Великий Рузвельт - Виктор Мальков

Критика «нового курса» социал-реформаторами толкала их к размежеванию с рузвельтовскими либералами, которые в глазах разночинной демократии не оправдали надежд на быстрый поворот к более эффективному управлению экономикой и восстановлению жизненного уровня народа {73}. На этой почве возникли многочисленные попытки возглавить движение за создание общенациональной третьей прогрессистской партии на базе местных рабоче-фермерских партий, которые в ряде штатов (Миннесота, Висконсин, Мичиган, Южная Дакота и др.) не только пустили основательные корни, но и добились серьезных успехов на выборах. В Миннесоте, например, рабоче-фермерская партия во главе с популярными лидерами Олсоном и Бенсоном сумела с 1930 до 1938 г. занять положение ведущей политической силы в штате, оттеснив обе буржуазные партии. На какое-то время всеобщее внимание привлекло широкое движение «Покончить с нищетой в Калифорнии» во главе с писателем Эптоном Синклером, рассчитывавшее подчинить своему влиянию Демократическую партию, сделав ее оплотом социал-демократии.

Первоначально многообещающим с точки зрения общенациональной перспективы был и процесс складывания предпосылок для победы коалиции левых и демократических сил в штате Висконсин, где весной 1934 г. при широкой поддержке рабочих и фермерских организаций прогрессисты братья Филипп и Роберт Лафоллеты, использовав давние прогрессистские традиции штата, основали новую Прогрессивную партию. Опираясь на довольно широкую массовую базу, партия в ходе ряда избирательных кампаний нанесла поражения демократам и республиканцам, сумев сохранить за собой на протяжении целого ряда лет большинство в законодательном собрании и пост губернатора штата. Прогрессисты открыто отмежевались от ведущих партий как представляющих одни и те же «реакционные интересы» и, сосредоточив свои усилия на обличении «жестокосердия и идиотизма» существующей в США экономической системы, в которой контроль всецело принадлежит «организованному богатству», пообещали отдать все силы строительству «нового порядка, где американцы будут чувствовать себя в безопасности и жить в условиях изобилия» {74}.

Однако из-за внутренних трений и фракционной борьбы не выработавшее четкой программы движение за создание третьей партии не смогло в 30-х годах подняться выше частичных успехов. Сказались колеблющаяся природа его социальной базы, неодинаковость устремлений лидеров и гибкие контрдействия администрации Рузвельта. Наталкиваясь на них, прогрессистское движение чаще всего пыталось достичь поставленных задач, не порывая с традиционной двухпартийной системой, а только стремясь как бы преобразовать ее изнутри, методом подчинения себе избирательного механизма обеих буржуазных партий.

Ни в коей мере не переоценивая масштабы радикализации, а тем более полевения широких демократических масс в США в годы «нового курса» – рабочих, фермеров, средних городских слоев, интеллигенции, молодежи, тем не менее следует сказать, что достигнутый ими уровень осознания природы общественных противоречий в национальном и международном масштабе и решимость переломить не контролируемый ими ход событий представляли собой качественно новый элемент всей общественно-политической обстановки в стране. Не считаться с этим в условиях расширения борьбы за Народный фронт во многих странах Европы и Америки на фоне роста экономики в СССР и неопределенности перспектив для США Рузвельт не хотел, да и не мог, несмотря на яростные атаки тех, кто находился справа.

Глава IV

«Чуть-чуть левее центра»

Формула успеха

Полоса социально-экономических реформ в США, хронологически охватывающая почти целое десятилетие 30-х годов и обычно связываемая с именем Франклина Д. Рузвельта, вошла в историю страны как эпоха «нового курса». Однако на деле, разумеется, ничего принципиально нового в том, что сам Рузвельт первоначально собирался осуществить, не было. Дело было в другом. Если воспользоваться мыслью Альфреда Вебера, высказанной им в начале 1918 г. по поводу Вудро Вильсона, суть происходившего заключалась в способности Рузвельта пробудить и выразить настроения народа подобные тому воодушевлению, что испытывали крестоносцы, придав им соответствующую идеологическую форму {1}. Структурно обусловленный факт, таким образом, обретает с течением времени в ходе трансформаций законченный вид подлинной революции сверху. Явление типичное для многих стран (вспомним Бисмарка или Наполеона III), хотя этот общетеоретический вывод предполагает в каждом отдельном случае выяснение ряда специальных моментов, как то: в результате действия каких исторических сил вызваны к жизни глубокие преобразования, осуществленные на почве данного общественного уклада, но открывающие в нем новые витальные силы, как сказываются на них динамика классовой борьбы, объем массы ее участников, а также другие качественные показатели, включая общую политическую обстановку – внутреннюю и международную?

Известное положение о том, что реформы, как правило, следуют за социальным действием, полностью подтверждается всем ходом исторического развития США в эпоху индустриализма и модернизации. Показательно, что первое серьезное проявление либерального реформаторства как идейно-политического течения на американской почве было прямо связано с подъемом борьбы рабочего класса, оживлением широких демократических движений фермерства и городских средних слоев в конце XIX и начале XX в. Аграрный радикализм в лице популистского движения и усиление бунтарских настроений в рабочем движении с заметным креном в сторону социализма Дебса и Де Леона вызвали к жизни феномен брайанизма. Помня о политической функции брайанизма как инструмента гашения социального протеста, очень важно вместе с тем отметить его способность аккумулировать энергию масс, особенно мелкобуржуазных слоев. Будучи прямым продуктом партийно-политической машины демократов, Брайан в целях удержания в сфере влияния этой машины части электората, уходящего влево, счел необходимым предложить суррогат левоцентристской платформы, скроенный на основе совмещения идей раннего популизма и социал-реформизма с антиимпериализмом и пацифизмом.

Не вдаваясь в частности, заметим, что наиболее типичным для брайанизма, как политической философии прогрессизма, было именно это стремление сохранить связь с самобытной традицией демократизма низов, отмеченной недоверием к богатству, плутократии, войне, коррупции, внешнеполитическому экспансионизму. Не случайно Брайан долгое время не оставлял мысль обратить Демократическую партию в партию сторонников муниципальной собственности и пропагандировал лозунг национализации железных дорог {2}. Известно также, что он критически отозвался о попытках сделать США «мировым полицейским» {3}. Это на фоне усиления внешнеполитической экспансии США в начале XX в. и роста глобальных аппетитов американских корпораций произвело на широкую публику довольно сильное впечатление и не могло не иметь положительного значения. Изобличения грабительских помыслов и практики монополий, доброжелательное отношение к требованиям профсоюзов, заверения в верности пацифизму обеспечили «великому простолюдину» симпатии рабочих {4}, городских средних слоев, мелкого фермерства, радикальной интеллигенции, иммигрантов. Отвоевав у социалистов голоса многих их неустойчивых сторонников, брайанизм ценой шагов навстречу радикальным настроениям объективно выполнил свою роль – дал толчок новой перегруппировке сил в составе избирательного корпуса демократов, увеличения в нем городского элемента, способствовал приобретению ими репутации народной партии за счет расширения и демократизации ее идейной платформы.