Гангстер - Каркатерра Лоренцо

— Во многих отношениях я хуже, — сказал Анджело. — Как мой сын будет относиться к тому, чем я занимаюсь?

— Я не знаю.

— Я не хочу, чтобы он был таким же, как я, — твердо сказал Анджело. — Я хочу, чтобы он был хорошим человеком.

— Он будет таким, — решительно ответила Изабелла. — Я тебе обещаю.

Анджело посмотрел ей в лицо, кивнул и улыбнулся, отбрасывая прочь свои мрачные мысли.

— Раз так, — сказал он, — у нас будет столько детей, сколько ты пожелаешь.

Изабелла прислонила голову к его плечу.

— Знаешь, я никогда в жизни не держала на руках новорожденного! Я просто не доберусь из больницы домой — слишком сильно буду волноваться.

— Мы поручим Пудджу нести его. Он никогда не волнуется.

Изабелла подняла голову и рассмеялась.

— Почему он любит, когда его называют Пудджем? — спросила она. — У него ведь есть какое–то настоящее имя, правда?

— Он ненавидит его, — ответил Анджело. — Он ненавидел его еще в те дни, когда я познакомился с ним. К счастью для него, людей, которые помнят его имя, осталось не так уж много. Так что давай осчастливим его и позволим ему быть добрым дядей Пудджем для нашего малыша.

— Но ведь ты знаешь его имя, так ведь? — спросила Изабелла, с улыбкой взглянув на мужа.

— Да, — улыбнувшись еще шире, ответил Анджело. — Я знаю.

— Ты скажешь мне? — спросила она, погладив его по щеке. — Ну, пожалуйста.

— Я хранил эту тайну двадцать с лишним лет. — Он осторожно повернул жену ко входу в мебельный магазин, куда она так стремилась. — Но думаю, что с этим можно подождать, по крайней мере, до тех пор, пока мы не выберем колыбельку для нашего малыша.

Продавец был лысый, низкорослый, с толстым круглым животом, свешивавшимся над поясным ремнем. Руки у него были маленькие, как у ребенка, а манерный голос звучал на высоких тонах и походил на женский. Когда Анджело и Изабелла вошли внутрь, он улыбнулся и жеманным движением промокнул лысину сложенной салфеткой.

Большой демонстрационный зал был заполнен мебелью — там были и кровати, и шкафы, и бюро, и гарнитуры для столовых. Комната была плохо освещена, тяжелые гардины закрывали окна, а от абажуров, надетых на лампы, в углах лежали плотные тени. Глазам Анджело потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к этой полутьме после резкого и яркого солнечного света снаружи. Когда же он, наконец, обрел зрение, то сразу заметил, что кроме них двоих и продавца, в магазине никого не было.

— Скоро время ленча, — не дожидаясь вопроса, пояснил продавец, разглядевший беспокойство на лице Анджело. — Если бы вы пришли сюда пораньше, я не скоро смог бы подойти к вам — столько здесь было народу.

— И вы тот самый человек, который делает детские кроватки? — спросила Изабелла, осматривая зал в поисках вожделенных предметов.

— Нет, мэм, — ответил с почтительным поклоном толстяк. — Он сегодня не работает. Но, к счастью, у нас много его кроваток. Я держу их в особой комнате, позади главного зала. Вы доставите мне удовольствие проводить вас туда?

— Мне бы очень хотелось посмотреть. — Изабелла улыбнулась Анджело и жестом предложила ему пройти вперед. — И моему мужу тоже было бы интересно.

Продавец в очередной раз поклонился и направился первым в глубину зала. Анджело обратил внимание на его напряженную походку и на то, что накрахмаленный воротник рубашки вдруг намок от пота. Еще он заметил, что продавец нервно вглядывается в полумрак, словно ожидает, что сейчас оттуда кто–то выскочит и напугает его. Анджело стиснул руку Изабеллы и одновременно вынул пистолет из кобуры и переложил в карман пиджака. В следующее мгновение он остановился и притянул жену к себе.

— Нужно убираться отсюда, — прошептал он. — И немедленно.

— Но мы же еще не посмотрели кроватки.

— Быстрее, Изабелла! — повысил голос Анджело.

Двое мужчин выскочили из темноты позади громадного коричневого комода, выхватили пистолеты и прицелились в спину Анджело. Продавец свернул за массивное бюро с инкрустированной столешницей и торопливо пригнулся. Анджело услышал шаги, приглушенные ковровой дорожкой, постеленной на бетонном полу, и звук взводимых пистолетных затворов. Кинув короткий, как молния, взгляд на Изабеллу, он увидел на ее лице выражение непреодолимого ужаса и безысходного отчаяния. В это неимоверно краткое мгновение, в этой зловещей тишине мысли Анджело вернулись в тот дождливый день, когда он вручил юной девушке с неотразимой улыбкой спелый персик.

— Сзади! — крикнула Изабелла.

Анджело отвлекся от ее лица и повернулся к двоим мужчинам, двигавшимся к ним с пистолетами в руках. Они кинулись к нему бегом, стреляя на ходу, пули громко свистели рядом. Анджело вернулся в свою стихию, он вскинул оружие и открыл меткий огонь по убийцам, пришедшим, чтобы расправиться с ним.

Все происшествие заняло менее тридцати секунд, но для Анджело Вестьери каждое движение растягивалось, как ему казалось, на целую жизнь.

Анджело, болезненно прищурившись, посмотрел на лампу под потолком. Потом скосил глаза немного правее и увидел Пудджа; тот сидел на стуле, крепко стиснув кулаки, и смотрел на него.

— Ничего не говори, — сказал Пуддж, как только увидел, что его друг пришел в себя. — Только слушай, что я буду говорить. Ты словил три пули, но ничего серьезного нет. Одна скользнула по черепушке, потому ты и вырубился на несколько часов. Из–за нее тебя и обмотали всего. Вторая прошла навылет через плечо. И последняя попала в ногу. Ты выйдешь отсюда через недельку, а может, и раньше.

— Где Изабелла?

— Черт возьми, я же сказал: не разговаривай! По крайней мере, до тех пор, пока я не скажу все, что должен тебе сообщить. Если ты меня понял, то кивни.

Анджело кивнул и закрыл глаза.

— Стрелков нанял Джек Веллс, — сказал Пуддж. — Нужно было заманить тебя в ловушку. Они заплатили кому–то из соседок — та должна была расхвалить Изабелле этот магазин, чтобы Изабелла не могла устоять и пошла туда. Здание принадлежит Веллсу, и все, кто работает в магазине, настолько боятся его, что выполнят любой его приказ.

Анджело открыл глаза и протянул руку. Пуддж с силой сжал его ладонь.

— Ты отлично разобрался с ними, Анж, — сказал он. — Один из стрелков умер на месте. Второй находится двумя этажами ниже нас, в критическом состоянии. Они должны были застрелить тебя. Они не собирались трогать Изабеллу, но она попыталась закрыть тебя. Защитить.

Пуддж с трудом выговаривал слова, неудержимая дрожь сотрясала все его могучее тело.

— Я во всем виноват, — заикаясь, выговорил он. — Я ведь поклялся на могиле Иды, что никогда не позволю ничему случиться с тобой. Или с Изабеллой, или с ребенком. Я должен был пойти туда вместе с вами. Я должен был почуять опасность, но не смог.

Анджело молчал. Ему было нечего сказать. Лишь его глаза задавали один–единственный вопрос, который нужно было выяснить.

— Она умерла, — сказал Пуддж. — Изабелла умерла.

Городское небо за окном потемнело — это спустилась ночь, сменив летний день, который всего несколько часов назад был таким прекрасным и безоблачным.

— Отведи меня к ней, — сказал Анджело.

Пуддж поднял голову и медленно покачал ею.

— У тебя раны совсем свежие. Если я поволоку тебя туда, они сразу же откроются, только и всего.

— Я хочу видеть мою жену, — прошептал Анджело. — Отведи меня к ней.

Пуддж вытер лицо рукавом пиджака, глубоко вздохнул и кивнул.

— Только придется тебе не отставать от меня. Если доктора увидят нас, то бросятся останавливать тебя.

— Пристрели их, если они станут мешать, — сказал Анджело.

«Жизнь очень постаралась, чтобы душа Анджело сделалась холодной, как лед, — однажды сказал мне Пуддж. — Но все довершило убийство Изабеллы. Он всю ночь рыдал над ее телом. Черт возьми, мы оба рыдали. А потом он отвернулся, и его глаза сразу высохли. И с той минуты он жил только для того, чтобы заставлять своих врагов страдать. Он потерял слишком много людей, которых любил, и наилучшим из всего, что он знал, способом прекратить это раз и навсегда оказалось для него никогда и никого больше не любить. После этого вся его жизнь была посвящена тому, чтобы лишать других тех и того, что они любили. Теперь речь шла не о бизнесе и не о мести. Это была воплощенная ненависть, и именно это, вероятно, и помогло ему превратиться в легенду преступного мира. Но трудно быть одновременно и легендой, и человеком. Тот Анджело, который был влюблен и счастлив и ждал появления на свет своего ребенка, исчез навсегда».