Высокий блондин без ботинок - Татьяна Луганцева

Григорий Степанович рассмеялся.

— Ты расстроена? — Он любовался ее огненными волосами, блестящими на солнце.

— Я серьезно! Я немного не так выразилась….

— Ты, Ситцева, даже маньяку-убийце не нужна была! Вероятно, он предчувствовал, что с твоим появлением его ждет погибель.

— Я серьезно, — повторила Надя.

— И я серьезно! Ты и меня в Москве достала! Ну а если честно, то ему, наверное, больше никто не нужен был… Милу он недавно захватил. Знаешь, лишний рот, лишние хлопоты и все такое… — сказал следователь.

— Я бы хотела поговорить с Кирой. — Надя задумалась.

— Итальянские блюстители закона уже говорили с ней, и совершенно безрезультатно. Правда, я бы тоже хотел увидеть ее, — сказал Григорий, — хочешь, возьму тебя с собой?

— Конечно! Еще как хочу!

— Кстати, вены у Киры все в следах от инъекций, так что наша теория о том, что ненормальный братец пытался вылечить свою сестру, полностью находит свое подтверждение.

— Как хорошо, что вы приехали! — Надя вздохнула. — От местных, я чувствую, никакого толка не будет!

— Держи себя в руках, Ситцева! — погрозил ей пальцем Григорий Степанович.

— Да чего уж тут! Вместе с вами, Гриша, мы — сила! — добила она его окончательно.

— А сколько раз он тебе что-то вкалывал? — осторожно поинтересовался следователь.

— Да всего один раз! Второй раз я уже не позволила, со мной не так-то просто справиться, вы не смотрите на мою комплекцию, — похвасталась она. — Владимир хотел напугать меня, вколов какие-то галлюциногены. Кстати, Гриша, вы мелькнули в моем кошмаре тоже.

— Даже не знаю, что и сказать, — развел он руками с широкими ладонями.

— А что тут скажешь? Что называется, без комментариев. Но ловлю вас на слове, что вы пообещали взять меня в лечебницу к Кире, — погрозила она ему пальцем, — я тоже хочу посмотреть на нее.

— Кстати, вспомнил! — вдруг хлопнул себя по лбу Григорий Степанович. — Я не знаю, кому ты дала мои координаты, но мне в Москве звонила какая-то женщина и просила связаться с тобой. Ей срочно нужно было что-то тебе рассказать, а телефон твой не отвечал. Вот ее номер, — вытащил он из своего бумажника маленький листок бумаги, сложенный вдвое.

Надя развернула его и увидела знакомый набор цифр.

— Так вы тоже должны ее знать! Это же Алевтина Юрьевна, мама Милы. Боже мой, у нее же моя дочь! Что-то случилось! А может быть, она еще не знает, что Мила жива?

— Нет, ей об этом сообщили, когда я еще был в Москве, — уверенно ответил Гриша.

— Мне нужно ей срочно позвонить! — От тревоги за свою дочь у Надежды даже потемнели глаза.

— Звонить никуда не надо, — раздался за их спинами слабый женский голос.

Надежда и Григорий Степанович синхронно оглянулись и увидели высокую девушку с грустными светлыми глазами и в светлой одежде, обритую наголо.

— Милка, как я рада тебя видеть! — кинулась к ней подруга и обняла. — Как ты себя чувствуешь?

— Очень хорошо, и это благодаря тебе. Я тогда в той камере наговорила тебе много лишнего, я была не в себе. Мне кажется, что я была в плену целую вечность.

Надя взяла в руки ее лицо и сказала твердым голосом:

— Теперь все позади! Все хорошо! Мы вместе забудем это, как кошмарный сон.

— Да, конечно… — совсем без энтузиазма ответила Мила и отстранилась от подруги, — я звонила маме. Она безумно рада, что я жива. Страшными подробностями я не стала травмировать ее психику.

— Это правильно, — похвалила ее Надя, — не знаешь, с Настей все в порядке?

— С твоей дочкой тоже все хорошо, у нее даже появились новые друзья.

— Друзья? — не поняла Надя.

— Дело в том, что к моей маме нагрянул мой бывший любовник и поведал ей страшную историю.

— Это Женя, что ли? — уточнила Надя.

— Ну а кто же еще? Дело в том, что его жена погибла, и он остался с двумя детьми в совершенно беспомощном состоянии. Он впал в депрессию, начал пить… Дети голодали, и, чтобы спасти их и самому пережить кризис и встать на ноги, он притащил своих детей ко мне. Вспомнил все-таки! Меня не было, так он скинул их моей матери! Она сначала думала, что справится, а потом ей стало тяжело с тремя-то детьми, и вот моя мама, женщина все-таки немолодая, стала просить помощи…

— Вон оно что… — поняла Надежда, — надеюсь, что мы скоро окажемся дома и поможем разрешить эту ситуацию. Но твой-то хорош… детей скинул, гусь! Когда-то ты хотела, чтобы он был свободен, — намекнула Надя, прощупывая настроение подруги.

— Я люблю Марко! — жестко оборвала ее Мила, поджимая губы.

— Конечно-конечно, только не волнуйся, — стала ее успокаивать Надя, думая о том, какое разочарование ждет подругу.

— А что случилось с женой Евгения? Такая молодая женщина… Жуткая трагедия, — протянула Надежда, уходя от скользкой темы.

— Откуда я знаю? Погибла, и все! Вроде дорожная авария, — безучастно пожала плечами Камилла. — И вообще, надоело мне здесь находиться! Я сегодня же ухожу из больницы, силой меня никто тут удерживать не будет.

— Не рановато ли? Надо пройти полное обследование, сдать все анализы, — возразил Григорий Степанович.

— Вы не доктор, чтобы мне указывать! — вдруг громко и пронзительно закричала Мила. — Мне просто необходима психоэмоциональная разрядка, а здесь я снова как в тюрьме! Одну клетку поменяла на другую, и опять уколы, анализы. Все, не могу больше! Я хочу выйти отсюда! Надя, спаси меня!! Ты не видишь? Стены сужаются! Помогите! — Она начала метаться по палате и биться головой о стены.

Надя, первая вышедшая из оцепенения, крикнула Григорию:

— Держи ее! Не дай покалечиться!

Сама же она выбежала в коридор за медицинской помощью.

— У нее острое посттравматическое состояние, — объяснил лечащий врач Камиллы, — ей надо обязательно принимать успокаивающие средства, делать уколы со специальными препаратами, ей нельзя раздражаться, вспоминать о перенесенном кошмаре и в последующем пройти курс психокоррекции личности, подвергшейся насилию, унижению и запугиванию.

— Бедная, бедная Мила… — плакала на плече у Григория Степановича Надежда.

— Не волнуйтесь, сейчас она спит, постепенно эти приступы пройдут, — успокаивал их врач.

— Мила хочет уйти, то есть сменить обстановку, — подняла на него заплаканное лицо Надежда, — и этому есть свое объяснение.

— Мы с врачами-коллегами уже обсуждали это. Дело в том, что Камилла не является психически больной, и силой ее никто удерживать не будет. Марко Тозини предложил свои услуги, свой дом, деньги медработникам, которые будут наблюдать за Милой у него в доме, но…

— Что?

— Я бы оставил вашу подругу у нас в больнице еще хотя бы на несколько дней из-за боязни, что она может нанести вред себе, поэтому я прошу вашей помощи, чтобы вы убедили ее остаться здесь, — пояснил врач.

— Хорошо, я уговорю ее, — кивнула Надя.

— А вот вы можете нас покинуть, женщина с железными нервами. У нас в отделении вас прозвали «Огненной амазонкой», — засмеялся доктор, — отклонений у вас нет, даже тахикардии от испуга.

— Тахи…чего? — переспросила она.

— Учащения сердечных сокращений. Вам это знакомо? — спросил врач, теребя дужки очков.

— Пожалуй, нет… это мне не знакомо. Я всегда внутренне собранна и спокойна, — подумав, ответила Надя.

— Синьора, вы не были влюблены? — рассмеялся доктор.

— Не знаю, — смутилась она.

— А как же наш уважаемый Марко Тозини, который сделал вам предложение? Известие об этом быстро распространилось, и все одобряют его выбор! — громко сказал доктор, совершенно не обращая внимания на Григория Степановича.

— Мы, пожалуй, пойдем, — потянула она следователя за рукав, пока словоохотливый доктор не сболтнул еще чего-нибудь лишнего.

— Да, синьор Тозини прислал за вами машину, чтобы отвезти вас к нему домой.

— Машину пусть подадут, — сказала Надя, все еще не осмеливаясь смотреть на своего земляка.

— Как скажете, синьора! — чуть ли не козырнул доктор.

Надежда поспешила в свою палату, чтобы переодеться. Григорий Степанович следовал за ней по пятам, как гончая, взявшая след.

— Этот миллионер сделал тебе предложение?

— Мало ли какое предложение он мне сделал? Может, предложение убираться подобру-поздорову? — пыталась она обратить все в шутку.

— Не юродствуй, — Григорий Степанович не был склонен к юмору.

— А что это вас так тронуло? — округлила честные глаза Надежда. — Ну, сделал и сделал, и что?

— Тебе?!

— А что со мной не так?! Откуда такое удивление, господин Земчук? Что вы? Взбодритесь! Это только вы считаете, что я взбалмошная особа, сующая нос куда не следует и мешающая правоохранительным органам ловить преступников! А Марко разглядел во мне женщину. Да-да, Григорий Степанович, не рыжую бестию, а именно женщину! Он понял, что я добрая, умная, красивая, темпераментная…