Русская гейша. Секреты обольщения - Таня Кадзи

– Кто знает? Оониси ездит по всему миру. Может, заглянет и в Москву.

Мы замолчали. Я вновь посмотрела в иллюминатор. Господин Кобаяси через какое-то время достал книгу и начал читать ее. Я мельком глянула через плечо. Текст был на английском. Господин Кобаяси открыл на странице, где начинался рассказ. Он назывался «Мост снов» неизвестного мне автора Таназаки Дзунитиро[16]. Я отвернулась.

– Это рассказ о мальчике, который не мог уснуть, – непонятным тоном сказал господин Кобаяси.

Я повернулась и уткнулась в текст.

«Мать лежала подле меня, не снимая широкого пояса своего кимоно, и моя голова упиралась ей в подбородок. Хотя свет горел, я зарывался лицом между отворотами ее кимоно и погружался во мрак. Мой рот искал ее соски, я играл с ними, как младенец, зажимал их губами, тер их языком. Она разрешала мне без слова упрека; хотя я был уже довольно большим, но в ту пору не торопились с отлучением от груди. Если я тер языком изо всех сил, лизал ее соски и сжимал груди, из них текло молоко. В темноте ее кимоно я видел неясно белизну ее грудей».

Прочитав этот отрывок, я не смогла сдержать усмешки. Японские мужчины спокойно вносят эротику даже в воспоминания маленького мальчика. Хотя, как я знала из лекций по психологии, личность формируется до пяти лет, в том числе закладываются основы будущей сексуальности.

– Мать умирает, и отец женится на другой, точной копии покойницы, – раздался тихий голос господина Кобаяси. – С тех пор облики матери и мачехи перепутываются в сознании мальчика. Воспоминания о настоящей матери безнадежно смешиваются с более поздними впечатлениями о мачехе. Ему было только пять, когда его двадцатидвухлетняя мать умерла, и десять – когда появилась вторая мать.

И я вновь посмотрела на раскрытую страницу.

«В возрасте 12–13 лет я стал спать один, но меня обуревала тоска по материнской груди. «Мама, я хочу спать с тобой», – постоянно умолял я. Распахивая ее кимоно, я сосал ее груди, так и не находя в них молока. И тогда, чтобы в ее грудях появилось молоко, «вторая мать» родила и отдала новорожденного дальним родственникам на усыновление. Сначала мне было трудно добраться до молока, но, пока я сосал, мой язык, казалось, вспоминал былой опыт. Я был выше матери на полголовы, но я наклонялся и зарывался лицом в ее груди, жадно глотая молоко, вырывавшееся наружу. «Мама», – бормотал я инстинктивно голосом балованного ребенка», – прочитала я.

Потом вновь отвернулась и закрыла глаза.

«У нас никогда не переведут подобную книгу, – подумала я. – Хотя все это естественный мир мальчика. А может, неестественный?»

Мысли начали путаться, голова склонилась, веки отяжелели. Когда я проснулась, господин Кобаяси все еще читал. Я глянула в книгу и увидела заключительную фразу рассказа: «Я перешла мост снов…»

Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:

«Если человек отвечает на вопрос сразу же после того, как вопрос прозвучал, его ум называют «спонтанный ум». Ответ после размышления есть результат выбора одной мысли из нескольких возможных, и поэтому такой ответ не является действием спонтанного ума. Отвечая без промедления, вы пробуждаете в себе спонтанный ум, который дает подлинный ответ на вопрос. Вы причиняете себе неудобство, слишком долго рассуждая над ответом. Спонтанный ум есть ум Будды, тогда как размышление и выбор есть страсть, болезнь и причина страданий.

Можно долго говорить о воде, но уста от этого не увлажнятся. Можно полностью объяснить природу огня, но тело при этом не согреется. Не прикасаясь к подлинной воде и подлинному огню, человек не познает этих вещей. Даже объяснение, основанное на знании книг, не углубит его понимания. Пищу также можно детально описать, но это не утолит голода. Едва ли можно достичь подлинного понимания, опираясь на объяснения других.

Случайностей не бывает. Все закономерно. Тот, кто говорит о случайностях, не понимает подлинного пути небес».

Свиток седьмой

Бабочка над мостом снов

Знаю, нет вокруг

Никого, кто скажет, что

Я – его печаль.

Стоит ли радоваться,

Принадлежа лишь себе?

В Шереметьево я с удивлением увидела встречающего меня Тима. Он широко улыбнулся и бросился ко мне, тут же повиснув на шее и целуя. Я заметила, как господин Кобаяси посмотрел на нас и тут же отвел глаза. На его лице промелькнуло удивление, смешанное с грустью. Еще бы! В Нарита провожал один, в Шереметьево встретил другой. Но его жена и дочь не отводили от Тима глаз. Его красота, как всегда, производила неизгладимое впечатление на женские сердца. Тим протянул мне букет белых гвоздик.

– Ты отлично выглядишь! – сказал он.

Я быстро представила его семье господина Кобаяси. Он церемонно раскланялся.

– Таня, вы с нами? – спросил господин Кобаяси.

– Нет, – тут же ответил Тим. – У меня машина, я сам довезу Танюшу.

– Хорошо, тогда мы поехали. Таня, звони, – сказал господин Кобаяси.

Они ушли, а я повернулась к Тиму.

– Вот как! Значит, торги между твоими дамами закончились? И у тебя машина. И думаю, что это не какая-нибудь задрипанная «Ока», – рассмеялась я.

– О чем ты? – невинно спросил Тим. – Может, я на свои купил?

– Я тебя умоляю! Да у тебя деньги сквозь пальцы текут, как вода сквозь решето.

Когда мы подошли к его машине, я присвистнула. «Феррари», алого цвета и обтекаемых форм, невольно бросался в глаза на фоне темных машин, выстроившихся на стоянке. Я знала, что такая машина стоит безумных денег. Я заметила, как господин Кобаяси подошел к черному BMW и, остановившись, в изумлении смотрит на машину Тима. А тот просто упивался своей новой дорогой игрушкой. Подняв дверцу, он усадил меня и занял место за рулем, картинно откинувшись на спинку сиденья.

– Видела, как твой Кобаяси уставился на мою тачку? – довольно сказал он. – Япошки знают толк в машинах!

– Лиза-то где? – спросила я, не отвечая на его вопрос. – Хотя сейчас по Москве всего три часа. Наверное, в агентстве. Я-то думала, что она тоже приедет встречать меня.

– Увидишь еще свою красавицу! – усмехнулся Тим. – Она там развела бурную деятельность.

– Ты это о чем? – повернулась я к нему.

– Увидишь, – загадочно произнес он.

И медленно выехал со стоянки. Когда мы оказались на трассе, Тим развил такую скорость, что у меня дух захватило. Но за несколько километров до МКАД начались пробки, машина замедлила ход, и я вздохнула с облегчением.

Мы поднялись в квартиру, и я сразу почувствовала запах свежей сдобы. Из кухни выглянула Лиза в фартучке, запачканном мукой, и, взвизгнув от радости, кинулась ко мне. Мы расцеловались.

– Ты есть, наверное, хочешь? – тараторила она, снимая фартук и беря у меня сумку. – Давай в ванную, а потом за стол. У меня все уже готово! Я для тебя состряпала настоящий праздничный обед! А то ты наверняка соскучилась по нашей кухне! Да и что эти японцы могут предложить? Одни сушеные сверчки да водоросли!

– С чего ты взяла? – расхохоталась я. – У них очень вкусные и полезные блюда.

– Не знаю, не знаю, – подхватил Тим. – Но у нас обычно все, что полезно, крайне невкусно. Вот Инга ест тертую сырую морковку или капустку жует, прямо как коза. Думаете, ей вкусно? Сомневаюсь! Я же вижу, с каким вожделением она смотрит на жареные куски мяса, которые я уплетаю!

– Значит, в торгах взяла верх Инга? – уточнила я и подмигнула Лизе.

– Фу, как грубо! – скривился Тим. – Победила дружба!

– Вы что, решили втроем сосуществовать? – спросила я.

– К чему нам такие извращения? – расхохотался он. – Инга уверена, что я люблю только ее, а Ира думает, что я принадлежу лишь ей. И все довольны.

– Смотри, малыш, допрыгаешься! – сказала я. – Так это долго продолжаться не может!

– Ну почему же? Я, словно быстрый неуловимый ручеек, скольжу меж двух берегов, которые никогда не пересекаются.

– Ну-ну, – хмыкнула я и скрылась в ванной.

Потом мы долго сидели на кухне. Я рассказывала о своей поездке. Конечно, не все. Затем отдала им подарки.

– Супер! – обрадовался Тим роскошному черному кимоно, сплошь расшитому сложными переплетениями золотых, алых и зеленых нитей.

Он тут же разделся до трусов и набросил его. Выглядел Тим великолепно.

– А почему бы тебе не продать свою роскошную машину и не купить на эти деньги квартиру? – спросила я, наблюдая, как он вертится перед зеркалом в прихожей. – На однушку в хрущевке вполне хватит.

– Что ты, Таня! – рассмеялась Лиза. – Он же еще не наигрался! Видела бы ты, с каким видом он подкатывает к агентству. Девчонки чуть из окошек не вываливаются.