Воины бури - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сигтрюгр предложил два шлема золота, если Рагналл велит Уи Нейллам снять осаду.
— А Рагналл отрезал тебе яйца.
— Он отклонил предложение. Посмеялся над ним. Он собирался отослать меня назад в Ирландию с ответом, но тут появилась Брида из Дунхолма.
— Сука, — мстительно выпалил я и выглянул во двор. Послушницы, должно быть, решили, что мое присутствие не подпадает под рамки запрета, поскольку некоторые проносили через двор тряпки и еду.
— Брида, — сказал я, — была моей первой любовью, но она меня ненавидит.
— Любовь оборачивается ненавистью, — заметил он.
— Неужели? — спросил я и посмотрел ему в глаза. — Она оскопила тебя, потому что ты мой сын.
— И потому что я христианин. Она ненавидит христиан.
— Значит, не так уж она плоха, — съязвил я, но тут же пожалел об этом. — Она ненавидит христиан, потому что они осквернили нашу землю! — пояснил я. — Эти земли принадлежали Тору и Одину. В каждом ручье, каждой реке, каждом поле жили свои духи и нимфы, теперь же там чужой бог.
— Бог един, — тихо произнес сын.
— Я убью её.
— Отец...
— Только не заводи эту христианскую чепуху про прощение, — отрезал я. — Я не подставлю вторую щеку! Сука тебя оскопила, я выхолощу её. Вырежу её чертово чрево и скормлю псам. Где Сигтрюгр?
— Сигтрюгр? — переспросил сын, пытаясь оправиться от моей вспышки гнева.
— Да, Сигтрюгр и Стиорра! Где они?
— По другую сторону Ирландского моря, — устало произнес он. — В большом заливе, что зовется Лох-Куан. На восточной стороне залива на холме стоит крепость, почти как остров.
— Лох-Куан, — повторил я незнакомое название.
— Любой кормчий, кто знает Ирландию, сможет отвезти тебя в Лох-Куан.
— Сколько человек у Сигтрюгра?
— Было сто сорок, когда я отплывал.
— А их жены?
— Жены с детьми тоже там.
Я заворчал и перевел взгляд на двор, где две епископских горбуньи расстелили на земле две льняные простыни на просушку. Стоило им уйти, как откуда-то забрела собачонка и пометила одну простыню.
— Над чем ты смеешься? — спросил сын.
— Просто так, — ответил я. — Значит, в крепости около пяти сотен человек?
— Пожалуй, что так, да, вот... — он замялся.
— Что?
— Вот только если им хватит еды.
— Так Уи Нейллы не нападают, а берут их измором?
Сын кивнул.
— Сигтрюгру на время хватит провизии, к тому же есть еще рыба, и источник на мысу. Я не воин...
— Какая жалость, — прервал его я.
— Но крепость Сигтрюгра легко оборонять. Дорога с суши узка и скалиста. Двадцать человек с легкостью могут её удержать. Орвар Фрейрсон напал с кораблей, но лишь потерял людей на берегу.
— Орвар Фрейрсон? — спросил я.
— Один из кормчих Рагналла. У него четыре корабля в заливе.
— А у Сигтрюгра ни одного?
— Ни одного.
— Значит, он обречен. У него провизия кончится.
— Да.
— А мою внучку убьют.
— Нет, если Господь решит иначе.
— Я бы не доверил твоему богу даже спасение червя, — я посмотрел ему в глаза. — Что теперь станет с тобой?
— Епископ Леофстан предложил мне стать его священником, если на то будет воля Божья.
— Иными словами, если ты выживешь?
— Да.
— Так значит, ты остаешься в Честере?
Сын кивнул.
— Думаю, что да, — он замялся. — А ты командуешь городским гарнизоном, и думаю, не захочешь, чтобы я остался тут.
— Чего я действительно хочу, — сказал я, — и всегда хотел, так это Беббанбурга.
Сын кивнул.
— Значит, ты здесь не останешься? — с надеждой спросил он. — Ты ведь не останешься в Честере?
— Конечно нет, болван, — ответил я, — я поплыву в Ирландию.
— Ты не поплывешь в Ирландию, — сказала Этельфлед. Или скорее приказала.
Полдень уже миновал. Солнце вновь исчезло, скрывшись за пеленой низких и зловещих облаков, предвещающих ливень еще до наступления ночи. В такой день следовало оставаться дома, но мы находились к западу от Эдс-Байрига и к югу от римской дороги, по которой я привел из Честера триста человек. Половину составили мою люди, остальную — воины Этельфлед. Неподалеку от подступов к Эдс-Байригу мы свернули к югу, надеясь отыскать фуражиров, но никого не нашли.
— Ты меня слышишь? — спросила Этельфлед.
— Я не глухой.
— Кроме тех случаев, когда им прикидываешься, — съязвила она. Она сидела верхом на Гасте, своей белой кобыле, облаченная в боевые доспехи. Я не желал, чтобы она шла с нами, доказывая ей, что местность вокруг Честера слишком опасна для кого-либо кроме воинов, но как всегда, она пренебрегла советом.
— Я правительница Мерсии, — пафосно возразила она, — и разъезжаю по своей стране, когда пожелаю.
— Ну хоть похоронят тебя на родной земле.
Однако ничего подобного не предвиделось. Если Рагналл и выслал фуражиров, то они, должно быть, шли прямиком на восток, поскольку к югу от холма они отсутствовали. Мы проехали заросшие пастбища, пересекли ручей и остановили коней посреди пней вырубленного леса. Наверное, лет десять прошло с тех пор, как здесь в последний раз побывал лесник, потому что дубы вновь разрастались. Я спорил, стоит ли повернуть назад, как вдруг окрик Берга возвестил о возвращении одного из наших лазутчиков с севера. Я выслал с десяток всадников, чтобы разведать римскую дорогу. Но день прошел так тихо, что я не ждал никаких известий.
Я ошибался.
— Они уходят, господин!
Разведчиком оказался мерсиец Гримдаль, он и сообщил эту весть, прискакав к нам на взмыленном коне. Он ухмылялся.
— Они уходят! — повторил он.
— Уходят? — спросила Этельфлед.
— Все до единого, госпожа.
Гримдаль осадил коня и махнул на восток.
— Идут, растянувшись по дороге!
Этельфлед пришпорила лошадь.
— Стой! — крикнул я, поскакав впереди нее. — Финан, двадцать пять человек! Немедленно!
Отобрав всадников на быстрых скакунах, я повел их по пастбищам с пышной весенней травой. Земли эти годами пустовали из-за близкого соседства норманнов. Любого осевшего здесь человека ждали лишь набеги и смерть. Земля здесь плодородная, но теперь по ней расползлись сорняки и молодые орешники. По заросшей коровьей тропинке мы следовали на восток, продираясь сквозь густую чащобу и заросли ежевики, пока не выехали на вересковую пустошь. Впереди простиралась очередная полоса леса, и Гримдаль, скачущий рядом со мной, кивнул на деревья.
— Дорога неподалеку от тех сосен, господин.
— Мы должны напасть! — воскликнула Этельфлед. Она ехала следом, пришпоривая Гасту, чтобы нас нагнать.
— Тебе не следует здесь находиться, — отрезал я.