Профессорская служка - Мари Ардмир

— А дальше?

— Дальше… — вот теперь и дворецкий начал смотреть в сторону, — приехал патруль НВН, оцепил дом и потребовал объяснений.

— И я надеюсь, вы понимаете, что признаться в экспериментах мы никак не могли, — поторопился сообщить мой правообладатель. Кивка с моей стороны он не дождался, зато продолжил со вздохом: — И нам пришлось использовать иные… аргументы.

Неожиданно в столовой воцарилось молчание, глухое, непробиваемое и ничего не объясняющее. Сопоставив некоторые факты, невольно нахмурилась.

— И о каких аргументах идет речь? А влюбленную играть потребовалось для чего? И сколько дней я была под наблюдением?

Ответил напряженно вглядывающийся в меня профессор, но с обратной последовательностью:

— Семь, для правдоподобности, и с некоторых пор вы не просто служка, а лю…

— Лю?! — Я вскочила с кресла. — Какая еще лю?

— Любимая почти жена, — изменил определение девятый и посмел улыбнуться: — Как только срок отработаете, так ею и станете.

— Что?! — не то выдох, не то хрип. Застыла, хватая воздух ртом и не находя в себе сил вдохнуть.

Стекла в гостиной неожиданно лопнули, мебель задрожала, поднялась в воздух, морозное дыхание ветра ворвалось в комнату. И вот тут Ганс исчез со словами: «Мне пора!» Сделал он это за мгновение до того, как сверху упала массивная люстра. Дейр, стоящий всего лишь в шаге от него, едва успел прикрыться металлическим щитом.

— Ирэна, наше общее недельное отсутствие иначе объяснить было невозможно.

И моя способность дышать вернулась мгновенно.

— Да что вы говорите! Вы не могли со служкой уехать в командировку или экспедицию? Заболеть, в конце-то концов! Отправиться на острова за каким-нибудь умельцем-артефактором… Не могли?!

— Без пересудов не обошлось бы в любом случае. Уж поверьте моему опыту. — И беззаботно пожал плечами.

— Поверить!

— Да. — К сожалению, присев, он увернулся от вазы, призванной мной, чтобы подпортить улыбку девятого.

— Вашему опыту?!

— Да. — Вторая ваза тоже не достигла цели, и он посмел улыбнуться.

— Всевышний! — охнула я, выбрав новые предметы для метания. — А о моей репутации вы подумали?

— Да. — Лесски с легкостью отбил стул, графин, нож для фруктов, увернулся от шторы, чуть не сдавившей его кольцами, и сообщил сердито: — Ну, знаете ли, благодаря барону ваша репутация пострадала неимоверно и теперь выглядит вдвое хуже моей. И семидневный отпуск на островах в моей компании ее уже не испортит.

Клокотавшая внутри меня ярость, приправленная негодованием и замешательством, неожиданно лопнула как мыльный пузырь. Слова профессора были настолько возмутительными и в то же время правдоподобными, что я без сил опустилась на пол, и все предметы, кружившие по столовой, с грохотом упали вниз. Что падало на меня, я не видела, но Дейр, оказавшийся рядом, от удара уберег и, кажется, даже обнял. Именно поэтому его шейный платок вдруг оказался перед моим лицом, идеально выглаженный и надушенный.

— Не расстраивайтесь. И давайте взглянем на это иначе. — Теплый шепот у самого уха и правда, о которой я до сих пор старалась не задумываться. — Скажи я правду о вашем состоянии после опытов, меня бы посадили, а вас, едва пробудившуюся, отправили к новому правообладателю. Тоже самое произошло бы, заболей я, умри или пропади без вести.

На мгновение мне стало холодно и темно, и только голос девятого не отпустил в очередной обморок.

— Ирэн, возвращайтесь на грешную землю… Рэш?

И я дрогнула, заозиралась и обомлела. Поняла, что сижу у него на коленях, молча попыталась вырваться. Репутация и так хуже некуда, а я ее еще и усугубляю. Какой стыд! Последнее, видимо, произнесла вслух, и Дейр скрипнул зубами, сдавил меня сильнее, не позволяя ни сбежать, ни хотя бы отстраниться.

— Прекратите злиться, я, между прочим, тоже пострадал. Наше так называемое «прикрытие» обозлило не только Норвилла. И знаете, два покушения и шестнадцать попыток — это вам не шутки.

— Ужас… — прошептала сдавленно.

— Да. — Стихийник хмыкнул, поднялся на ноги, удерживая меня вертикально, плотно притиснутой грудью к его груди и головой к плечу, судя по голосу, улыбнулся: — Но к каверзам со стороны я как-то привык, а вот к иску от вашего отца был не готов совершенно.

Всего пара слов, и его объятия смущают меня уже много меньше, чем поведение собственного отца.

— Какой еще иск?

— Он написал судье о том, что я нарушил пункты криб-договора, принудил вас к внебрачной связи с целью опустошения.

— Всенижний… — прошептала я изумленно и спрятала лицо на груди профессора. Мое удивление было оправданно. Ведь во время банкротства папенька не смог отстоять ни лицензию на финансовые операции, ни права свободного гражданина страны, ни имущество. Последнее он, на радость скупщиков, в испуге распродавал за бесценок, не слушая доводов рассудка. Впрочем, с моей энергией он поступил едва ли не хуже. А теперь вдруг опомнился и обратился в суд?

— Его кто-то надоумил! — резко вскинула голову и задела подбородок стихийника. Дейр охнул, а я поспешила извиниться и признать: — Мое опустошение — цель сэра Норвилла барона Керваса.

— Я рад, что вы это понимаете, — произнес правообладатель, вынося меня из разгрома. Раздался едва уловимый щелчок двери, и мы из столовой прошли прямиком в мою комнату.

Девятый плавно отпустил меня, немного придержал за плечи и отступил. Взгляд его перестал таить тревогу, лицо посветлело.

— А теперь согласитесь, что я в глазах правосудия, как ваш лю… ну, вы поняли, — отмахнулся он и продолжил: — В подтверждение искренности своих чувств и помыслов был просто обязан стать вашим маг-опекуном.

— Почему?

— Как вы знаете, человек, наделенный данным статусом, головой отвечает за ваш резерв и не имеет права им распоряжаться. В случае смерти опекуна энергетический запас опекаемой становится неприкосновенен.

Свобода… Окончательная свобода от произвола и навязанных обязательств. Я наяву увидела, как вдребезги разбиваются все мои опасения, страхи и тревоги. И даже если я опять начну скитаться по правообладателям, барон Кервас уже не будет заинтересован во мне как в доноре энергии. Наоборот, он приложит все усилия, чтобы освободить меня от криб-срока и, соответственно, освободиться самому. А папенька более не посмеет ни в один из договоров внести пункт о моем опустошении.

Свобода!

— Какое красивое и необыкновенно яркое чувство! — прошептала, опасно кренясь вправо.

— Вижу, — хмыкнул девятый, вновь хватая меня за плечи. — Вы от счастья земли не чувствуете под ногами и намереваетесь ощутить ее всем телом. А ну-ка, вдохните поглубже… А теперь выдохните. Как самочувствие? — прищурился лукаво. — Хочется чего-нибудь?