Крейсер Его Величества «Улисс» - Алистер Маклин

— Светограмма с танкера, сэр.

Вэллери еще крепче вцепился в край нактоуза. Бентли скорее вообразил, чем заметил кивок командира.

— Текст донесения: «Катитесь к едрене-фене. На военных моряков кладу с прибором. Лучшие пожелания».

Голос Бентли затих, слышен был лишь рев пламени да одинокое теньканье гидролокатора.

— Лучшие пожелания. — Вэллери покачал головой в недоумении. — Лучшие пожелания! Должно быть, сошел с ума. Не иначе. Он шлет нам лучшие пожелания, а я должен его потопить... Капитан-лейтенант!

— Слушаю, сэр?

— Передать старпому: «Аппарат товсь!»

Отрепетовав полученную с мостика команду, Тэрнер повернулся к Ральстону.

— Аппарат товсь!

Перегнувшись через борт, он увидел, что танкер по-прежнему находится чуть впереди крейсера, который заканчивал циркуляцию, ложась на боевой курс.

— Осталось минуты две.

По тому, как утихла дрожь палубы, он понял, что «Улисс» замедляет ход.

Секунда-другая, и крейсер рыскнет вправо. В трубке снова затрещало; звук был едва различим из-за рева пламени. Он прислушался к голосу в телефоне, потом поднял голову.

— Стрелять только из первой и третьей труб. Установки средние. Скорость цели одиннадцать узлов.

— Сколько осталось до залпа? — спросил в телефон Тэрнер.

— Сколько до залпа? — отрепетовал Кэррингтон.

— Девяносто секунд, — хрипло ответил Вэллери. — Штурман! Право десять градусов!

Услышав треск упавшего бинокля, он вскочил на ноги и увидел, как адмирал повалился вперед и с размаху ударился лицом и шеей о край ветрового стекла. Руки Тиндалла болтались безжизненно, как плети.

— Штурман!

Но Капковый мальчик уже подскочил к адмиралу. Просунув руку ему под мышку, он приподнял Тиндалла, чтобы снять его с ветрового стекла.

— Что случилось, сэр? Что с вами?

Тиндалл чуть шевельнулся, продолжая прижиматься щекой к краю ветрового стекла.

— Холодно, холодно, — монотонно повторял он дребезжащим старческим голосом.

— Что? Что вы сказали, сэр? — умоляюще спрашивал его штурман.

— Холодно. Мне холодно. Мне ужасно холодно! О, мои ноги! — Стариковский голос утих, и Тиндалл соскользнул в угол мостика. Снег падал на его серое лицо, обращенное к небу.

Карпентера озарила догадка, перешедшая в уверенность. В испуге он опустился на колени рядом с адмиралом. Вэллери услышал приглушенное восклицание, увидел, как штурман выпрямился и повернулся к нему с белым от ужаса лицом.

— На нем... на нем нет ничего, сэр, — произнес он, запинаясь. — Он бос!

Ноги у него обморожены!

— Бос? — недоверчиво переспросил Вэллери. — Неужели? Не может быть!

— Он в одной лишь пижаме, сэр!

Вэллери наклонился к адмиралу, стаскивая с рук перчатки. Коснувшись пальцами холодной, как лед, кожи, он ощутил внезапную тошноту. В самом деле, адмирал был бос! И в одной лишь пижаме! Бос! Так вот почему не слышно было его шагов! Он машинально вспомнил, что термометр показывал тридцать пять градусов мороза[10]. А Тиндалл — с голыми ногами, к которым прилипла слякоть и снег, — по меньшей мере пять минут сидел на морозе!.. Вэллери почувствовал, как огромные руки подхватили его под мышки, и в следующее мгновение он уже стоял на ногах. Петерсен. Конечно, это Петерсен! Кто же еще? А позади него маячил Николлс.

— Предоставьте его мне, сэр. Петерсен, отнесите адмирала вниз.

Бодрый, уверенный голос Николлса, голос человека, очутившегося в своей стихии, успокоил Вэллери, помог вернуться к действительности, к ее насущным проблемам, как не помогло бы ничто другое. До его сознания дошел четкий, размеренный голос Кэррингтона, который сообщал курс и скорость, отдавал распоряжения. «Вайтуру» он увидел по левой скуле. Медленно, но верно танкер перемещался в сторону кормы крейсера. Даже на таком расстоянии ощущалась адская жара. Каково же тем, кто стоит на мостике судна, помилуй их, Боже!

— На курсе, первый офицер! — произнес он. — Стрелять самостоятельно.

— На курсе, стрелять самостоятельно, — эхом отозвался Кэррингтон, словно находясь на учебных стрельбах на полигоне в Соленте.

— Есть стрелять самостоятельно, — отозвался Тэрнер. Повесив трубку, он обернулся к Ральстону. — Действуйте, — проговорил он тихо.

Ответа не последовало. Сгорбившаяся фигура, точно изваяние застывшая на сиденье наводчика, не подавала никаких признаков жизни.

— Тридцать секунд до залпа, — резко произнес Тэрнер. — Все готово?

— Так точно. — Фигура шевельнулась. — Все готово, сэр. — Резко повернувшись, Ральстон воскликнул в порыве отчаяния:

— Бога ради, сэр! Неужели нельзя найти никого другого?!

— Двадцать секунд до залпа! — прошипел Тэрнер. — Хочешь, чтобы на твоей совести была гибель тысячи человек, трусливая твоя душа? Попробуй только промахнуться!..

Ральстон медленно отвернулся. На какое-то мгновение лицо его осветилось адским заревом горящего танкера, и Тэрнер с ужасом увидел, что лицо юноши залито слезами. Потом заметил, что он шевелит губами.

— Не беспокойтесь, сэр. Я не промахнусь. — Голос его прозвучал безжизненно, с непонятной горечью.

Охваченный скорее недоумением, чем гневом, Тэрнер увидел, как торпедист вытер глаза рукавом, как правая рука его схватила спусковую рукоятку первой трубы. Тэрнеру отчего-то пришла вдруг на память знаменитая строка из Чосера:

«Копье вонзилось в плоть и, задрожав, застыло...» В движении руки Ральстона была та же щемящая душу решимость, та же роковая бесповоротность, Внезапно — настолько внезапно, что Тэрнер невольно вздрогнул, — рука торпедиста конвульсивно отдернулась назад. Послышался щелчок курка машинного крана, глухой рев в пусковой камере, шипенье сжатого воздуха, и торпеда вылетела вон. На какую-то долю секунды ее зловещее гладкое тело сверкнуло в свете зарева и тяжело плюхнулось в воду. Не успела вылететь эта торпеда, как аппарат снова вздрогнул, и вслед за первой помчалась вторая смертоносная сигара.

Пять, десять секунд Тэрнер точно зачарованный смотрел широко раскрытыми глазами на две струи пузырьков, которые мчались стрелой и исчезали вдали. "В зарядном отделении каждой из этих зловещих сигар — полторы тысячи фунтов аматола... — мелькнуло в голове у Тэрнера. — Спаси, Господи, несчастных, оставшихся на «Вайтуре»!

В динамике, установленном на шкафуте, щелкнуло.

— Внимание! Внимание! Всем немедленно в укрытие. Всем немедленно в укрытие.

Очнувшись, Тэрнер оторвал взгляд от поверхности моря. Он поднял глаза и увидел, что Ральстон все еще сидит, сгорбившись на своем сиденье.

— Слезай оттуда, болван! — закричал он. — Хочешь, чтоб при взрыве танкера тебя изрешетило? Слышишь?

Молчание. Ни слова, ни движения, один лишь рев пламени.

— Ральстон!

— Со мной все в порядке, сэр. — Голос Ральстона прозвучал глухо; он даже головы не повернул.

Тэрнер с руганью вскочил на торпедный аппарат и, стащив Ральстона с сиденья, поволок его в укрытие. Ральстон не сопротивлялся: казалось, он был охвачен глубокой апатией, совершеннейшим безразличием, когда человеку все становится трын-трава.

Обе торпеды попали в цель. Конец был скор и удивительно неэффектен...

Люди, находившиеся в укрытиях, напряженно прислушивались, ожидая взрыва. Но взрыва не последовало.

Устав бороться, «Вайтура» переломилась пополам и медленно, устало накренившись, исчезла в пучине.

Спустя три минуты, открыв дверь командирской рубки, Тэрнер втолкнул Ральстона.

— Вот он, сэр, — произнес он мрачно. — Не угодно ли взглянуть на этого ослушника?

— Именно это я и хочу сделать! — Вэллери, положив вахтенный журнал, холодно оглядел торпедиста с головы до ног.

— Отлично сработано, Ральстон, но это не оправдывает вашего поведения. Прошу извинить, старпом, — произнес он. Повернувшись к Карпентеру, Вэллери взял у него текст шифровки. — По-моему, текст составлен удачно. Придется по душе светлейшим лордам адмиралтейства, — прибавил он с горечью. — Суда, которые не удалось пустить ко дну немцам, мы топим сами... Не забудьте связаться утром с «Гаттерасом» и запросить фамилию капитана «Вайтуры».

— Он мертв... Можете теперь не беспокоиться... — произнес с мукой Ральстон и тут же отшатнулся: Тэрнер ударил его ладонью по лицу. Тяжело дыша, старший офицер смотрел на него потемневшими от гнева глазами.

— Ах ты, наглец! — проговорил он едва слышно. — Все-таки вывел меня из терпения.

Ральстон медленно поднял руку, потер вспухшую от удара щеку.

— Вы меня неверно поняли, сэр! — В голосе его не было и следа обиды.

Юноша говорил так тихо, что офицерам пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова. — Вы хотите узнать фамилию капитана «Вайтуры»? Я могу сказать:

Ральстон. Майкл Ральстон. Это был мой отец.