Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - Чарльз Брокден Браун

мимо бесшумно никак не удастся. Я попятился от безнадежности и ужаса, поняв, в какой угодил капкан.

Срок томительного ожидания был недолог. От меня не ускользало ни одно движение часового. Наконец он встал и, сделав несколько шагов, скрылся в темноте. Этот неожиданный инцидент направил мои мысли в другое русло. Нельзя ли извлечь преимущество из временно изменившейся ситуации? Не воспользоваться ли возможностью для бегства? Мушкет и топор индеец оставил. Значит, он где-то неподалеку и вскоре вернется. Но если я сейчас завладею его оружием, то смогу больше не бояться ни встречи с ним, ни преследования.

Прежде чем я успел все обдумать, мой слух уловил какой-то новый звук. Мучительный стон сопровождался рыданиями, в которых угадывалась попытка что-то сказать, пресекаемая неистовой борьбой несчастного страдальца с самим собой. Это горькое, сдавленное изъявление муки исходило, по-видимому, от человека, который тоже был в пещере, но точно не от одного из дикарей. Так мог стенать захваченный в рабство пленник, тот, кого держат в неволе, подвергая издевательствам и пыткам; видимо, получив временную передышку, он в отсутствие стража дал волю своему отчаянию.

Я привстал на цыпочки, вытянул шею, и мне удалось рассмотреть лежащую на земле чуть поодаль от костра связанную по рукам и ногам молодую девушку. На ней было платье из грубой желто-коричневой ткани, какие носили местные жительницы, и я сразу предположил, что это дочь одного из наших фермеров. Черты ее лица выражали последнюю степень ужаса и страданий, каждое движение говорило о том, какую нестерпимую боль причиняют ей впившиеся в кожу веревки.

Теперь к мыслям о том, как спастись самому и помешать планам индейцев, добавилась еще забота об освобождении этой несчастной. Любыми средствами я должен выбраться отсюда, чтобы вернуться, приведя с собой людей, и оказать бедняжке своевременную помощь. Кажется, рыдания девушки уже разбудили спящих. Если я предстану перед ней, она непременно выразит свое изумление восклицанием или криком. Индейцы сразу сбегутся, и вся их ярость обрушится на мою голову.

Не знаю почему, но чувство опасности у меня притупилось. Ожидание было невыносимым, тем более что жажда с каждой минутой становилась все сильней. Вероятно, именно это и лишило меня должной осмотрительности. Вдобавок я по-прежнему слышал рокочущий звук, ориентируясь на который и пришел сюда. Какой-то ручей или небольшой водопад явно находился поблизости от входа в пещеру, а я готов был расстаться с жизнью ради глотка чистой, прозрачной воды. Таким образом, целый ряд высказанных ранее соображений, не считая менее существенных причин, а также нестерпимая жажда гнали меня вперед.

Девушка лежала, прижимаясь щекой к большому камню, глаза ее были затуманены слезами. Поскольку она смотрела в мою сторону, я двигался очень медленно, давая ей возможность постепенно осознать происходящее, чтобы от неожиданности она не выдала меня. Как я надеялся, так и получилось. Пожалуй, это был самый критический момент в моей жизни, которая буквально висела на волоске. Все зависело от того, сумеет ли слабая измученная жертва дикарей не показать виду, когда заметит мое присутствие.

По глазам пленницы я понял, что она смотрит на меня, и жестами попросил ее не проявлять никаких эмоций. Внимательно наблюдая за спящими индейцами, я не забывал поглядывать в ту сторону, откуда мог появиться бодрствующий часовой.

Подкравшись поближе, я поднял мушкет и топор. За костром действительно был выход из пещеры. На подгибающихся ногах я пошел дальше. Опасности, подстерегающие меня впереди, и те, которые я пережил совсем недавно, заставляли мое сердце биться быстрее, свежий воздух пьянил меня, а яркий блеск луны после долгого пребывания в темноте казался мне неописуемо прекрасным.

Поначалу я почти ничего не видел. Но мало-помалу глаза привыкли к свету, и я обнаружил, что нахожусь на краю крутого обрыва. Со всех сторон меня окружали скалы. Лишь слева имелся какой-то проход, туда я и повернул. Внизу проносился стремительный поток, к которому, судя по всему, и вела тропа. Вскоре я действительно увидел воду, и другие заботы на время отступили.

Открывшийся моему взору водопад низвергался с огромной высоты на плоский выступ скалы, продолжавшийся и с другой стороны потока. Тропинка шириной в два или три фута справа преграждалась отвесной стеной, а слева обрывалась в пропасть. Всего восемь или десять шагов отделяли меня от воды, и как будто бы никаких препятствий не возникало на пути к ней. Я бросился вперед.

Однако мне пришлось умерить свой пыл. На краю обрыва, опираясь спиной на скалу и свесив ноги в пропасть, сидел часовой, покинувший пещеру передо мной. Из-за шума водопада, а также и потому, что он никак не ожидал моего появления, дикарь не заметил меня.

Я растерялся. Добраться до воды, чтобы напиться и продолжить путь, можно было только по этой тропе. Но ее контролировал мой враг. Оставаться на месте или двигаться вперед одинаково не имело смысла. Индеец заметит меня. Да, он безоружен, но от его крика сюда сбегутся все остальные. Нельзя ни одолеть его, ни обойти. Если даже мне это удастся, за мной начнется погоня. Дорог я не знаю. Силы мои истощены. Меня мгновенно схватят либо пристрелят. В любом случае догонят – не дикари, так пули.

Я видел лишь одно решение проблемы – мушкет, который держал в руке. В том, что он заряжен, я не сомневался. Эти люди всегда готовы к войне. Сделать точный выстрел с такого расстояния мне по силам. Если не промахнусь, то, убив врага, открою себе путь к спасению и выполнению моей миссии.

Возможно, вы осуждаете меня за намерение лишить человека жизни, пролить его кровь. Позвольте напомнить, однако, что я не питал никаких сомнений по поводу злодейских планов, которые вынашивали эти люди, о чем говорили и оружие, и обращение с пленницей, и даже их облик. Вспомните, наконец, и о судьбе моих родителей. Если и не эти дикари, то подобные им, возможно, их соплеменники, жестоко расправились с моей семьей, обрекли меня и сестер на сиротство и унизительную зависимость от милостей других. Получить доступ к воде, спасти свою жизнь казалось делом одного мгновения. Разве ситуация не вынуждала к этому?

И все-таки я колебался. Мое отвращение к кровопролитию удерживало меня от хладнокровного убийства. И потом, мне вдруг пришло в голову, что выстрел услышат индейцы, оставшиеся в пещере. Правда, есть еще топор, и сейчас это оружие было предпочтительнее. Я мог размозжить им голову дикарю и сбросить врага в пропасть, не наделав никакого шума.

Тем не менее я решил отступить и снова спрятаться в пещере, затаившись