Длиннее века, короче дня - Евгения Михайлова

– Ты как со мной разговариваешь! – рявкнула дама. – Я закон о полиции читала. Знаю, куда жаловаться.

– Да, Виталик, ты немного не прав, – примирительно сказал Слава. – С чего ты взял, что Нина Андреевна говорит неправду. У нас нет никаких оснований ее в этом подозревать. Вот если бы мы обнаружили у нее остальную часть коллекции… Но у нас нет ордера на обыск. Нина Андреевна, мы проверим вашу версию, конечно. Назовите, пожалуйста, адрес парикмахерской хотя бы.

– Я что, обязана? Зачем мне это надо, чтобы вы там рыскали и меня позорили?

– Сотрудничать в деле раскрытия убийства вы, как невольный фигурант, несомненно, обязаны. По правде говоря, то, что вы нам сейчас поведали, ни в какие ворота не лезет. Это, – Слава помахал снимком. – большие деньги. И это не сапоги, которые не подошли случайной знакомой по размеру, и вы отвезли их в комиссионку. Хотя даже в случае с сапогами ваше объяснение было бы не очень правдоподобно. Я думаю, вы купили коллекцию у кого-то, кого не хотите называть. Лучше назвать.

– Вы мне что, угрожаете?

– Я просто объясняю: лучше сказать, кто продал монеты, чем проходить подозреваемой по делу об убийстве. Это – если вы к нему не имеете отношения.

– Что значит «если»… – задохнулась Нина Андреевна.

– Вы меня поняли. Адрес парикмахерской, пожалуйста. И мы вас потом вызовем. Оставайтесь в Москве, пожалуйста. Подписку о невыезде получите в управлении.

Следователи вышли во двор, Слава сказал со вздохом:

– Придется ставить наружку. У нас, кроме этой Сидоровой, никого нет.

– А она из дому перестанет выходить, – заметил Виталий. – Прожженная баба. И, я думаю, остальное уже в другом месте. Она бы сильнее испугалась.

– Ладно, поехали, – сказал Слава, – в ее окне блестят брюлики. Прощается с нами последними словами.

В машине он набрал телефон Сергея.

– Едем от Сидоровой Нины Андреевны, которая Ваксбергу принесла коллекцию. Кремень-баба, с легкостью ушла в несознанку. Еще попугала нас законом о полиции. Виталик поводил в ее квартире своим чутким носом, говорит, нет там остального. Мне тоже так кажется. Вот решили наружку ставить. Как иначе найти подельника? Только он может вообще не объявиться.

– Слава, слушай меня внимательно. Я приехал в отдел, когда вас уже не было. Ну, решил не догонять, посидел, пробил кое-что на эту Сидорову. Деятельность обширная. Купить-перепродать, еще раз купить… Салоны всякие, косметические клиники, все такое… Но дело не в этом. У нее абонемент в тренажерном зале, откуда «чертбезрогий» на связь с Курочкиным выходил.

– Черт! Безрогий! Вот это да! За что и люблю тебя. Тогда не пасем ее откровенно, наоборот, ждем, пока она придет тренироваться по абонементу, так?

– Да, думаю, пусть немного расслабится. А телефон надо бы прослушивать.

– Попробую получить разрешение. Не люблю нарушать права человека.

– Слава, поскольку у нас вечер объяснений в любви, скажу, что ты – луч света в темном царстве внутренних дел.

– Согласен. Что ж получается, Серега? Убийство Курочкина не имеет отношения к серии преступлений вокруг семейства Колесниковых и твоей клиентки? Все-таки совпадение? Может, Семина как-то связана с коллекцией? Поэтому у нее на рабочем месте стоит прослушка?

– Да ведь проблема в том, что и Колесниковы, и Маша не имели никакого отношения к коллекции. А их тоже слушали. И Гордина слушают. Мне кажется, мы имеем дело с большими оригиналами.

Глава 23

Он чувствовал, как подчиняется инстинкту его сильное, мускулистое, тренированное тело. Он самому себе казался совершенным, отлаженным, неутомимым механизмом, настроенным на выполнение любых задач. В данный момент его задача – довести до оргазма эту женщину. Нормальная, приятная задача, хотя женщина ему совершенно безразлична. Он видит ее дряблую шею, красное блестящее лицо, спутанные, взмокшие волосы. Он чувствует терпкий чужой запах пота, отворачивается от ее несвежего дыхания. Но это никак не влияет на его мужскую силу. «Эта женщина, – знает он, – думает, что разбудила в нем неистовую страсть, что только она в нем ее разбудила. Сейчас она замечется под ним и застонет… О! Она слишком громко кричит. Почти воет и рычит, как зверь». Он прикрыл ей рот ладонью, переждал ее конвульсии, освободился, лег рядом. В этой комнате нет воды, а в душевую пробираться пока опасно. Поэтому они просто лежат, мокрые, задыхающиеся, и воздух вокруг них – тяжелый и вязкий, впитавший запахи многих сеансов этой механической любви, темного утоления страсти.

Он взглянул на нее. Она в полном распаде. Глаза невидящие, тело обмякшее, груди расползлись по грудной клетке, ноги, как… Да, как у покойницы. Он перевернулся на живот, уткнулся лицом в мат, на котором они лежали, вдохнул концентрат запахов разных тел… Вспомнил книгу, которую однажды нашел в раздевалке и прочитал запоем за несколько часов. Она называлась «Парфюмер». Красивая, страшная история о том, как человек убивал девушек, чтобы сохранить и соединить их ароматы, создать невиданные духи из украденной красоты, из запахов юности и нежности. Странно, он никогда не чувствовал подобного наслаждения, у него совсем другой опыт. Скорее всего, тот, кто написал эту книгу, видел в основном воображаемых женщин. А он имеет реальных. Разных – юных, зрелых, перезрелых… И ему не нравится их запах. А у него тоже обостренное обоняние. Он даже во время тренировок, на расстоянии, улавливает запахи усталости, болезней, которые есть практически у всех, малейшей неопрятности. Это никогда не похоже на запах той самой первой девочки, которую он взял силой из-за бессилия – было невозможно заставить ее полюбить себя. Они были вместе в темном летнем парке, она не сопротивлялась, просто смотрела на него в упор темными, страдальческими глазами. Он доходил до конца, но не чувствовал удовлетворения. Она ему не принадлежала. Он знал, что они проведут здесь всю ночь, потому что он не сможет ее отпустить. И утром он увидит ее ненависть. Он шептал ей какие-то нелепые слова, вдыхал ее аромат, он и сейчас его помнит. Может вызвать в любой момент. Он брал ее десятки раз, жадно рассматривал, пытаясь найти хоть какой-то недостаток, чтобы не желать ее так безнадежно. Девочка слабела, бледнела, но оставалась невыносимо прекрасной и душистой, как цветок. Даже тогда, когда он понял, что она не дышит… Он одел ее к утру и вынес на главную аллею. И просто пошел домой. Он ни о чем не жалел. Сейчас она точно его уже не ненавидит. И больше не отвернется от него с отвращением. Ее нашли, причину смерти установили – остановка сердца. Эта причина всех устроила в их маленьком городке. Оказалось, что у девочки был порок сердца. Родители не искали виновных, не хотели экспертизы. Он стоял на кладбище среди ее родственников и одноклассников и думал, что он все-таки навсегда стал ее мужем.