Потанцуй со мной - Анна П. Белинская

ближе к окну, чтобы мой мужчина смог свободно упасть рядом. Он блокирует двери и поворачивается ко мне, словно хищник. В его глазах безумный блеск и я намеренно дергаю своего льва за усы. Сбрасываю кроссовки и подставляю ножки, чтобы помог снять лосины. Усмехаясь, Романов стаскивает их вниз, а я кряхчу и упираюсь затылком в дверцу. Страшно неудобно, но это такие мелочи, когда мой дикарь расстёгивает ремень в своих брюках. Седлаю Костю, попутно ударяясь головой о потолок авто, и мы оба нервозно смеемся. Нервозно, потому что оба понимаем, что между нами сейчас случится.

Мы не обнимаемся, не целуемся — времени на это катастрофически нет. В любой момент сюда может подъехать машина, потому что мы остановилась ровно посередине арки, загораживая проезд. От понимания, что нас могут увидеть, в кровь ударяет адреналин, а ощущения становятся ярче и острее.

Его пальцы впиваются в мои бедра и скорее всего оставят синяки. Я хочу, чтобы они там были. Окна запотевают от нашего общего горячего дыхания, а машина покачивается в такт наших движений. Костя прикасается свои лбом к моему и крепко зажмуривает глаза. Я стону ему в губы, когда движения становятся быстрыми и ритмичными. Если есть рай на земле, то он в штанах Романова. Боже, кажется я сейчас взорвусь.

— Сурикова, м-м-м… — меня опаляет его стоном. Это непередаваемо — чувствовать власть над мужчиной. Припадаю к его губам, чтобы разделить удовольствие вместе. Я хочу ощущать его всего и везде. — Юлька, я сейчас…

— Я тоже.

Он хочет меня отстранить, а я не даю этого сделать. Крепко сжимаю ягодицы под жалостливый стон Романова, а дальше… цветные фейерверки.

40. Юля

«Стою в пробке. Минут через 15 буду», — сообщает мессенджер.

«Ок, подожду тебя на улице, не торопись!» — отправляю Косте.

Сегодня жарит так, что плавится асфальт. Но меня таким буйством погоды не проймешь, потому что для девчонки из Астрахани, когда летом температура в тени достигает 50 градусов, мошки лезут во все щели и отверстия твоего тела, комары набрасываются на разгоряченную кожу точно маленькие вампиры, а яичницу можно жарить прямо на дороге, какие-то жалкие 27 градусов — это как похолодание для астраханцев!

Выбираю свободную скамейку, бросаю рядом спортивную сумку и вытягиваю ноги. Офигенно. Поднимаю лицо к солнышку, чтобы словить ультрафиолет. Моя кожа любит солнце. Она и без него смуглая, но с ним вообще выходит отличный тандем!

Последний экзамен сдан, зачетка отправлена на проверку, а я — на законные каникулы! Что может быть лучше?! Покачиваю кедами и прикрываю глаза. Хорошо!

— Привет, фиалка.

Не открываю глаза.

Вряд ли этот голос может быть в следствии солнечного удара. Мое тело моментально покрывается липкой испариной, а конечности холодеют.

Возможно, если я так и просижу до прихода Кости с закрытыми глазами, призрак исчезнет. Я надеюсь на это.

— Тебя можно поздравить с окончанием сессии? — разве призраки умеют разговаривать?

Кожей чувствую, как рядом на скамью опускается тело. Ужас холодит кровь, заставляя стынуть натянутые жилы. Вздрагиваю, когда ощущаю настырное прикосновение к голой коленке, и тогда распахиваю глаза.

Матвей Свирский.

Сидит полубоком и разглядывает меня всю: цепко, навязчиво, нахально. От его взгляда хочется мгновенно отмыться, как от грязи, потому что ее клейкий слой я чувствую на каждом миллиметре своей кожи.

Что он здесь делает?

— Что ты здесь делаешь? — пытаюсь отодвинуться на край скамейки, но Матвей крепко сжимает коленку, не давая сдвинуться с места. Я бросаю взгляд на парковку и выискиваю машину Кости. Мысленно молю его приехать быстрее, потому что удушающее предчувствие оплетает мои руки словно наручники.

— То же, что и ты — учусь, — усмехается Свирский. Я пробую разглядеть в его глазах намек на запретные вещества, но они пусты и прозрачны, точно слеза. Они чисты. Настолько, что даже не видится в них жизнь. Прекрасно знаю, как и чем в нарколечебницах подавляют приступы зависимости. В своё время изучила тонны литературы. — Приехал узнать по поводу сдачи экзаменов. Но тебя ведь не это интересует, правда, фиалка?

Правда.

— Меня выписали, малышка. Твой Матвей здоров, как бык, — забрасывает руку мне на плечо, теперь уже полностью затаскивая в плен своего присутствия. — И свободен, как вольнолюбивый орлан, — парирует Свирский.

Так быстро?

Мои глаза, наверное, расширяются от непонимания. Я не могу вымолвить ни слова, хотя на языке крутятся тысячи вопросов. У меня онемело все.

— В понедельник с меня сняли все обвинения, малышка. Отделался смешным штрафом, — смеется Матвей и прихватывает прядку моих волос. Подносит к носу и показательно долго втягивает воздух. — Божественно. Я соскучился, фиалка.

Меня тошнит отвращением. А еще мне страшно, что подумает Костя, когда увидит нас сидящими так близко к друг другу. Но больше всего меня волнует вопрос, почему Романов не сказал, что Матвея освободили.

— Матвей, пожалуйста, не трогай меня.

— А что так, киса? — выгибает вопросительно брови. — Ты разве не рада?

Нет. Я не рада, что он так близко ко мне, а на остальное плевать. Да и в принципе никто не сомневался, что такой адвокат, как Романов, смог бы не вытащить Свирского.

— Матвей, я уже тебе…

— Руки убери от нее, — гремит долгожданный голос. Я поднимаю глаза на Костю, который возвышается над нами точно огромный разъяренный гризли. Его руки сжаты в кулаки, а на лице появилось бессчётное количество морщин.

— О-о-о, какие люди! Константин Николаевич! Вот и все участники тройничка собрались, — убирает с моего плеча руку и протягивает ее Романову. — Доброго дня!

Что он имеет в виду?

Свирский не выглядит удивлённым, а скорее заинтересованным. Откуда он знает про нас с Костей?

Костя брезгливо смотрит на вытянутую руку Матвея, но не пожимает ее.

— Рот свой закрой, — скалится Костя.

— Воу-воу! — Свирский выставляет ладони вперед, показывая, что не опасен. — Спокойно, Константин Николаевич. Что вы такой нервный?

Матвей провоцирует. Я вижу, как ему доставляет удовольствие дразнить разгневанного тигра. Костя заведен, и мне становится жутко и страшно.

— Значит, пока ты меня в больничку упек, сам пялил мою девушку? Дорого берете, Константин Николаевич. Расценки у вас…

Но договорить он не успевает, потому что Костя срывается и хватает Матвея за футболку, вздергивая со скамьи и притягивая к себе. У меня начинает кружиться голова. За нашей сценой собрались понаблюдать студенты, требуя зрелищ, а я всего лишь хочу, чтобы это всё скорее прекратилось.

— Костя, пожалуйста, — умоляю любимого. Сама не знаю, о чем прошу, просто мне страшно.

— Видишь, — кивает в мою сторону Матвей, — переживает за меня! Значит любит.

Господи,