно сделать, племянник.

Дядя извлек из под своей термошинели небольшую колбу — прозрачную и явно старинную, такими пользовались средневековые алхимики.

— Это еще что?

— Нечто вроде компаса, — объяснил дядя, — Либератор открыл мне эту технологию. Видите ли, предполагается, что рядом с Перводревом до сих пор обитает некое древнее существо. И у этого существа особые отношения с Рюриковичами. Так что оно само позовёт нас к Перводреву. Но только если учует кровь Рюриковича!

Мне это объяснение пришлось крайне не по вкусу:

— Кровь Рюриковича? О чем ты?

— О крови Рюриковича, — дядя выдавил очередную лыбу, — О твоей крови, племяш. Необходимо наполнить ей эту колбу. Тогда существо, обитающее рядом с Перводревом, почует кровь и позовёт нас.

— Эм... Мне, честно говоря, неохота устраивать себе кровопускание, тем более на таком холоде, — признался я, — Ты тоже потомок Рюрика, дядя, как и все Нагибины. Я уверен, что твоя кровь сойдет не хуже моей.

— Может сойдет, а может и нет, — дядя пожал плечами, — В конце концов, синь Рюриковичей есть только в твоей ауре, Саша. А у меня синева в ауре Нагибинская, а не Рюрикова. Так что гораздо надежнее будет использовать твою кровь.

— Ну хватит препираться, — Полётов разозлился, на этот раз даже быстрее, чем обычно, — Нагибин, дайте свою кровь. Я не собираюсь морозить себе задницу в Заполярье целый год. Чем быстрее найдем Перводрево — тем быстрее свалим отсюда в места потеплее.

— Поддерживаю, — кивнул Кабаневич.

Я оглядел своих товарищей, но все они смотрели на меня нетерпеливо. Хотят моей кровушки, суки. Ну что же — похоже, что у меня снова нет выбора...

— Ладно, давай.

Дядя тут же выхватил кривой ритуальный кинжал, явно купленный в той же алхимической лавке, где он взял и колбу.

Я не без труда закатал рукав шинели и свитера одновременно, дядя рубанул меня кинжалом по вене, потом вцепился в мою руку, пытаясь выжать из моих сосудов побольше крови.

Красная жидкость заструилась в колбу. Моя раненая рука тут же замерзла, так что боль я едва ощущал. Зато чувствовал, как я теряю силы...

Но дядя продолжал выжимать меня, как лимон, его глаза при этом сверкали, на губах у дяди блуждала его вечная издевательская ухмылка. Он сейчас напоминал не Нагибина, а какого-то Кровопийцина. Помнится, вампирка Люба также сходила с ума и впадала в экстаз при виде крови.

Мда, похоже, что мой дядюшка совсем отбитый, да он же настоящий безумец...

Кровь уже заполнила колбу до половины, дядя приказал:

— Заблокируй свою ауру, Саша. Твоя рана регенерирует. Ты же не хочешь, чтобы я тебя порезал еще?

— Я блокирую лечение. Давай быстрее.

Но дядя не отпустил меня, пока не наполнил колбу целиком.

Это была самая неприятная сдача крови в моей жизни. Голова у меня кружилась, так что когда дядя закончил, я скорее вернул на место рукава своей теплой одежды, а потом тяжко обмяк на скамейку в кабине, регенерируя.

— Я заслужил шоколадку, — заметил я, — А то и