Смута - Ник Перумов

Под трибуной, в самом низу, стояли рядом Ирина Ивановна Шульц и комиссар Михаил Жадов — их «особый батальон» выдвинут был обеспечивать охрану вождей революции, что должны были вот-вот прибыть на большой митинг.

Правда, к самим вождям их не допускали. Непосредственно Ульянова, Троцкого и других охраняли плечистые ребята Благомира Благоева. Молчаливые, спокойные, все, как один — на полголовы выше любого в толпе. Вот и сейчас — от двора Капеллы показалась вереница чёрных «руссо-балтов», конфискованных в царском гараже; первый лихо затормозил у самой трибуны, прикрывая мощным кузовом другой, подрулившие непосредственно к ступеням.

Из первого выскочили пятеро молодцов Благоева, ни на кого не обращая внимания, рассыпались, держа руки под полами кожаных пальто; из второго меж тем появились все трое «вождей великой революции», как писали газеты — товарищ Ульянов, председатель только что созданного Центрального исполнительного комитета, нового правительства советской России; товарищ Троцкий, председатель Петросовета; и, наконец, скромно державшийся чуть позади это пары Благоев, глава Чрезвычайной Комиссии по борьбе с саботажем и контрреволюцией, а так же по-прежнему глава Военного подкомитета Петросовета. Следом, вылезая из других машин, появлялись и остальные — Дзержинский, Зиновьев, Каменев — кто ещё не отбыл на Южный фронт.

Толпа встретила своих предводителей овациями. Ирина Ивановна тоже хлопала.

Товарищ Троцкий первым пролез к трибуне, взял в руки рупор.

— Товарищи! Славные бойцы великой революции!.. Приветствую вас на этой площади, некогда — «Дворцовой», а теперь — имени всемирно известного вождя и учителя мирового пролетариата, товарища Карла Маркса, основателя коммунистического движения, впервые объяснившего трудовому народу, что же такое этот «коммунизм» и почему к нему надо стремиться, почему именно коммунизм есть светлое будущее человечества!..

Он явно собирался говорить и дальше, но тут решительно вмешался товарищ Ульянов. Властным жестом забрал у слегка оторопевшего Льва Давидовича рупор:

— Спасибо, това г ищ Т г оцкий. Видите, това г ищи, у г еволюции на всё хватает и сил, и в г емени — и бо г оться с теми, кто посягает на её завоевания, и утве г ждать их в жизни, п г ичём не только штыком!..

Он сделал паузу, взмахнул рукой. Сделавшаяся знаменитой на весь мир кепка едва не слетела с облысевшего темени.

— Что мы видим, това г ищи, вот п г ямо пе г ед нами? Так называемый «александ г ийский столп», некогда увенчанный фигу г ой так называемого «ангела». «Ангелов», само собой, п г идумали попы, чтобы обманывать тёмный на г од; но мы с вами, пе г едовой от г яд г г ядущей ми г овой г еволюции, мы-то знаем, что никаких «ангелов» нет. Так зачем же ему тут то г чать, на самом видном месте, в самом се г дце г еволюционного Пете г бу г га?

— Незачем! — выкрикнули из толпы. — Долой его!

— Именно! — подхватил Ульянов. — Долой его! Так мы и сделали. Но не пгосто так! Геволюция ничего не газгушает без смысла. Напготив, она заменяет стагое, отжившее, новым, геволюционным!.. Товагищ Тгоцкий, пгошу!.. — и широким жестом протянул Льву Давидовичу рупор. Председатель Петросовета не растерялся.

— Вместо бессмысленных фигур так называемых «ангелов» мы открываем памятник основателю всего коммунистического движения, товарищу Карлу Марксу!..

— Чьи идеи всесильны, потому что ве г ны! — воспользовался мгновенной паузой Ульянов.

— Именно, товарищи! — и Троцкий что было сил рванул веревку.

Серое полотнище, окутывавшее верх колонны, соскользнуло, стало падать, раскрываясь, словно голодный призрак.

На верху столпа открылась огромная и круглая голова бородатого Маркса, из серого бетона. Это была поистине исполинская голова, куда крупнее самой колонны, так, что непонятно даже было, как она там удерживается.

Грянули залпы салюта, от стен бывшего царского дворца взмыли фейерверки. Раздалось «ура» и из толпы.

— Но этого мало! — не упускал инициативу товарищ Ульянов. — Текущий момент, това г ищи, благоп г иятствует нашей победе, как никогда! Из Сиби г и п г иходят эшелоны с хлебом, так, что мы сможем увеличить дачу по ка г точкам, по твё г дым ценам!

Тут «ура!» раздалось куда громче и с куда большим энтузиазмом.

— А все, пришедшие на митинг, получат дополнительный разовый паёк! Совершенно бесплатно! — вдруг вмешался Благоев.

«Ура» сделалось громовым.

— Да, това г ищи! — продолжал Ульянов. — С южного фронта тоже приходят доб г ые вести! Наша только-только порождённая г абоче-крестьянская К г асная а г мия занимает го г од за го г одом. Ха г ьков, Изюм, Путивль, Сумы!.. Наши дивизии движутся на Киев, где подняли голову какие-то «гетманцы»; но самое главное — мы наступаем на Г остов и Елисаветинск, где свила гнездо гид г а конт гг еволюции во главе с бывшим ца г ем!.. Но час г асплаты уже близок. Жалкие кучки п г иве г женцев све г гнутого на г одом ти г ана не смогут остановить железную поступь наших полков, одушевлённых великой идеей!..

Сверху на всё это молчаливо и мрачно взирал серобетонный Карл Маркс.

После митинга Ирина Ивановна, Михаил Жадов и остальные из его батальона вернулись в здание бывшего Окружного суда на Литейном; товарища Шульц ждал стол, покрытый бумагами, правда, разложены они были в идеальном порядке.

Михаил Жадов держал под мышкой два небольших пакета — те самые «доппайки» для всех участников собрания на бывшей Дворцовой. Раздражённо бросил их на стул в углу.

— Дожили. За участие в революционном митинге — пайки раздают!

— Что же в этом плохого? — подняла бровь Ирина Ивановна. — Люди пришли на площадь, в мокрый снег и холод. Проявили сознательность. Сами же говорили, Михаил, что на голодный желудок много не навоюешь и мировую революцию не совершишь.

— Всё равно, — упрямо и угрюмо буркнул комиссар. — Мировая революция только тогда чего-то стоит, когда её делаешь хоть на какой желудок. Когда готов поголодать, если надо. А когда за паёк… — он только рукой махнул.

— Вы, Миша, слишком много рассуждаете последнее время, — очень деловым тоном сказала Ирина Ивановна, берясь за работу — быстро проглядывала одну бумагу за другой, ставила пометки остро отточенным карандашом. — А рассуждать так много вредно. Надо исполнять свой долг, перед новой Россией, перед трудовым народом…

— Ира! Да оставь ты этот «трудовой народ»! — вдруг взорвался Жадов. Упёрся кулаками в стол, нагнулся над Ириной Ивановной, однако та продолжала невозмутимо просматривать документы, что-то помечая в них. — Вот всё ты правильно говоришь, все слова нужные… а словно смеешься, честное слово!

Ирина Ивановна аккуратно отложила карандаш, неторопливо скрестила руки, словно выигрывая время.

— Я, Миша, не